И кровь переставала заливать пористую ткань лёгких, вопреки всем законам физиологии вливаясь обратно в разорванные сосуды. И нервные волокна переставали агонизировать, исходя кроваво-огненными всплесками боли. И вновь выравнивался спятивший пульс, а воздух втекал и вытекал через горло гладко, словно смазанный.
А потом, уже заваленный чёрно-фиолетовым снегом по грудь, Гес сомкнул края проклятого ущелья. Сомкнул так, чтобы не осталось зазоров. И только тогда позволил себе провалиться в короткий транс.
— Всё-таки это проблема.
— Да? А кто знает, что он отправился именно сюда?
— Кто-то может знать.
— Ха! Госпожа Искра, если бы Гриф позволял подушке узнавать его мысли, то, вставая с постели, он бы первым делом, не задумываясь, оставлял от подушки горсть пепла. Летун, ты как?
Эхагес сел. Встал. Слабо поморщился.
— Здоров. А ты?
Тиив хлопнул себя по груди.
— Спрашиваешь! Ты даже шрама мне на память не оставил!
— Я не об этом.
Снежный Кот сделал странное движение — не то крупно вздрогнул, не то пожал плечами.
— Заветным желанием... моего учителя на протяжении последних тридцати лет, — сказал он с плохо сыгранной небрежностью, — было убить вот этого. Предателя. Теперь заветное желание исполнилось. И это... это было вроде освобождения.
— Ты уверен?
— Да.
Гес молча смотрел на Тиива, пока тот не ответил таким же прямым взглядом.
— Слушай, какого ответа ты ждёшь?
— Не знаю.
— Вот и я, прах побери, не знаю! В тебе есть частица Ворона. Во мне этих частиц много. Аж три большие кучи. Я бы нагло соврал, пытаясь заявить, что меня это не изменило. Ну и что?
Эхагес пожал плечами.
— Я устал от Гратсдока, — сказал он спокойно. — Наверно, я вернусь сюда через пару декад. Или пару сезонов. Надеюсь, тогда ты определишься, кого в тебе больше. А пока разбирайтесь со своими проблемами без меня.
Сказал — и шагнул в Тени.
Одно незаконченное дело в Гратсдоке у него всё-таки оставалось.
Глава десятая.
Трое ощутили возвращение Эхагеса на родину сразу и на огромном расстоянии.
Пламенный почувствовал это, как шорох острых коготков около сердца. Это сработали чары сродства, которые он наложил на себя больше декады тому назад — наложил именно для того, чтобы сразу узнать о том, что Гес снова здесь.
Смотрящий почувствовал это способом, не ложащимся в канву каких-либо слов, даже слов тастар-мид. Почувствовал, потому что в тот момент снова висел в колыбели магических сил без движения и дыхания, врастая в мир сознанием мастера Видений.
Лаэ почувствовала это как смесь тонкого запаха и тихого звука — не тех, которые ловят нос и уши. Дыхание её замерло, а в горле набух жаркий и плотный ком. Два противоречивых желания овладели девушкой-орлэ: бежать и бежать навстречу Ему... и — побыстрее забиться в глубокую тёмную нору, свернуться клубком, спрятаться от всего на свете. Желания столкнулись, сплелись, завертелись, не в силах одолеть друг друга... а Лаэ осталась на месте, сжавшись, как пружина, и чувствуя себя странно ослабевшей.
Зато Владыка не остался там, где был.
— Ааль-со? — Вопрос не столько в голосе, сколько в переливе фэре Ночной.
— Эхагес вернулся.
Кратчайшее колебание. Владыке не хотелось покидать это место. И всё же...
— Жди нас.
Глядя, как исчезает Пламенный, Бурый помотал тяжёлой головой.
"Торопыги", — тихо проворчал он. И подумал: глупые обычаи у голокожих. Что у тастаров, что у людей. Совсем глупые.
— Нам они подходят, — бросила Ночная.
Снова мотнув головой и не пожелав возобновлять бесконечный спор, Бурый повернулся, скрывшись в доме.
— Я всё ещё не уверен, что хочу этого.
— Хорошо, Тиман. — Покладисто, чуть устало. — Этого ты не хочешь. Тогда скажи мне, чего ты хочешь? Только пусть это будет ещё и то, что ты можешь.
Тиман, идущий за Эхагесом к Столице, открыл было рот, но задумался — и закрыл его. На лицо рыжеволосого человека легли тени не самых приятных раздумий.
— Похоже, — сказал он наконец, — у тебя есть та же мерзкая привычка, что у моего папаши.
— Да? Это какая же?
— Всегда оказываться правым — потом.
Страж фыркнул.
— Я в своей жизни научился многим вещам, — продолжал Тиман. — И все они, если брать в целом, были либо законны, либо незаконны. От законных на меня нападает зевота. А связываться с незаконными мне что-то больше не хочется. Учиться плести чары — это хотя бы обещает что-то новенькое. Эй, ты чего?
Обернувшись следом за Эхагесом, Тиман замер. Широко шагая, через поле прямо к ним шёл кто-то высоченный, чёрный... страшный.
— Это тастар, — сказал Гес не только без всякого страха, но даже с намёком на тепло в голосе. — Точнее, Владыка тастаров, Пламенный. Я рассказывал тебе, помнишь? Кирэ, сай!
— Кирэ.
Пламенный остановился шагах в шести от пары людей и заговорил о чём-то на непонятном Тиману языке. Эхагес отвечал.
А Тиман глядел на них, и из-под быстро тающего страха проступало любопытство.
— О чём это вы балакаете? — не выдержал он.
— Не о чём, а о ком, — бросил страж вполголоса. Рыжеволосый понял, но даже это его не испугало. Где-то внутри обнаружилась непонятно на чём основанная, но твёрдая уверенность в том, что ничего плохого теперь не случится.
— Сай... Лаэ не нашли?
— Напротив. Она сама нашлась. Я встречал её, когда она прибежала в долину, где теперь наше место.
— Не понимаю. Зачем?
— Она хочет учиться магии.
— Не понимаю!
— Она очень к тебе привязана. Она хочет быть с тобой. Всегда и везде. Она хочет стать магом, как я или ты, чтобы быть не просто обузой, но помощницей.
— Бред! При чём тут это?
— Не знаю. Я уже сто кругов живу среди людей, я научился чувствовать то же, что они, но по-прежнему не всегда могу понять, почему люди чувствуют так, а не иначе. У ваших чувств, мотивов и действий особая логика... к тому же Лаэ — не совсем человек. В некоторых отношениях она отличается от вас сильнее, чем мы.
— Но что мне делать?
— Повидать её. Поговорить. Какой ещё совет я могу тебе дать?
Пламенному пришлось шагать за Поворот так часто, что это даже утомило его. От хижины Бурого — к Столице, оттуда — обратно, с Эхагесом и Тиманом. Потом с одним Тиманом — в долину, оставить рыжеволосого на попечение Смотрящего (как мастер дэну, тот легче других способен был договориться с нечаянным живым трофеем Эхагеса); наконец, захватив с собой Лаэ, снова перенестись к хижине: к её хозяину, к Ночной и стражу.
...В первое мгновение Лаэ и Гес просто замерли, глядя друг на друга. А потом девушка живой молнией кинулась к Нему, к Тому, кто больше её не покинет, и Эхагес едва сумел так подхватить её, чтобы не рухнуть вместе с ней в молодые горные травы.
— Вот это уже не так глупо, — сказал сам себе Бурый, сидя в хижине и щуря подслеповатые глазки, устремлённые в потолок. — Это почти правильно. Им можно подарить настоящую песню — рруммм!
Лето подходило к концу. В Столице королевства Равнин — так же, как и по всей стране. Подходило время урожая и с неизбежностью следующее за ним время сбора податей. А за горами, во владениях хирашцев, по-прежнему происходило нечто не вполне ясное даже Айкему. Уже третий по счёту агент, внедрённый в ряды "красных одежд", начал врать сразу после пересечения границ болот Биго, и рыцарь-шпион терял сон, путаясь в догадках по поводу происходящего.
Но короля Итоллари не волновал урожай, не волновали налоги и даже тревоги, снедающие Айкема, хотя королевские взоры тоже были обращены на запад.
Тастары. Тастары и их непонятные дела.
Как это ни удивительно, но Владыка действительно не стал отнимать трон у последнего из прямых потомков Гэллари. Ито была предоставлена полная свобода действий. Даже отмены указа за подписью его брата — того самого, касаемо Грамотеев — и той от нового короля не потребовали. Итоллари сам отменил его спустя сезон после своего воцарения, сообразив, куда дует ветер. Но время оказалось упущено: под крылышко тастаров, самовольно захвативших одну уединённую горную долину, стеклось несколько тысяч голов самого разного народа. По преимуществу Грамотеев, но не только их. Далеко не только!
При столь резко выросшем числе ртов Долина не покупала зерно и хлеб, только немного (действительно немного) продуктов животного происхождения: мяса, масла, молока, сыров. Как они ухитряются там прокормиться, оставалось для короля и чинов Большого Приказа загадкой. И сами собой лезли в голову мысли о магии — хотя это слово, как прекрасно понимал Итоллари, на самом деле не объясняло ничего. Агенты Айкема в Долине отсутствовали: рыцарь-шпион отказался посылать туда людей, и король с ним неохотно согласился. А все однажды пришедшие в Долину там и оставались, так что за её пределами расспрашивать было практически некого.
Рассуждая категориями государственной безопасности, от тастаров следовало ожидать чего угодно. Иметь слепое пятно у своих границ, а если по чести, в своих границах, и даже не пытаться выяснить, что там творится... нет! Нельзя допускать такого. Нельзя никак.
И ближе к осени Итоллари созрел наконец для решительного шага.
Всё повторяется в этой жизни, думал Винар. Всё это уже было: и долгое бессмысленное сидение под замком, и внезапное перемещение из камеры в гостевые комнаты, и новая одежда, и цирюльник... На этот раз, правда, полноватый, ладно-ловкий в обращении с полотенцем, бритвой и тазиком с мыльной водой... и болтливый.
Только вот почерпнуть из этой болтовни что-либо полезное не представлялось возможным.
И дядя Айкем не зашёл, чтобы повидаться со своим протеже...
К чертям дядю Айкема.
Неужели он не мог похлопотать об освобождении? Да что там, он бы мог просто подписать приказ! Если не об освобождении из-под стражи, то хотя бы о переводе в место поуютнее. А если немного подумать — в подхвостье его, этот перевод. Если бы дядя действительно хотел что-то сделать для него, он через третьих-четвёртых лиц сунул тюремщику серебра, и узник получил бы, по крайности, бумагу, чернила и перья.
К чертям любезнейшего дядюшку. В подхвостье кошачье вместе со всем остальным миром.
Но мир, увы, не желал оставить Винара в покое. Умеренно поздним утром к нему явился молодой Серый страж. В его сопровождении Винар проследовал во двор цитадели, где их ожидали ещё два стража с четырьмя верховыми и двумя вьючными лошадьми.
— И что дальше?
— Мы должны сопровождать вас, — сказал молодой. — За Кривыми воротами нас будет ждать человек с королевским предписанием.
— Ясно. — "Или, лучше сказать, ничего не ясно. Впрочем... потерплю ещё немного. Выбор-то у меня небольшой".
За Кривыми воротами "человека с королевским предписанием" не обнаружилось, но все три стража продолжали ехать дальше, как ни в чём не бывало. Винар нахмурился, но потом сам себе попенял за глупость. Никто ведь не обещал, что предписание вручат ему сразу за воротами. Надо было ждать и ехать дальше. Терпеливо.
...Все сильнее болело отвыкшее от нагрузок тело. Винар уже всерьёз подумывал о бунте или на худой конец мольбе о снисхождении, когда стражи свернули к мелкому придорожному трактиру. Как оказалось, именно там ждал их искомый "человек", на поверку оказавшийся хмурой троицей: один мелкий чин и пара слуг с профессионально невыразительными лицами. Столь же избыточным оказалось полученное Винаром "предписание": немаленький запечатанный свёрток шёлка-пропитки, содержащий аж целых три конверта, бумажный пакет, тоже запечатанный, и неясного назначения деревянный пенал с чем-то тяжёлым.
Один из конвертов оказался надписан знакомым почерком Айкема. И Винар не удержался: вскрыл его первым.
Мальчик мой! Возможно, ты спрашивал себя, почему я не предпринимаю ничего для облегчения твоего положения...
Ха! Мальчик! Возможно! Ну-ну...
...не буду говорить о доле твоей вины. В конце концов, всё случившееся можно обратить к пользе: твоей, моей и, конечно, нашей страны. На тот случай, если ты не знаком с последними событиями, как оно почти наверняка и есть...
Так, а вот это важно! Винар жадно бегал глазами по строчкам, то и дело возвращаясь назад, чтобы перечитать написанное. Уж слишком всё это было невероятно: король — Итоллари, невмешательство тастаров, Долина, переселяющиеся туда люди...
Но это наверняка было. Дядя — тот ещё жук, однако в изложении общеизвестного... что?
ЧТО?
...сопредельных землях. С фактами надо считаться, поэтому Итоллари принял решение о посылке дипломатической миссии в Долину. Миссии, во главе которой поставлен ты, мальчик мой.
Винар опустил письмо на колени и уставился в пространство.
Посол к тастарам? Чрезвычайный и полномочный? Посол — Я?
Что за чушь! Не бывает!..
Но строчки, написанные знакомым почерком, уверяли в обратном.
Подъезжая к месту своей аккредитации, Винар уже смирился с мыслью о крутом повороте судьбы. В конце концов, задачи его миссии ясны, перспективы вызывают интерес, а ничего обременительного для чести и совести его не ожидает. В своём письме Айкем (редкий для него случай!) ясно и недвусмысленно выразил то, что в послании со знаками и печатью собственной его величества канцелярии читалось между строк.
В виде тезисов:
а) государство Равнин и лично король Итоллари будут рады получить любые сведения о происходящем в Долине;
б) за неимением лучшего означенные государство и король готовы удовольствоваться сведениями, полученными по официальным каналам;
в) в случае каких-либо претензий Долины к властям Равнин можно и нужно урегулировать возникшие вопросы, соглашаясь на уступки от мелких до средних даже без согласования с прямым начальством, то есть королём Равнин.
...и никто, начиная с меня, мой мальчик, не потребует от тебя ничего сверх сил человеческих. Не надо пытаться совершать подвиги. Необходимо и достаточно просто работать, если работа будет делаться на совесть. Ты справишься, я уверен.
Это в том случае, думал Винар, если тастары примут посла, а не завернут меня с остальной компанией от самого входа...
— Здесь, — уверенно сказал молодой страж по прозвищу Чека (такой же доброволец, как и два других Серых стража, сопровождающих Винара; являются ли добровольцами чиновник и слуги, также присоединившиеся к миссии, оставалось неизвестно).
Посол к тастарам окинул взглядом зелёную чашу в оправе величавых гор с выбеленными вершинами. День выдался ясный, воздух был словно отмыт к празднику хлопотливой хозяйкой, и на несколько йомов вперёд ничто не заслоняло перспектив. Однако увидеть того, что он ожидал, Винар не смог.
— Ты уверен, Чека? В Долине должны жить тысячи людей, но здесь нет поселений.
Страж повёл рукой, словно оглаживая воздух.
— Это здесь, — повторил он. — Незримые чуткие сети висят в воздухе. Такое нельзя ни с чем спутать. Кроме того, эти тысячи людей — они здесь. Я слышу их, как гудение струн в потоке ветра. И я слышу магию тастаров.
— Хорошо-хорошо. Я тебе верю. И всё-таки, где... о.
