Зверь лютый. Книга 29. Венец

Вы, конечно, тот старческий бред — всегда мимо ушей. Вечная история: "Предки и выродки". В смысле: "Отцы и дети".

Но терпеть приходилось, кое-что и задержалось. В памяти. Не только официально-газетное, но и народно-изобретательное (Лукин):

"Люблю я очернителям назло

Президиум Верховного Совета,

не потому что от него светло,

а потому что с ним не надо света".

Или оттуда же, с оттенком исконности и посконности:

"Ликуйте! На Руси не то что встарь —

не царь, но генеральный секретарь!

На благо нам послал его Господь.

Он — плоть народа. Крайняя. Но плоть".

И вот вас вляпнуло. В тушку пионера. Стоите вы на торжественной линейке в честь дня рождения великого создателя, основателя и путь-начертателя. В общем ряду старательно открываете рот, подражая соседям:

— К борьбе за дело Коммунистической партии — будь готов!

— Всегда готов!

Какая реплика ваша — сообразили. Вместе со всеми вскидываете руку в пионерском салюте... И понимаете, что на вас оглядываются. Просто, знаете ли, глазеют.

А с левого фланга бежит красная пионервожатая, а с другой стороны — в тот же цвет зам по воспитательной... А директор вашей, в высшей мере средней, но уже любимой, школы бледнеет и вытирает лысину здоровенным клетчатым платком.

Добежавшая пионервожатая, уже со слезами злобы на глазах и в голосе, повизгивает:

— Сидоров! Ты что, сдурел? Ты какую руку поднял?!

А сбоку шипит замповос:

— Тебя, Сидоров, кто этому научил? Ты это специально?

И тут вы понимаете, что у вас всё правильно: штанишки чёрные, рубашечка беленькая, галстучек красненький. Но руку вы подняли не ту, да ещё и пальцы "козой" растопырили. По привычке. Клёво было так приветствовать чуваков в мире "старта".

Всё, коллега под псевдонимом "Сидоров" — кончилось ваше попаданство.

Виноват: попаданство осталось. Куда ж от него. А вот прогрессорство, "обустройство и процветание любимой отчизны" несколько... отодвинулось. За временные границы вашей физической жизни.

Конечно, важны подробности: "вкуда" и "вкогда" вас вляпнуло. Времена уже буколистические. К стенке не поставят и дубьём, в порыве "пролетарского гнева", не забьют. Просто папеньку вашего переведут по службе не в "Северную столицу", где через несколько лет вы могли бы вполне естественно поступить в приличный ВУЗ, и, получив необходимых знаний, связей и корочек, оказаться в позиции, позволяющей вам реализовать путём огромного труда, сверхзнаний и немалой удачи, ваши гениальные планы. В части: как бы нам бы тут бы всё подобустроить. Бы.

Нет, папашка ваш, вместе с семейством, окажется в Мухосранске. Где начнёт пить и вас поколачивать. Гордая душа ваша — чела из будущего — не снесёт такого падения и поднимет срок. За непредумышленное, я надеюсь. И будете вы, естественным образом, крутить гайки и валять деревья.

Классные занятия, кстати. Сам люблю. Но вы ж в прогрессоры собирались. Копая арыки даже шагающим экскаватором — много не напрогрессируешь. Жить так можно. Можно хорошо жить. Стать добрым, умным, образованным, уважаемым человеком. Не прогрессором.

Нет, потом-то, лет через сорок... выйти на площадь, грудью остановить бронетанковые колонны... возглавить какую-нибудь фракцию... или ассоциацию...

Фактор времени. Вы упустили время. Время страны, время себя в ней.

Потому что однажды в простеньком, но обязательном, ритуале, допустили ошибку. Которая вот здесь, на этой шестой части суши, в эти несколько десятилетий, имеет оттенок политического выступления. На которое общество рефлекторно реагирует.

Провал.

Коллега, где у вас капсула с "самоликвидатором"? В уголке галстука? — Грызите.

Проскомидия — как та торжественная линейка. Тоже ритуал. Но значительно сложнее.

Хлеб для проскомидии должен быть свежим, чистым, пшеничным, хорошо промешенным и приготовленным с закваской. Хорошо бы с изюмом. Эти печенюшки должны быть округлые двухъярусные в ознаменование двух естеств Иисуса Христа, с четырёхчастной печатью IC XC в верхних четвертинках, NI KA — в нижних.

"Два естества" — божья и человеческая природы. А не то, что вы подумали.

Надпись означает: "Иисус Христос побеждает". Чтоб никто не сомневался.

Из этого вырезают Агнца. По довольно сложной технологии. Процесс начали отрабатывать в 8 в., а закончат модификации веку к 15-му.

Резать самому вам не дадут. Если только вы не вляпнулись в богопомазанника. Но отличия от сиюместной и сиювременной модификации вы замечать обязаны. Ибо всякое такое отличие есть политическая демонстрация.

Вырезка исполняется исключительно иереем, за закрытыми дверями и тайно. Задать вопрос:

— А чего это он там делает? — утратить уважение окружающих.

Сказано же: "тайно". А не: "неизвестно". Т.е. все знают, но помалкивают.

Иерей творит входные молитвы, входит в алтарь, облачается, омывает руки и на жертвеннике при закрытых Царских вратах начинает совершать.

Блин! Проскомидию! А не то, что вы подумали.

При каждом священнодействии он произносит строго установленные тайные молитвы.

Все эти молитвы знают. Детишки-простолюдишки — через пятое на десятое. Люди благородные и образованные — на зубок. А вы?

Поп берёт просфору, копие и, рассказывая о том, что "Яко овча на заколение ведеся", вырезает из хлебушка Агнца сложной конфигурации.

Слесарь по хлебу? — Нет, я же сказал — иерей.

Вырезанный кусок продолжают кромсать и дальше.

Агнец крестообразно надрезается с нижней стороны со словами:

"Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение".

Затем священник прободает копием правую сторону Агнца, произнося:

"един от воин копием ребра Ему прободе и абие изыде кровь и вода; и видевый свидетельствова и истинно есть свидетельство его".

Как звали того воина, который "копием"? — Ну, коллеги, это надо знать. Как и то, что ему потом за это было. С кровью понятно — Святой Грааль. А вода куда? — Думайте-думайте...

Вообще-то, меня в детстве за такое неуважение к хлебу били. Крошить, вырезать что-нибудь из каравая — грех. Но церковникам можно.

После чего в сосуд наливают вино и воду.

Просфор — несколько. Другие тоже крошат. Например, из третьей вырезают 9 частиц в память о девяти чинах ангельских, а также в память: "Всевеликих Чиноначальников Михаила и Гавриила и всех Небесных Сил", пророков (поимённо), апостолов, святителей, мучеников и мучениц, преподобных отцев и матерей, бессребреников, праведных богоотец Иоакима и Анны, святых храма, дневных и равноапостольных, составителя литургии: Иоанна Златоуста или Василия Великого.

Список утверждён в Константинополе и регулярно модифицируется. Пропустить кого-нибудь — как на первомайской демонстрации выкинуть в урну портрет члена. В смысле: члена Политбюро.

Остальные просфоры тоже нарезают: в память ныне живущих патриархов, правящаго и других архиереев, священства, диаконства и монашества, за страну, где совершается литургия, православных людей, властей и воинство. Могут выниматься и другие (маленькие) частицы с поминовением имён живых. При большом количестве имён вместо вынимания выструживают копием по одной из сторон просфоры: занимают меньше места.

Из пятой просфоры вынимаются частицы в память усопших.

Затем вынимаются частицы из малых просфор (число не ограничивается), поданных заранее верующими. Вы-то подали? Как "нет"?! Вам и помолиться не за кого?! — В это время читаются поминания о здравии и спасении живых и об упокоении усопших.

Каждый этап ритуала должен сопровождаться искренним(!) движением вашей(!) души. Подделка, имитация или, не дай бог, равнодушие — ловится мгновенно. И вполне оценивается обществом. Это — провал.

Где ваш "самоликвидатор", коллега?

* * *

Такое действо и провёл Кирилл в Десятинной. Соструженные частицы в конце богослужения были ссыпаны в чашу с телом и кровью Христовой со словами "Отмый, Господи, грехи здесь поминавшихся Честною Твоею Кровию и молитвами святых твоих", произнесёнными возвышенным голосом и с глубоким чувством.

Паства бурно крестилась и дружно выкрикивала в нужных местах "Свят! Свят!", в других — "Аллилуйя!". И в конце — "Аминь!". С энтузиазмом: процедура — долгая, в православных храмах — стоят, народ — успел протрезветь третий раз за день, что, безусловно, мучительно.

Попадёте на подобное мероприятие, коллеги, не перепутайте: "Всегда готов!" — из другой оперы, а "Пи...дец!" — из другой стилистики.

Оба лидера войска — Андрей Боголюбский и Ромочка Благочестник — славятся своей православнутостью, стремились превзойти друг другу в точности и истовости исполнения обрядов.

В церкви Боголюбскому рядом с Благочестником становиться нельзя — не смотрится.

Андрей невысокого роста, скособоченный, голову держит... наклонённо-выставленно. Да и на лицо... не внушает. А вот Ромочка — настоящий государь, канонический:

"Возрастомъ въсокъ. плечима великъ. лицемь красенъ".

Красавелло.

Но — смиренен:

"любовь имaше ко всимъ и к братьи свои. истеньноую нелицемерноую".

На лицо благостен, голосом добр. Вовсе не шипение с порявкиванием, как у Андрея.

Я бы сказал, что Ромочка фотогеничен. Но фотографии здесь нет, поэтому... молебногеничен?

Это — со слов, в пересказе. Мне в церковь — как в женскую баню. Хуже: ещё и не хочется. Епитимья у меня. И слава богу.

Поэтому мы успели кучу разных полезных дел понаделать, собрать делегацию и, с наступлением сумерек, когда приглашённые уже в третий раз собирались в княжью трапезную, влиться в общий поток.

Если за столом две сотни "героев", то во дворе сотен пять обслуги. Не считая отрядов, которые просто в детинце на постой поставлены. Вокруг Десятинной мощённая площадка, включающая все четыре дворца. На мостовую конями нельзя. Коновязей нет. Те что есть — чуть ли не за стеной детинца. С утра было тепло, снег и землю внутри града Владимирова перемесили в кашу. С навозом. Слезай с коня черте где, топай по чавкающей грязи, ковыряя кашу острогами.

Это счастье, что у меня упряжь лёгкая, седло "черкесское", кроме конных копейщиков — никто шпор не носят.

Парни мои намывались-начищались. Парадки нет, а брать трофейное... Коли все в таком будут, то нам краденое зачем?

"Настоящего воина видать по порядку в оружии и чистоте в одежде, а не по рубахе шёлковой да поясу золочённому".

Были чистенькие, стали... чуть чище, чем все.

Шутки шучу, сказки сказываю, пытаюсь поддержать у моих спутников оптимистическое настроение, сделать им праздник. Я-то представлял им приглашение сюда как честь, а если они себя будут чувствовать неумытыми замарашками, то какая ж это награда?

Что порадовало: у распорядителей хоть какой-то намёк на организацию.

— Всеволжские? Сща гляну. Ага. Вас пятеро. Остальные — гуляют.

Нехорошо. Сухан с Пантелейкой гуляют в сторону конвоя с конями. Мне без них... Забарился, Ванюша, привык, что вокруг тебя прислуга скачет. А ныне сам вокруг своих награждаемых поскачи.

Тот же зал, п-образный стол. Перекладинка поднята. Успели помост сбить, на него стол и лавки поставили. И трон затащили. Андрей — "по полному профилю": в мономаховке, бармах. Крест и меч под руками на столе лежат, посох над троном торчит.

Технология почествования такая: бирюч сбоку вопит имя с титулом. Очередной вятший выбирается из-за стола, а выбраться, скажу я вам, сидя в длиннополом и зимнем на лавке в общем ряду, не просто. Бежит на пустое место посреди "покоя". Становится в паре шагов от помоста. Я так понимаю, что Боголюбский видит поверх стола только глаза на задранном к нему лице.

Всё это время "со-едалище", в смысле: присутствующие на пиру, шумно высказываются по поводу "опубликованного" персонажа. Стучат ногами в пол, руками и кубками по столу и сообщают:

— Вася — хороший!

Более всего, конечно, усердствует команда поименованного. Некоторые, из числа непричастных и особо пьяненьких, пытаются шутить и язвить. Более разумные соседи притормаживают:

— Нашим же тоже туда бежать. Нафига нарываться?

Пока "чествуемый" бежит, перед Андреем на стол кладут подарок. Награждаемый добежал — важный боярин сбоку орёт мотивационную часть: за что награждается и чем. Андрей выдаёт в запрокинутое лицо пару фраз, типа:

— Вася, друг, уважаю. Прими, не побрезгуй.

Дотрагивается до подарка, типа приподнял.

Пара слуг снимают хрень со стола и передают паре слуг внизу. Те, с поклоном, вручают одариваемому. Тот кланяется, благодарит.

Так — двести раз. Какие-то приёмы оптимизации, типа:

— Награждается Вася. Пете приготовится, — не предусмотрены.

Хуже. Государь почитает долгом своим явить особое внимание, дружественность. Типа:

— А как твоя пегая кобылка? Всё хромает?

После чего следует полный отчёт о здоровье данного транспортного средства, о самочувствии всех его родственников, о семействе и поголовье осчастляемого.

Другой боярин возле Государя вздымает кубок и вопит в зал:

— Ну, выпьем за Васю!

Государь приподнимает свой кубок, типа хлебанул здравницу, Васе тоже подносят посудину, он суетится, не соображая куда девать вещицы: и подарок, и кубок надо держать двумя руками. Слуги забирают подарок, дожидаются, когда Вася запрокинет посудинку да ещё и покачает вверх дном, показывая, что государева милость воспринята в полном объёме, забирают посуду, возвращают подарок и отправляют. В сторону места постоянной посадки. В кубок наливают следующую порцию.

Чисто к слову: две сотни мужиков из одного стакана. Причём, из-за сырой погоды, походных условий, боевых ран и беспорядочной сексуальной жизни, разного рода прыщики, язвочки, потёртости и ранки... имеют место быть.

* * *

" — Ты почему пьёшь через ручку?

— Заразу боюсь подцепить. А ты?

— Чтоб других не заразить".

Ручек у здешних кубков нет, прикладывайся куда хочешь.

* * *

Периодически поток награждаемых останавливается: кто-то из сотрапезников дошёл до такого состояния, что больше терпеть не может. В смысле: хочет восславить государя. А не так, как вы подумали.

Восславляют. Чем дальше — тем вычурнее, истовее, задушевнее. Некоторые от полноты чувств и резких движений, валятся за лавки или под столы. Прислуга их вынимает и выводит остыть, в смысле: проблеваться от верноподданнического угара на мартовском снежку.

Начали часов в девять утра, нынче семь вечера. Понятно, что вовсе не всё время за столом провели с кубками налитыми. Но кто хотел — тот успел. Теперь и кто не хотел — успевает. Делать-то нечего. Сиди и кивай с умным видом:

— Да-а, Вася храбрый воин. Заслужено, заслужено. Да-а, Петя мудрый воевода. Достоин, достоин.

"Проклятие размерности" — слишком большое войско. По хорошему, сюда, на награждение, надо пригласить всех хоругвенных предводителей. "В нынешних ценах" — тысяча человек. Нереально.

Или разбить "личный состав" на части и повторить процедура раз десять. Нереально: на десять дней вывести из строя верхушку войска и государства.

Или "делегировать полномочия" — в каждую группу назначить своего представителя. Не пройдёт: "вассал моего вассала — не мой вассал". Человек служит тому, кому он лично принёс присягу и кто, лично, эту присягу принял. "Брак по доверенности" — бывает. "Служба по доверенности" — нет.