Зверь лютый. Книга 29. Венец

— Может, меч из наших? Или доспех?

— У нас в этом всяк гридень кажный день ходит. А государю — Государю! — по случаю венчания! Впервые!...

— Да уж... Надо что-то... единственное. Непростое. Наше, Всеволжское. Впервые на Руси. Как венчание Государя... Николай, у нас, когда в поход шли, две трубы подзорных было?

— Две. Было.

И тут все посмотрели на Салмана. Который немедленно густо покраснел и, уставившись в стол, начал бурчать:

— ну вот... ну опять... я ж не знал... сахиби, я ж сказал... я ж не нарочно...

Салман — прекрасный воин. Наездник — дай бог каждому. В седле сидит — как влитой, фиг вышибешь. Но то, что он делает своей задницей усаживаясь с маху на лавку... Крошево. И защитный футляр не помог. Ватник, в который труба — в футляре! — замотана была — цел. Даже не порвался. А вот внутри...

Шутки по теме, что такой каменной задницей хорошо орехи колоть, гвозди забивать, крепостные ворота выносить... достали Салмана за время похода чрезвычайно.

Так-то он любого обидчика зарубить может. Но среди своих свару устраивать... Он терпел, отбрехаться от толпы юнцов — надо иметь очень длинный язык. Да и то намозолишь. А мне было интересно. Посмотреть проявление "народного остроумия" в части насмешек над командиром, над человеком, которого по опыту, уму, храбрости... редко кого рядом поставить можно. И, конечно, его реакция.

Салман оказался умным: к явным репрессиям против насмешников не перешёл. А вот среди остряков стали видны некоторые персонажи. Одних надо выше двигать — им уже под Салманом тесно. Других, наоборот, "задвигать": злобны да неумны.

Был у меня в Пердуновке сходный эпизод. Когда "птицы" над Ивашкой насмехались, и дело до резни дошло. Здесь и ситуация, и персонажи другие. Но сходство есть. Салман вышел из "истории" правильно, не "потеряв лица", не потеряв бойцов.

— Наша труба глядельная... пыль в мусорку выкинули.

— Вторая осталась.

— Так последняя же!

— "Для милого дружка — и серёжку из ушка". А уж когда в "дружках" Государь Всея Руси... Что скажите, господа ближники? Чехол сыскать побогаче. Парча, там, шитьё золотое... Златошвейки в полоне есть? — Вышить Андрееву рюмку.

— Эта которая пьяная на блуд собравши?

— А другой у князь Андрея покуда нет. Вот ныне стал он Государем, может, теперь какое иное тавро придумает.

— А, ну да... Тебе-то твое — листок рябиновый, а Всеволжское — "чёрт на тарелке". Ты б подсказал. А то как-то... соромно.

* * *

На "Святой Руси" нет общегосударственного герба. Вообще нет общего. У каждого рюриковича свой личный вариант Рюрикова трезубца. У Боголюбского — "рюмка" (двузубец) с торчащим в левую сторону на ножке приподнятым отростком. Ни одна линия не прямая. Как бык пос... Мда... волнистые.

Стоит наложить на этот силуэт очертания человечка и сразу возникает желание спросить:

— Куда ж тебе такому... накушанному — ещё и по бабам?

Учитывая, что свойства, приписываемые символу, переносятся на владельца герба... придётся Андрюше озаботиться.

* * *

Потом понеслась текучка. Из горящего: обустройство полона, скота и продовольствие. Святыни, злато-серебро — полежат-поваляются. Они пить-есть не просят. А вот люди и скот...

Нам очень помогли две вещи.

База в Митрополичьей даче. С обширными жилыми и складским помещениями. И упреждающее осознание грядущего скорого "закрытия города" из-за распутицы.

Про неизбежность весны — все в курсе. Что такое половодье — все видели и по многу раз. Но перевести очевидное в конкретное...

Факешит же! Это Россия! Здесь каждый сезон наступает "вдруг". Госгидромет может предсказывать на месяц вперёд с точностью до градуса. А нам — пофиг. У нас — всегда "неожиданно пришла весна". Или, там, осень. А уж зима... как гром среди ясного неба.

Пока соратники из других ратей отходили после взятия города, после мгновенно за ним последовавшего венчания, после неизбежного, по такому случаю, "сурово весёлого" празднования, мы успели несколько... пошарпать. Обращая особое внимание не на цацки да рухлядь, а на сено, зерно, скот. Прибрали, например, с пару сотен коровьих и овечьих туш, валявшихся на улицах и во дворах. Они хоть и сутки на воздухе пролежали, но на снегу. Скотина не палая, а битая. Разными несчастными случаями. Типа пожара или придурка с саблей.

Снова, как когда-то на Всеволжской скотобойне, запустили цепочку разделки. Пошла предварительная переработка, как в Пердуновке было. Мясорубок нет, но поставь полсотни баб с ножиками — они тебе столько фарша накрошат! Дальше, естественно, термообработка и засолка. Мясную порцию ребятам увеличили: на марше было не густо.

Речь шла, буквально, об одной-двух неделях. Но согнанный скот мы эту пару недель смогли прокормить. И резали его позже, когда иные из соратников уже последнее подскребали.

Сразу, изначально, был сломан стереотип о предпочтительности состава полона.

Мне не нужны горожане, мне не нужны ремесленники.

Какой-нибудь Чингисхан или Тамерлан, взяв город, приказывал отделить искусных мастеров и гнать их куда-то к нему домой типа Каракорума. А остальных перебить.

Им, этим потрясателям вселенной, чужие мастера были нужны. Поскольку свои... неумелые. Мне — нет.

Вот есть дедушка того дяденьки, который, при взятии Киева Батыем, побежит прятать кувшин с двумя тысячами бусин, да запнётся об порог. Где бусины уже археологи найдут. Хорошо умеет их сверлить, шлифовать, гранить. Но мой токарный с суппортом, вертикальный сверлильный, шлифовальный... У него есть сумма трудовых навыков. Приёмов, полученных по наследству, обеспечиваемых конкретным набором оснастки. А этой оснастки у меня нет! По многим работам — и не было никогда. Реализовать своё мастерство он не может. А выучиться новому комплекту навыков — не может и не хочет. Учиться? Взрослому? С сединой в бороде? — Ну очень не по-русски! Аж воротит и передёргивает.

Так почти по всем ремёслам. Есть исключения. Вот звонарь. У меня есть колокола, но у парня перезвон иной. Берём. Пусть моих научит. У него оснастка не меняется: верёвка, язык, колокол. Музыка, она того... вечна.

Ещё: бабы.

Мои современники, взволнованные сексуальными девиациями, практиками и проблемками, сразу начинают вздыхать о прекрасных и покорных невольницах. С трепещущими ресницами и нежно дрожащим обнажёнными пупочками.

Фигня. Не русское это дело. С этим туда, к Абассидам и Омеядам. Где тепло и "урюк с айвой растут у рта твоего".

Во-во, к урюкам.

* * *

Арабы тысячу лет вывозили рабов из Восточной Африки. Занзибар и всё такое. Соотношение по составу 4:1. "4" — это женщины. Единственный массовый завоз мужчин — для ирригирования низовьев в Месопотамии, закончился восстанием зинджей и длительной кровопролитной войной.

На атлантическом направлении соотношение обратное. Там были нужны не "девочки для развлечений", а "мальчики для прополки".

На Руси ближе к американскому варианту. Более ценятся не источники "прибавления семейства", а источники "прибавочного продукта". Первая забота — кушать. А уж размножаться... потом, в свободное от основой работы время. Поэтому цены выше на работников. Мужское превосходство, в смысле продажной цены, держалось всегда, даже и в середине 19 века.

Гарем? — Фиг с ним. Кто пахать будет?

Здесь за убийство чужой робы вира выше, чем за холопа (6 гривен против 5), но цена на робу ниже: "кощей по ногате, роба по резане", в 2.5 раза.

В Древнем Риме времён Империи обычный раб в мирное время стоил от 500 до 1500 денариев. Простая рабыня — от 150.

Другая картина в части "предметов роскоши": знающая латынь, грамотная, флейтистка — до 4 тыс. Красивая и ласковая для постельных утех — 6 тыс. и более. Смазливые мальчики — ещё дороже.

* * *

Понятно, что здешние победители, рабо-хвататели и холопо-владетели, про эти цены даже не думают — ценник в спинном мозге сидит. Исконно-посконно. А я — подумал. И пришёл к странному, "арабскому" выводу: а на чё нам мужики полонённые? Мы ж и сами с... "даром божьим".

Мне не нужны насильно пригнанные, порабощённые мужчины. Лучше — своей волей пришедшие. Таких меньше надо сторожить, они быстрее учатся, меньше гадят. Проще: быстрее адаптируются и лучше работают. Нынче у меня приток идёт достаточный — спасибо "сказочникам". Хотя есть и полоняне из племён.

Принужденцы против добровольцев — второй сорт.

Понятно, что ситуация в будущем может измениться. Когда возникнут потребности типа больших строек, выработки рудников или галерного флота. Пока — не мои заботы.

Сейчас во Всеволжске нужны бабы. Молодые, здоровые. От 15 до 25. Демография у меня... Я её выравниваю, а она опять... перекашивается. Баб всех — осеменить. Сразу. Так, чтобы, когда месяца через три-четыре они до Всеволжска доберутся — не порожние были, не даром кормленные.

Некоторые из моих современниц немедленно возопят и провозгласят:

— Моё тело — моё дело!

Сочувствую. Здесь таких глупостей даже не думают. Потому что самый доброжелательный ответ на возопение и провозглашение очевиден:

— Твоё? — Вот ты его и защищай. Сама.

Человека защищает закон. Но закон не защищает преступившего его. Закон устанавливают, в здешних эпохах и местностях, государи. На моей земле — я.

Бог сказал "Плодитесь и размножайтесь".

Соломон уточнил: "Честь государя — в многолюдстве его народа".

Я этим мудростям следую. В жизни и в законе. А ты?

Ты — против Бога? Против чести государевой? — Мой закон тебя защищать не будет. На выход с вещами.

В нынешних условиях, когда в городе стоит двенадцатитысячное оккупационное войско, когда по городу шастают группы ещё не отошедших от штурма, но уже "принявших на радостях" от венчания государя, вооружённых бойцов... Вывели "тело с делом" за рогатки, что вокруг моего района поставлены, да пинка дали. Полчаса не прошло — у "тела" уже нет "своего дела". Есть чужое. Лежит куда положили. А там... Хладное тело называется "покойник". Или — "покойница".

При таких раскладах не надо никого насиловать. Более красивые, выносливые, умные, предусмотрительные, здоровые... сами напросятся, подляжут и налезут, побегут, рядами и колоннами во Всеволжск, сами, по своей воле, собой, своими лонами и чревами, своими аллелями и "культурными традициями", повысят средний интеллектуальный и физиологический уровень моего народа. Качество зверятичей.

"Секс в обмен на еду" — основа эволюции хомнутых сапиенсом. Еда и безопасность — у меня. Эволюционируем. По примеру всего человечества.

Второе, что мне в полоне интересно — дети. Мальчики и девочки. Лет эдак с десяти. Ну, с восьми. Меньше нельзя — не дойдут. При всей, реально возможной со стороны конвоя, заботе. Тут снова: плач, слёзы. Трагедии душераздирающие.

Впрочем, мы не рвали, не хватали, не тащили. Мы — пускали. К себе в рабёныши. Вскоре пошёл поток добровольцев. Бездомных детей, которые прибивались к нам сами. Приведённых родителями, чтобы спасти от голодной смерти.

Самое страшное наказание для них: отчисление "на волю".

Плохо было в городе. Голодно и опасно. Я же мог кормить людей. Поскольку раньше других командиров озаботился и провиантом, и периметром, и дисциплиной — эксцессы у меня были редки.

Конец сто четырнадцатой части

Часть 115. "Что нынче невесёлый, товарищ поп?..."

Глава 576

К полудню как-то раскидались с делами. Собрались. Простенько, но чистенько. Николай опять утомил: все пытался на меня шубы дорогие напялить. Штук шесть притащил. Пока я не рявкнул и не напомнил, что Святослав-Барс от прочих воинов отличался только чистотой одежды.

Мой глав.купец оказался прав: толпы вятших потекли к Западному дворцу ещё затемно. Андрей такого массового шевеления, пыхтения и задушевного матерения под своими окнами не выдержал.

Поспать не удалось — займёмся делами. Поздравляльщики повалили валом.

Чуть позже, уже по солнышку, пошли и князья с епископами.

Забавно: обычно в таких мероприятиях первыми — первейшие.

Ну, там, свадьба. Топ-топ, брачующиеся "на лихом коне" и "Свадебный марш" Мендельсона. Или наоборот: герой всего — впереди на катафалке. И снова марш Мендельсона, но — "Похоронный".

Тут получилось наоборот: чем выше себя почитает вельможа, тем позднее он являлся. Я этого не знал, но получилось выразительно. Вот колокола на церквах вызванивают, а вот я со свитой в Софийские въезжаю.

Народу полно. Но ни вчерашнего мордобоя, ни давки утренней — на крыльце уже нет.

Факеншит! Государственность крепчает прямо на глазах! Бардак меняет формы и перетекает в тёплые, закрытые помещения.

Ну, Ванюша, пойдём с Государем Всея Святыя Руси поручкаемся.

Последнего, как я помню, в Екатеринбурге в подвале... А вот самый первый... Да ещё альтернативный...

Не как вы подумали, а в истории.

— С шапкой тебя, государь, с Мономаховой. Говорить краснО я не мастак, поэтому по-простому: я рад. Очень. За тебя, за себя, за Русь Святую. И сочувствую душевно. Тяжёлый крест ты на себя взвалил. Тяжкий. Но печалиться не будем, а помочь, чем могу — попытаюсь.

Святорусская мичпуха, как в прямом смысле — рюриковичи, так и в переносном — вятшие вообще, напряглась. Так не делают. Есть стандартный, повторённый сегодня многократно, аж до тошноты, канон:

— Мы так рады! Мы за тебя и затебее! Помоги, солнце ясное, с нуждишками нашими.

Восхваление, обещание повиновения, просьбы о милости.

Конечно, звучала масса вариаций. Но суть в рамках канона. Оно же — вежество, оно же — пристойность, оно же — разумные благородные речи. Не моё.

Соболезнования по поводу коронования? Обещание помощи по возможности? — Крайняя степень наглости. Дурень плешивый. С глузду съехал от лицезрения. Хам, невежа и этот... "медный лоб" с чем-нибудь оловянным.

Меж тем я продолжал, велеречиво и издалёка:

— Русь Святая просторами своими славится. От края до края скакать — не доскочишься. А Государю надобно всё видеть, за всем доглядывать. Хозяйский глаз — алмаз. Государь — Руси хозяин. Ему должнО далеко глядеть, за окоём небесный заглядывать. Отчего позволь преподнести тебе небольшенькое в этом тяжком деле, во за всей Руси доглядании, воспомоществование. Николай, подай торбу.

Мда... Как пожилая дама контролёру билет трамвайный предъявляет.

Взял торбу — вынул чехол. Золотом шитый, с "пьяной рюмкой".

Снял чехол — вынул футляр кожаный. Потёрт малость, но другого нет.

Открыл футляр — вынул трубу.

Взял трубу — снял крышечки.

— Вот, государь, трубка смотрительная. Сюда смотреть — дальнее ближним видится.

Андрей с недоумением разглядывал поданный ему аппарат.

Факеншит! Сейчас опять звереть начнёт. От непонимания, от публичного выставления дураком-неумехой. Пришлось придти на помощь. Подойти вплотную, от чего кыпчаки охраны по бокам трона сразу схватились за сабли.

— Вот это — к глазу приложи. Спокойно. Вот так. Не закрывай глаз. Не дави. Направь куда смотреть хочешь. Вон, на боярина. Рукой придержи. Не дёргай. Тут покрути — больше-меньше. Смотри, чтобы не расплывалось. Не маши сильно — дурно станет. Спокойно. По чуть-чуть.