Зверь лютый. Книга 30. Канава

Благородный рыцарь, исполнивший полный возвышенных чувств романс под балконом своей избранницы, сублимировав, в форме прекрасных стихов и музыки, своё сексуальное влечение, отправляется "разгружать чресла молодеческие" к героине, делится, в ходе стандартных возвратно-поступательных движений, своим восторгом от нежности, хрупкости и изящности своей "прекрасной дамы". И доброжелательно советует по завершению:

— Ну, ты, давай. Расти брюхо-то. Я уже насчёт венчания договорился. Приплод нужен. Ты ж удойная, вроде. Давай, вынашивай. Тебе ж ещё раздаиваться. Не будет же моя прекрасная донна сиськи ростить. Она мне красивая нужна.

Интересен и взгляд попаданки из другой персоны, из трепещущей перед брачным ложем новобрачной, которую встречает рабыня мужа, его недавняя, чуть ли не вчера любовница, опытный "лоцман" по здешней супружеской кровати, носящая под сердцем ребёнка единственного, полного благородства и любви, её законного избранника. Причём мерзавку даже побить нельзя — а вдруг скинет? Самой кормить?! Уж-жас!

Любовный треугольник, образованный естественными движениями юных душ и тел, перекошенный концентрированной рыцарственностью, благородством, христианством, сословностью, в декорациях солнечного Прованса, под звучание изысканных стихов трубадуров, со вкусом молодого вина... мог бы быть выписан весьма ярко. Полудетская резкость юной перпиньянки, сдержанное, чуть холодноватое внешне, движение чувств чуть более старшей рабыни-славянки, мимоходом ласкающего своего законного господина на глазах его законной супруги и уводящей его с собой — "ну не полезешь же ты на этот... кустарник обгорелый", душа благородного дона рвущаяся между прекрасным обликом абстрактной "Дамы", общепринятыми обязанностями супруга и шквалом мужских гормонов...

Очередной крестовый поход под лозунгом: "А пошли они все!" или, там, "В защиту Царицы Небесной!" — становится единственно возможным выходом.

Но, конечно, куда интереснее чувства ребёнка. Которого отнимают от матери, отдают каким-то чужим людям, в нищету. Его законное, по отцу, место в красивой колыбельке и батистовых пелёнках, занимает кто-то другой. За что?! — Не "за что", а "почему". Ты отработал свою функцию: запустил лактационный процесс своей матушки. Раздоил её. Всё, более ты в этом мире не нужен. Теперь в хлев. Э-э-э... в приют.

* * *

Нынешняя проблема киевских работорговцев: "не проглотить". Глаза разбегаются. Слишком много товара. Качественного, на любой вкус. Но — скоропортящегося. В городе пятьдесят тысяч жителей. Почти любого вам продадут. За совершенно смешные деньги.

Выйди на улицу, подойди к воину православному, скажи:

— Хочу.

— Мальчика? Девочку? Беленькую? Черненькую? Худышку? Толстушку? С опытом или чтоб ещё кровь не сронила?

— Вон ту.

— На.

Выбор у витязя-рабовладельца простейший: или куна в кишени, где она пить-есть не просит. Или девка, которая в скором времени станет падалью. Ещё и возиться с закапыванием придётся.

Деньги у купцов есть. Но ни передержать до тепла, ни вывезти всех — невозможно. Через пару недель пойдёт караван. В него не всунуть больше тысячи голов. Жаба подсовывает фантастические цифры: суммы, которые можно взять на невольничьих рынках. Реализм бьёт по рукам: не хватай, не жадничай, всё потеряешь.

Пытаясь как-то упорядочить рынок, главы местных купеческих общин решили провести аукцион. По небольшим топовым группам товара. Дать возможность матёрым "акулам" не ковыряться в мусоре, типа тысяч роб "по резане", а в паре сотен, но по ногате. Имея виду таких, которых можно будет где-нибудь в Русильоне или Царьграде, Венеции или Флоренции, Антиохии или Александрии продать за эквивалент пары сотен французских ливров.

Для привлечения покупателей несколько десятков особей отобрали в состав "казового конца". Который сегодня будут продавать. О чём Николай мне и сообщил.

* * *

Надо отметить, что культура организации процесса продажи двуного скота весьма древняя, разнообразная и изощрённая. Можно вспомнить невольничьи рынки светоча демократии — древнегреческих Афин.

Рабов выставляли голыми. С белёными известью ногами. Рядом с сильным молодым рабом, для контраста, выставляли немощного старика. Известно множество других маркетинговых приёмов.

На "Святой Руси" большинство достижений изощрённых мыслителей от работорговли распространения не получили. Климат, знаете ли.

Здесь мероприятие проводили люди высокоцивилизованные, наследники и носители древних великих культур, преимущественно греки. Хотя присутствовали и армяне, персы, арабы. Евреев в этом бизнесе нет уже, а турок и итальянцев нет ещё.

* * *

Довольно большое двухсветное помещение. Хорошо натоплено. Купцы потеют в шубах, обмахиваются шапками. На галерею второго этажа выводят очередной экземпляр. Голова закрыта капюшоном, на теле неопределённая накидка из белой ткани, скрывающая руки и ноги по щиколотки, босиком. Служитель-евнух, придерживая за пальчики руки проводит по галерее и неторопливо сводит по лестнице вниз.

Лестница — распространённый атрибут качественного рынка рабов. Отмечалась при продаже рабынь в Османской империи и в 19 в. Позволяет выявить дефекты голеностопа, нарушения координации движения.

Затем экземпляр выводят на хорошо, несколькими многосвечниками, освещённый помост в центре зала. Появляется распорядитель, который начинает расхваливать товар. Это могут быть обычные, считающиеся положительными, характеристики: добронравна, покорна, игрива... Иногда добавляют что-то из талантов: хорошо поёт, знает оригинальные рецепты приготовления рыбы, владеет греческим... Почти всегда объявляют аристократкой. Боярышня. Каждая. Не крестьянка — этих в дома не берут. Но не княжна — за такое можно больно нарваться. Могут придумать романтическую историю типа: дитя любви славного мадьярского дьюлы (воеводы), не успевшего обвенчаться с матерью этого прелестного ребёнка и павшего героической смертью в бою.

Пока идёт коммерческий трёп, евнух приступает к раздеванию девушки. Собственно, два этапа. Снимает капюшон, поворачивает голову, взяв женщину за подбородок, вверх-вниз, влево-вправо. Пропускает через руку и перебрасывает на грудь косу. Толщина и длина — важные атрибуты. По команде маклера отворачивает уши и демонстрирует чистую кожу. Оттягивает губы и показывает зрителям её зубы. Иногда заставляет поднять лицо, дабы были видны ноздри — наличие волос в носу снижает цену.

Ни маклер, ни зрители к выставленному на продажу образцу не прикасаются. Это явное отличие от торга, который ведут, например, кыпчаки. Там, на определённой стадии установления цены, покупатель всегда ощупывает товар. У кыпчаков, как и во многих подобных "военных" продажах, владелец товара сам его продаёт. Если покупатель товар испортил — сам решает вопрос компенсации. Здесь аукционер не является владельцем лота.

Затем служитель снимает сам бурнус. Есть стандарты поведения, нарушение их снижает цену. Девушка должна закрыться определённым образом, потупить взор, покраснеть. Евнух, осторожно взяв за кисти, отводит её ладони на ширину плеч. Сопротивление должно быть, но не сильное. Маклер отмечает достоинства образца, типа чистоты кожи, густоты и цвета волос в разных местах, величину сосков. И старается не обращать внимания на недостатки. Вроде кривых ног, выпирающих рёбер, родинок и шрамов.

Отношение к родинкам в разных культурах различно: от "как миленько" до "метка сатаны". Шрамы, понятно, не результат ратных схваток, а естественного здесь потока несчастных случаев. Трудно найти даже ребёнка без следов порезов или ожогов на теле.

Затем невольница, следуя почти незаметным движениям рук евнуха совершает несколько движений: приседает, поворачивается, наклоняется. Подробности каждого движения влияют на цену образца. Например, приседать нужно с сомкнутыми коленями, на носочках, а не на пятках, держа спину прямой, а глаза опущенными.

Дальше начинается сам торг. Маклер выкрикивает стартовую цену и принимается работать с залом, подталкивая покупателей повышать ставки. Снова перечисляет, всё более эмоционально, реальные и выдуманные достоинства конкретного торгуемого экземпляра.

"Купи! И всё будет хорошо!".

Повторю: если в обычной ситуации покупатель ограничен собственными финансовыми ресурсами, то здесь — ёмкостью кораблика и запасом продовольствия. Грубо говоря: из тысячи безусловно прелестных киевлянок нужно выбрать десять. Которых удастся довезти до Кафы и продать там наиболее выгодно.

Торговцы сидят на лавках с трёх сторон от помоста, на котором крутят в разные стороны девушку. Около сотни заморских купцов. Хотя, на самом деле, купцов втрое меньше. Остальные — приказчики, помощники, эксперты, слуги. Они активно взаимодействуют с маклером, обмениваются репликами. Разговор идёт преимущественно на смеси греческого и русского. Эдакий торговый суржик. От Сурожа — торгового города в Крыму.

Приехали на двор. Пускать сперва не хотели: у купцов своя охрана. Но Николая здесь знают — вошли. Охрима с конвоем и санями пришлось оставить на улице.

Забились тихонько в зал, пристроились с краюшку возле выхода. Темновато, народ глянул мельком и снова всё внимание в центр. Там как раз евнух по команде маклера наклонил очередную "продажную женщину". Маклер, не видя бурного энтузиазма зрителей, почему-то принялся рассказывать о том, какая данная дама прекрасный парикмахер. Как она умело заплетает косы. Даже в самых неожиданных местах. И, тыкая пальчиком в направлении выглядывающих между ляжек дамы кудрей, принялся обещать "неземное блаженство" от использования навыка кауферизма.

Ну что сказать? — Цены здесь выше. Дама ушла не по резане, а за четыре ногаты. Вдесятеро. Треть овцы. А конечный пользователь приобретёт... раз в двести-пятьсот дороже. Очень прибыльный бизнес.

Следующая девица развлекла публику: когда с неё сняли балахон и евнух попытался развести ей ладошки в стороны, девка укусила служителя, спрыгнула с помоста и, совершенно одурев, визжа и царапаясь, кинулась бежать. Ловили её всем залом. Думаю, что столько мужских ручонок на своём теле она никогда прежде не ощущала. Теперь это станет привычным: один из купцов купил девку в дорогу для своих гребцов за резану.

Николай тихонько рассказывал мне на ухо о здешних порядках, о некоторых из купцов, о подобных торжищах в разным местах мира, где ему довелось побывать.

Наконец, с очередного экземпляра сдёрнули капюшон и я, с немалым удивлением, узнал Груню. Агриппину Ростиславовну.

Не прошло и суток с тех пор как я увидел её во дворе детинца среди нескольких монахинь. Разглядывая с полусотни метров юную девушку в рясе — немного разглядишь. Но была и порывистость движений, радостное хихиканье, живость в повороте головы, в жесте. Всё это, конечно, в рамках пристойного и допустимого для "невесты христовой".

Здесь — абсолютная покорность, послушание, пассивность. "Мы туда идём — куда нас ведут". Несколько припухлые, насколько я могу судить со своего места, глаза и, когда её полностью обнажили, редкая дрожь по плечам и спине.

При том — никаких повреждений. Лёгкое покраснение на шее и на запястьях. Видимо, узы накладывали. И всё. Никаких следов внешнего воздействия на тело. А внутри — другой человек.

Я такое видел. У себя в Пердуновке. Когда жена Кудряшка была сперва радостной весёлой девчушкой. А через несколько дней стала... ничем. Дыркой на ножках общего пользования. Но там прошёл довольно длительный процесс. С выкидышем, поркой, предательством любимого мужа, групповым и многократным насилием. Побоями. Тоже — групповыми и многократными. Спина — в клеточку, ножки-ручки — в синяках пятнышками.

Интересно. И чем же её так... эффективно?

Маклер откатал свой текст. Естественно, что она княжна — не прозвучало. Просто: девица из хорошей семьи, благонамеренна, благовоспитанна, смирна, сообразительна. Один из скучающих купцов вдруг выразил сомнения в её невинности. Притащили высокий табурет, водрузили девушку, наклонили, развели, раздвинули. Поинтересовались всем коллективом. Темновато? Не видать? Софит типа шандал с шестью свечами.

— Уважаемый мастер Мухамед из Каира удостоверился? Брать будем?

— Э-э-э... Ногата.

— Всего-то?! Вот за этот нераспустившийся цветок? За источник невыразимых наслаждений? Всего ногату?!

Купец лениво аргументирует отказ. Её уже пятнадцать? Старовата. Научить чему-то... тяжело. Плоская. Ни сзади, ни спереди ничего... выдающегося. В такие-то годы. Пожалуй, и не вырастет. Ни в наложницы, ни в кормилицы, ни для услады взора... Каких-то особых талантов нет. Арабский? — Мимо. Стихосложение, игра на музыкальных инструментах, песни, танцы? — Нет, и уже поздно. Просто в служанки? Ковры выбивать, двор мести? Когда тут такой выбор, когда каждое место в лодке должно принести его владельцу состояние...

Маклер возражает, и разозлившийся купец ужесточает наезд:

— Да ты посмотри. Её бьёт дрожь. Она больная, порченная. Если ею овладели демоны, она может кинуться на людей в лодке, на хозяина, покусать или утопиться. Ты предлагаешь плохой товар.

Соседи приглядываются к продаваемой. Тут у неё, как на грех, начинается судорога на правой щеке.

— Во! Порченая! Бесноватая!

Христиане — крестятся, мусульмане — смахивают.

Сейчас девушку отправят в общий загон. Это несколько ломает сценарий.

Я толкнул Николая. Тот вспомнил зачем мы здесь и провозгласил:

— Беру. Две ногаты.

— Э-э-э... Уважаемый Николай. Мы знаем тебя как осторожного и мудрого купца. Зачем тебе... такое?

— Х-ха. У меня есть покупатель. Который любит изгонять джинов. Сейчас стало много бесноватых. Но найти человека с крупным, сильным, откормленным демоном... непросто. Беру.

Евнух подвёл девушку к нам. Она почти падала, закатывающиеся глаза, подгибающиеся коленки. Николай отдал две монетки. Недоумевающие шепотки резко стихли: я встал и, скинув плащ, завернул в него девушку. Она пошатнулась, мне пришлось подхватить её на руки. Не знаю как насчёт Омега-3 в ягодицах, но носить женщину на руках без этого витамина — легче.

До присутствующих только сейчас дошло — кто сидел с ними в зале. Прежде они не видели скрытых под плащом моего серого кафтана и торчащих из-за спины рукоятей "огрызков". Слова Николая о покупателе, развлекающегося экзорцизмом и повелевающего джинами, приобрели персонализацию в лице "Зверя Лютого".

Вышиб дверь ногой, вышел во двор. Девка зажмурилась, дёрнулась.

Помню я это ощущение. Одно из первых моих здешних. На Волчанке попробовал. Как это, когда из тёмного вонючего подземелья тебя выносят на солнечный заснеженной двор. Можно ослепнуть, умереть от силы впечатлений. От света и воздуха.

Закрыл ей лицо капюшоном.

Следом из дома появляется один из здешних "авторитетов".

— Достопочтеннейший... э-э-э... Воевода Всеволжский. Мы удручены. Тем, что не смогли явить достаточного почтения к твоей особе. Ибо не знали о твоём присутствии. Ежели ты соблаговолишь задержаться, то мы накроем столы и сможем развлечь твою особу редкими угощениями. А также песнями и танцами искусных и красивых рабынь. Или юных рабов, по твоему желанию. Мы покажем тебе лучшие из имеющихся у нас образцов, и ты сможешь выбрать наиприятнейшее для услады души и тела.