— Умеем. Где мы сейчас?
Он промолчал. Терпеливо выждав несколько секунд, Дина повторила вопрос.
— Запарила уже. Заткнись!
— Так где? — вступила оживающая Ксанфа.
Парень не стал ожидать, пока химеры выдохнутся, а просто ударил Ксанфу. Та стиснула зубы, потом вдруг расслабилась. Ей наверняка не хотелось опять уплывать.
— Можем и полуживыми вас допереть. Ясно?
— Это — ясно. Но зачем бить?
— А мы, — он ткнул Дину дулом пистолета под ребро, несильно, но постаравшись причинить ей боль, — не вы. И чем сильнее я вас уделаю, тем легче с вами управиться потом. Лучше так, чтоб вас несли.
— Есть же транквилизаторы, — прохрипела девушка. Пистолет мешал дышать, да и без того ребра ей сдавили.
— Ага, щас. Это на крайний случай. Нет, лапа, та фигня, что у вас сама по себе, лучше. Ну и чтоб дергаться не могли. И ваще, тебе чё, жалко? У меня завтра днюха.
Удар. Больно-то как! Дина возмутилась и закипела. Рывок, совершенно бессмысленный, но такой ожидаемый. И опять реальность рассыпается на фрагменты.
Жарко и душно. Голос. Люка? Ну да, он. Смысл? Грустный смысл, вообще-то. А говорит громко, разборчиво. Люди так обычно говорят? Очень редко. Тогда это специально. Возможная цель? Деморализация.
Чуть только взгляд девушек становился осмысленнее, Люка выжидал и снова следовал ряд ударов. Доставалось обеим. Следить за временем им стало невозможно. За дорогой тоже. Только слух почти не перегружался, но от него было мало пользы.
* * *
Миравилль (ССАФ), за декаду до этого
Харон
Флореаль для Харона начался неудачно. Первую декаду ему откровенно мешали заниматься любимым делом. При том, что требуемый объем работ он выполнял, но от него хотели еще большего. Добиться не добились, но надоели.
Зато потом пришла Дина с просьбой. Не помочь младшей он не мог, к тому же просьба оказалась интересной. Сестре нужны были AIN, Боа, DAX, ботулотоксин и прочие вещества, которых она нигде больше не могла достать.
— Хорошо. Я смогу. А зачем тебе? — поинтересовался он, соглашаясь.
— Мы с Ксанфой уходим. Ты знаешь про мои опыты?
— Знаю. Меня с собой возьмете?
— Нет, — Дина качнула головой. — Трое более уязвимы, чем двое. Особенно парень, — напоминание о поле удивило его. Пол для всех являлся чем-то, имеющим важность единственно с точки зрения грамматики, а если выискивать преимущества, так это девчонки уступали ребятам.
— Нет, я же по сравнению с тобой, к примеру, менее уязвим?
— Да, но только безусловно. При равном воздействии. А в социуме условностей много, и для тебя они могут быть более неблагоприятны, чем для нас. Нам просто не достанется столько агрессии, сколько может обрушиться на тебя. Нет, всякие варианты есть, но в среднем — именно так. Артемида рассчитала — тоже хотела с нами, но не вписалась. Больший шанс выжить только у серьезной группы, но этого мы не можем себе позволить. Нам не по карману достаточные запасы. А иначе я бы у тебя эстрадиол и прочее попросила.
Фраза про карман его смутила, но потом он вспомнил ее значение. С языками у него всегда были мелкие проблемы. Грамматика не вызывала осложнений, лексикон тоже, но иносказания не давались ему совершенно, кроме заученных. И чаще всего это касалось родного языка. Насколько может быть родным язык для того, кто не использует его для мышления.
Геба, когда еще была жива, пыталась формализовать для него непонятности — все, кроме разве что Пирры, так делали, только мысленно — но усвоить не получилось. Да и разве он сравняется с той же Диной? Она-то помнила множество приемов для извлечения скрытого смысла или понимая намеков — и она никогда не забывала их применять. Ей это было интересно. Харону — нет.
— Ну, Дина, у тебя, наверное, доступа к нужной информации нет, — ответил Харон, расшифровав ее слова довольно быстро, тем более, что Дина, как и многие другие, говорила медленно, подстраиваясь под темп речи людей. — Или ты не интересовалась. Если эстрадиол ввести, его тут же фремдреактанты атакуют, так что нужен не он, а...
— Харон, я же в сослагательном наклонении говорила. И ты бы все равно именно то, что надо синтезировал, будь это нужно. Но нам это не нужно.
— Хорошо. Так когда?
— Уходим в нониди, так что днем раньше.
— Заберешь сама?
— Нет, узнай у Жана Брюне, на какой склад для начала отсылать. Прямо на наш не посылай. Только не спеши пока к нему обращаться, я еще собираюсь договориться с ним. Все равно у меня к нему просьба. Сможешь с ним поговорить сам? Или хочешь, Ксанфа посредником будет?
— Лучше, если Ксанфа, — вздохнул Харон. Возможность долгого общения с посторонним пугала, а с Ксанфой его все-таки держали, пока обоим не исполнилось пять. Да и вообще она была предпочтительней человека.
— Хорошо. Тогда я попрошу его все сообщить ей. Кстати, вот. ТМ-ответчик. Спрячь где-нибудь в открытом месте, но подальше от чужих глаз, а если что — на новое место ставь или уничтожай. Знаешь, как?
Чужие глаза Харон вовсе не собирался прятать, а потому такое предложение его озадачило, прежде, чем он сообразил, в чем дело.
— Да. Вы вернуться хотите?
— Сразу, едва появится возможность и место для вас. Не бросать же вас тут?
Через несколько дней к нему ворвались Ганимед с Амальтеей. Харон поморщился. Хотя те не сошли с негласного маршрута, по которому обычно перемещались гости, зато сделали это быстро и шумно.
Этих двоих как создали вместе, так они почти и не разлучались. Им вдвоем было интереснее, чем с другими. Кроме Леандра с Леандрой, только они предпочитали общение не с кем-либо другим, а со своим двойником. Вот Харону нравилось общаться с Диной, Никомедом, а раньше еще и с Гебой. Рядом с Ксанфой же было уютно, но и скучно.
А в быту он вовсе предпочитал полное одиночество, как и Артемида с Демоникой, Атреем и Леонидом. Им всем не нравилось, чтобы в квартире была еще чья-либо комната, кроме собственной. Остальные, кроме самых маленьких, не могущих влиять на состав своего окружения, жили парами и тройками, притом одеваясь абсолютно одинаково. Этого стремления Харон никогда не понимал.
Между тем, размахивающая газетой Амальтея, дождалась, пока Харон не перестал думать и не обратил на них с Ганимедом свое внимание.
— Что, надо снимки сдлеать?
— Да нет же. Смотри! — сказала она.
— Новости? Из бумажных я только "Бюльте де Шими" читаю. Если это что-то важное — вы должны были бы связаться со мной через коммуникатор. Их для того и создают. В крайнем случае, вы могли бы прислать мне адрес газеты в Сети.
Амальтея приоткрыла рот.
— Ты все же прочти, — заметил Ганимед. — Лучше так обсудить, вживую. Мало ли...
Заинтригованный Харон быстро прочитал статью, в которую ткнул пальцем Ганимед, и задумался.
— Что за ерунда? Что это за "исследования"? Тут же ни одного довода, ни одной ссылки нет, кроме цитат Босолея? Только утверждения. Я уверен, что эту статью никто всерьез не примет.
— Это же заметка, Харон! Она просто констатирует факт, а факт — это законопроект. Истинность первопричин только нам интересна и ни на что не влияет.
— В любом случае, я не понимаю, как это могли принять, — высказал он свое недоумение.
— Смогли. Теперь готовься к тому, что распоряжаться своей жизнью вообще не сможешь. Ты заметь, не написано, что это за "некоторые права", которых нас лишают. Мне это очень не нравится. А Ксанфа и Дина вообще все теряют, — вздохнула Амальтея.
— Да нет, не все, — растерялся Харон. — Потом, они в другую реальность собираются.
— Вот именно. Не было бы этого дурацкого закона, не было бы и нужды расставаться с ними. Законопроект гораздо раньше появился, ты просто не следил. В парламенте еще много пакостей крутится, вроде законодательного ограничения срока нашей жизни.
Это была новость, более чем неприятная. Харон помолчал и продолжил.
— Пусть так. Но зачем вы сейчас мне этого говорите? Что вы ходите обсудить? Бегство?
— Ну-у...
— Это "да"? Слушай, Амальтея, Дина же на базе твоего изобретения работала? Следовательно, и ты сможешь переоткрыть. Возьмешь тогда нас?
— У меня и так есть все данные. Но я же не могу свободно пользоваться своим счетом!
— Я думал, что у тебя на счету больше денег, чем с тебя потребовал институт. В любом случае, ты должна была давно расплатиться. И причем тут деньги?
— Конечно, больше. У тебя тоже много должно быть. Сам-то знаешь, сколько?
— Нет. Но могу посмотреть. И ты не ответила на мой вопрос. Кроме того, я не понимаю, почему ты не можешь использовать свой счет.
— Притом, что траты большие нужны. Вы оба тоже не сможете счетами распорядиться, как пожелаете.
— До сих пор...— начал Харон.
— А до сих пор ты месячный лимит не исчерпывал. Уж я-то знаю, как это бывает: вся концентрация — в работу, все мысли — на решение проблем. Даже когда по улице идешь, одно и тоже обдумываешь, ничего не видишь... — Амальтея вдруг мелко затряслась, но вскоре заставила себя продолжить. Голос у нее неестественно завибрировал. — Результат — тратишь меньше, чем зарабатываешь. Но для перехода в другой мир нужны сразу большие траты на инструменты, оружие, патроны, станки. А я, кстати, оружие не куплю. Ксанфа может, Дина может, а мы — нет. Поэтому они всего вдвоем и уходят. И правильно. Пусть хоть они будут в безопасности. А я... — её голос стал еще глуше. — Я не хочу разделяться. Мне довольно и их ухода.
Амальтея убедила Харона.
Зато когда он рассказал, что сестры вообще-то собираются за ними вернуться, совсем скоро, Ганимед и Амальтея оживились. Они почему-то не были осведомлены. Но, воможно, подозревали, и пришли за подтверждением. Возможно, не до конца понимая собственные мотивы.
Еще через пару дней Харон отправил два контейнера по адресу, который ему дала Ксанфа. В контейнерах лежали тщательно упакованные баллоны с готовыми газами, сосуды Дьюара с генетически модифицированными хемопродуцентами и прочие емкости. Харону пришлось истратить значительные запасы культур и реагентов, но поскольку принадлежали они государству, он считал, что вправе это сделать, после того, что устроили ему и прочим. Потом, сам он стоил гораздо дороже.
К тому же, в двести десятом он открыл принципиально новые методы детоксикации, дешевле и проще старых. Уже только поэтому люди им должны. Из-за этого открытия все закончилось на Полибии с Иреной, новых химер, с новыми комбинациями генов, уже не будет. Оставалось только естественное воспроизводство, которое никого не прельщало. Да и технических трудностей в этом немногим меньше. Нужны литры синтетических гормонов и иммуносуппресоров.
После отправки прошло еще некоторое время и наступил этот день — нониди второй декады.
Харон возвращался домой с работы и подумывал о том, чтобы нарушить распорядок дня, проводить сестер. Наверное, ему все-таки будет грустно, когда они уйдут. Он прекрасно понимал, что при этом есть вероятность, что они не смогут вернуться никогда, что, в общем-то, равносильно их гибели. Но он не был уверен, что провожать их — хорошая идея.
Неожиданно к нему подошли трое, схватив изумленного Харона под руки. Уговаривая его пойти с ними пообедать, они потащили его к зеленой легковушке. Прежде чем удивленный до предела Харон поинтересовался, в чем причина такой любезности, и объяснил, что не голоден, его затолкали в машину. Там он попробовал вырваться. Его ударили, и он разозлился. Следующий рывок просто отключил его.
В таком состоянии его и поддерживали, так или иначе провоцируя. В конце концов, похитители доехали до какого-то фургона, выволокли Харона и сковали его так, что он даже выпрямиться не мог. Кандалы не рвались, он тайком проверил. Это свидетельствовало о серьезности бандитов. Обычную цепь даже маленький Паламед мог порвать, провозишись минуту, а сам Харон или та же Ксанфа справлялись за доли секунды. Но эти кандалы Харону не давались.
Его втащили внутрь, где прямо на полу уже сидела Амальтея, так же скованная по рукам и ногам. Кроме нее в кузове находились двое людей. Когда дверь закрыли, фургон тут же тронулся и запрыгал по выбоинам.
— Харон, у тебя при себе ингибиторов адреналина нет? — спросила Амальтея на латыни, почему-то хрипя.
Вопрос не такой уж и праздный. И даже более того, у Харона они с собой были. Но — их отобрали.
Ответить Харон не успел, сидевший напротив Амальтеи человек ударил её прикладом в живот:
— Не разговаривать!
Амальтея закашлялась, потом осела, колотя зубами. Человек посмотрел на Харона и зачем-то скривил верхнюю губу, обнажив зубы. Потом сплюнул.
Через полчаса машина остановилась. Значит, скоро или их выгрузят, или кого-то еще впихнут. Догадка подтвердилась гудением двигателя еще одной машины и шелестом шин.
Люди вышли и заперли фургон, сперва пнув Амальтею, потом его.
— Харон, это ведь не естественники? — спросила Амальтея, задрожав. Их она боялась просто панически, и это знали все. Ведь несколько лет назад они ее почти убили.
Амальтея тогда возвращалась из театра, где они с Анастасией, Клеоменом и Леолитом подрабатывали перетаскиванием декораций. Ребята могли сменить довольно габаритные декорации за несколько секунд, а то и быстрее, например, едва задернется штора, втащить из-за кулис двухтонный макет парусника или что-то потяжелее, а после также быстро убрать его.
В тот вечер Амальтея отправилась домой пешком, одна, как и всегда.
То, что произошло дальше, она не могла описать подробно, поскольку многого и не видела. Сперва ее ударили ножом в спину. Амальтея развернулась, но напавшие, вероятно, прятались за углом, а нож задел сердце, так что она почти сразу упала, не успев защититься. Больше она не помнила ничего: ни того, как её пырнули в живот, а потом и по горлу чиркнули, ни того, как ее избивали ногами. Нашли ее только утром. Харон помнил, как у него при этом известии подгибались ноги, да и все прочие соизмеряли силы довольно плохо. Демоника потом нервно назвала этот день "днем выломанных дверей".
К счастью, организм химер включает достаточно всевозможных защитных и компенсаторных механизмов, аналогов которым нет ни у какого другого известного организма и которые Амальтею спасли. Кровь стремительно загустела, на воздухе мгновенно свертываясь, так что скорая смерть Амальтее не угрожала. Собственно, даже если бы ее разорвало пополам, к примеру, очередью из крупнокалиберного пулемета, защитных систем хватило бы для сохранения жизни в течение достаточного времени (достаточного для своевременного оказания помощи, ночь она не пережила бы).
Сознание она, разумеется, потеряла: в любом случае сердце не могло снабжать мозг килородом в достаточном объеме. А будучи поврежденным, и вовсе остановилось бы от непомерной нагрузки примерно через полчаса после того, как ее нашли. Амальтею даже подключали к аппарату исскуственного сердца, который и устранил опасность для жизни. Аппарат после этого списали, так как пришлось его курочить, чтобы он смог поддерживать достаточно частый пульс.
Поначалу казалось странным, что Амальтею смогли ранить всего лишь ножом, но вскоре стало ясно, что напавшие знали куда и как бить. Утяжеленный свинцом острейший клинок, пробив кожу, отогнул межреберный щиток. Только недостаток сил напавшего не дал Амальтее погибнуть от первого же удара — все же щитки под лопатками тоже достаточно жесткие, и нож бандита заклинило. Но знать, где именно у химер сравнительно уязвимые места, и напасть при этом могли только естественники.
