Мертвые не разговаривают

— Тебе действительно стыдно? — девочка-призрак склонила голову набок.

— Да. Если бы время можно было бы повернуть вспять, я бы сделал все, чтобы предотвратить крушение. Или, по крайней мере, о нем бы узнали.

— Мы всегда завидовали таким, как она, — рука призрака указала на девочку, льнущую к духовнику. — Даже когда были живы. Чистые, аккуратные, любимые... у вас есть родители. Иногда плохие, иногда хорошие. У нас нет никого. Мы сами по себе — чужие для всех. Обуза. Нас нельзя просто выбросить — этого не поймут. Вы же не поймете, — она обвела взглядом притихших людей. — Но если нельзя избавиться — почему бы не изолировать? Назвать это место детским домом. Вынести его за город, обнести забором. Подальше с глаз.

— О вас же заботились... — неразборчивый шепот мог бы сойти за шелест травы, но не ускользнул от слуха призрака.

— Да, заботились... — она улыбнулась. Но не прежним звериным оскалом — улыбкой ребенка. — Любой проступок, даже самый невинный, — наказание. 'Комната добрых мыслей' — так мы ее называли. Летом жарко, зимой холодно. Ни стула, ни кровати — голые стены и пол. Из еды — хлеб и вода. Пока сидишь — успеваешь о многом подумать. Но вести себя хорошо и не нарушать распорядок не получалось. За любой шум после отбоя — наказание. Но когда к тебе ночью приходит воспитатель и начинает... — она ненадолго замолчала, и будто сама природа не смогла допустить тишины — взорвалась серией молний и тут же чередой раскатов грома. — Он хочет, чтобы ты сделал ему хорошо. Как? Он выбирает сам. К этому нельзя привыкнуть. А за шум следует наказание. У тебя есть выбор — сделать здесь и сейчас все, что он хочет. Отдать ему себя. Или попасть в 'комнату добрых мыслей', а там тебя уже никто не услышит, когда он придет снова. А он обязательно придет. Потный и вонючий.

Молнии продолжали вспарывать темное небо, но гром отчего-то стих.

— Некоторые из нас ушли раньше. Не выдержали. Нам говорили — их забрали новые родители. Теперь им живется хорошо. И всем нам будет хорошо, если станем примерными детьми. Сначала этим словам веришь, надеешься. Но приходит время, и ты понимаешь: ночь боли, пропитанная потом и запахом перегара, не кончится никогда. Тебя так и будут использовать! Так и будут!

Ее голос взвился до пронзительного крика. В нем звучала ярость. Неприкрытая ярость того, кто слишком глубоко опустился в пучину боли. Того, кто больше не видит солнца, не чувствует тепла. Чей удел — холодная сталь, терзающая плоть.

— Но ведь можно пожаловаться... наверное... — в голосе говорившего не ощущалось уверенности.

— Кому? — усмехнулась девочка-призрак. — Мы все — одна семья!

— Это больше не игра, — Андрей чувствовал, как пересохло во рту, а язык буквально прилип к небу. Каждое слово раскаленным клеймом прижигало горло. — Ты действительно хочешь ее смерти? Хочешь боли той, кто ни в чем не виноват? Хочешь ей той же судьбы, что и себе?

Призрак молчала. Ее лицо то снова становилось человеческим, то возвращало себе отталкивающие черты мертвеца.

— А в чем были виноваты мы?! — Ее кулаки сжались, слова утратили прежнюю ненависть и уверенность. Сейчас девочка-призрак кричала, точно обычный напуганный ребенок. — Мы были рады даже одному слову. Доброму слову! — ее крик поднялся до визга. — А получали только затрещины и пинки! Почему ты думаешь, что жизнь этой девчонки чего-то стоит? Все ваши жизни! Чего стоят они?! Вы думаете только о себе. Всегда так думали!

— Посмотри на нее, — Андрей приблизился к призраку вплотную. — Она думает о себе?

Призрак медленно, будто нехотя, перевела взгляд на замершую возле исповедника девочку.

— А она? — Взмах руки в сторону бьющейся в рыданиях матери девочки. — Она сейчас тоже о себе думает? А они? — Андрей указал на останки тех, кто недавно бросился на защиту детей, но был убит налетевшими призраками. — Все это безумие давно пора заканчивать. И сделать это в твоих силах. Злоба ничего не решит. Смерть этих людей лишь растянет агонию. И прежде всего — вашу.

Вспышка молнии высветила лицо-череп призрака, обтянутое синюшной кожей.

— Довольно зла, — Андрей опустился на одно колено, заглянул в провалы глаз девочки-призрака. — Попробуй простить...

— Ты не знаешь, о чем просишь, — шепот призрака, казалось, заполнил собой весь окружающий мир и все еще продолжал звучать, усиливаясь, наливаясь холодной яростью. — Мы пытались уйти от прошлого. Пытались все начать заново. Так, как хотелось бы нам. Но не получилось. Вы все портите. Вы приходите снова и снова. И все начинается заново!

— Я видел тех, кто бродит по призрачному городу. Видел их жертвы. Неужели все они были виновны? Неужели все они заслужили нескончаемую череду мучений?

— Да.

— Прислушайся к себе. Посмотри на них еще раз. Ты можешь это сделать прямо сейчас, я знаю. Посмотри на каждого из них. На те кошмары, что бродят в их сознании. На их жертвы.

— Нет! — призрак отшатнулась, будто от сильного удара.

— Посмотри! — Андрей стоял, не шелохнувшись. — Только внимательно. Такой ли мести вы хотели?

— Мы хотели одного — чтобы нас любили... — она бросила взгляд на девочку возле исповедника. — Ты счастливая...

Ее стремительного движения Андрей не рассмотрел. Девочка-призрак просто исчезла — и тут же духовник запрокинул голову, закричал. Еще мгновение — и в него начали врезаться размытые тени. Со всех сторон. Одна за одной. От каждой тени духовник вздрагивал всем телом. Крик же его, надрывный и отчаянный, не прекращался ни на мгновение.

Андрей одним движением сгреб в охапку перепуганных детей, оттащил их прочь от терзаемого призраками человека.

Неужели он смог донести до девочки-призрака свои мысли? Неужели она решилась на то, на что не решалась (а возможно, о чем не задумывалась) с самой трагедии — о прощении? Прощении хотя бы тех, кого напрямую не винила в своей беде.

Люди молчали. Молнии взрезали небо и разделяли мир на черное и белое. Казалось, исчезли даже оттенки серого.

Черное и белое. Добро и зло. Можно ли разграничить мир всего парой цветов? В голове Андрея клубился туман. Сколько же боли вынесли воспитанники детского дома, что даже после смерти не смогли обрести покой? Они — зло, чистое зло, затопившее целый город смертельной ненавистью. Но кто взрастил эту ненависть? Кто лелеял ее и выхаживал, даже не понимая, что однажды плоды рук его обернутся кровавым сумасшествием?

А надо ли теперь вообще копаться в прошлом? Стоит ли ворошить истлевшие страницы истории небольшого городка, который уничтожил сам себя? Стоит ли? Или лучше выбросить из головы все мысли и тихо дождаться завершения игры?

Андрей почувствовал в своей ладони чужую ладонь. Алена стояла рядом и большими глазами смотрела на отца Всеволода. По щекам ее катились слезы.

Последний крик духовника совпал с особенно сильной и продолжительной вспышкой молнии. Белый слепящий свет залил все вокруг. Высоко в небе раздался протяжный, нарастающий гул, будто от приближения самолета. Звук поднимался выше, пока не достиг тонкого писка.

Мышцы Андрея скрутила жестокая судорога. Он чувствовал, как тело перестает слушаться приказов. Как подгибаются ноги, и мир опрокидывается в белое ничто.

Все стихло.

Белый свет исчез.

Нет ни бури, ни вспышек молний, ни криков, ни писка.

Обычное предзакатное небо над головой и слабые порывы ветра, касающиеся кожи лица.

Андрей приподнялся, сел. Рядом, уткнувшись лицом в траву, лежала Алена. Андрей осторожно коснулся ее плеча рукой. Девушка вздрогнула, повернулась к нему.

— Все кончилось? — спросила она.

Андрей осмотрелся. На том месте, где недавно стоял отец Всеволод, виднелось лишь черное влажное пятно, над которым поднимался пар. Люди вокруг тоже приходили в себя, негромко переговаривались.

— Еще не кончилось, — Андрей взял Алену за руку, крепко сжал. — Ты не должна оставаться одна. Поняла?

Девушка нахмурилась.

— Слушай меня и ни о чем не спрашивай, — продолжил Андрей. — Мне сейчас нужно уйти. Там, — он неопределенно махнул рукой, — мои друзья. Они погибнут, если я не успею их предупредить. Ты остаешься здесь, со своими. Не... — он осекся, видя, как воздух, в нескольких шагах в стороне, набухает чернотой. Точно сквозь тонкий лист бумаги проступает чернильная клякса.

— Что это? — Алена замерла, всматриваясь в кляксу.

— Ты это видишь? — спросил Андрей.

— Я что-то вижу...

— Значит, я прав.

В ее глазах застыло непонимание.

— Призраки — те, кто сошел с ума и жил в призрачном городе, — пояснил Андрей, вставая на ноги и помогая подняться девушке. — Города будут объединяться! — проговорил он громко, чтобы слушали все. — Это, — он указал на черное пятно, обретающее человеческие очертания, — убийца. Один из многих. И все они сейчас будут здесь. Но в этом мире они смертны. Вам надо продержаться совсем немного. Призраки исчезнут. Но прежде могут убить снова. Будьте осторожны!

Пятна с очертаниями людей появлялись со всех сторон. Послышались голоса. Мужские, женские. Они грозили смертью, грозили мучительными пытками, сулили вечность, пронизанную болью.

Деревенские обнажили оружие.

Мир вокруг дрогнул, поплыл. Воздух задрожал, точно во время сильной жары. В неверном мареве то проступали, то вновь исчезали строения и элементы конструкций. Вот на горе появился детский дом, но уже через несколько секунд виден лишь забор, а потом пропала и он. Трава под ногами сменилась асфальтом, а у пристани появился речной трамвай. Но даже он не остался неизменным: на борту проступили пятна ржавчины, краска потекла грязно-зелеными разводами.

— Какой город останется? — из взгляда Алены исчезла растерянность.

— Не знаю. Я вернусь, обещаю.

Андрей дернулся было уйти, но девушка ухватила его за рукав рубахи.

— Только не подумай, что я напрашиваюсь... — ее голос понизился до еле слышного шепота. — Я вообще не знаю, как вести себя... извини... — она отпустила его рукав, резко развернулась и намеревалась уйти, но на этот раз не пустил уже Андрей.

Черт возьми, и дураку ясно, что между ними что-то появилось. Так к чему отворачиваться и бежать, когда мир вокруг готовится схлопнуться. И что потом — никто не знает. Да, если рассуждать здраво, вместе со своими она будет в большей безопасности, чем с ним. Но при этом он не сможет видеть ее, а значит — не сможет помочь в случае необходимости. Не сможет найти, если мир перевернется с ног на голову. Самонадеянно, глупо, но он действительно не хотел оставлять Алену здесь.

Что-то изменилось. Андрей насторожился, прислушался. Так и есть — новый звук. Беспорядочный и отрывистый. Похоже на скрежет и грохот металла. Не то приближается, не то просто становится громче.

— Подожди. Извиняться не за что, — он быстро притянул девушку к себе. — Я идиот и, возможно, пожалею о своих словах: идем со мной. Но придется бежать. Так быстро, как сможем.

— Так быстро, как сможешь ты, — засмеялась Алена. Но в ее смехе не было веселости. Скорее — напряжение и опасливость. — Возьми, — она протянула ему меч, — может, пригодится.

На ее поясе висел похожий клинок в потертых ножнах.

Их не задерживали, хотя и проводили неодобрительными взглядами. Люди никуда не уходили, держались вместе. Правильно ли? Андрей не знал. Возможно, было бы лучше попытаться вернуться к сгоревшей деревне. Но что-то ему подсказывало: призраки уже не отпустят живых — так и будут следовать за ними, пока не исчезнут, как тот ублюдок в черной коже, которого ему удалось вытащить в реальный мир.

Андрей бежал первым, показывая дорогу. Алена следовала за ним. Легкая и быстроногая, она наверняка двигалась в полсилы. Но прибавить в скорости Андрей уже не мог. Он часто оступался и лишь чудом до сих пор не подвернул ногу. Ощущение, будто за плечами, по меньшей мере, сотня лет тяжелого труда.

Но ведь скоро все может завершиться. Осталось немного. Переждать объединение городов — и все... так или иначе все закончится. А пока — не ныть и не жалеть себя.

Скрежет усиливался. Точно где-то идет масштабное строительство. Впрочем, в мерцающем воздухе иногда и не понять, что происходит вокруг. Мир дрожал крупной дрожью. Буквально из ниоткуда вываливались в реальность куски кирпичных стен, элементы каких-то конструкций. Менялся и сам пейзаж. То вокруг появлялась высокая сочная трава, то через минуту зелень увядала, уступая место сухому кустарнику или же нагромождению всевозможного мусора.

Одно хорошо — призраки, так и не успевшие полностью материализоваться, остались за спиной и пока не появлялись рядом с бегущими.

— Откуда ты знаешь, что города будут объединяться? — спустя несколько минут выкрикнула Алена. — Еще недавно ты этого не знал.

— Думал. Пытался сопоставить все, что слышал и видел. У меня нет уверенности, только предположения.

— И все же...

— Девочка-призрак сказала, что они пытались уйти от прошлого. Пытались все начать заново. Но им постоянно мешали. Мы мешали... Мы — это такие, как я. Кто приходит в светлый город. Кто погружается в пучину кошмаров и сходит с ума. Светлый город — это и есть призрак, мираж, — рассказывая, Андрей и сам все больше понимал устройство мистической ловушки. Все постепенно вставало на свои места. Чудесным образом исчезнувшие следы пожара в мотеле, чистый и аккуратный город, чистый лес. — Светлый город — это то место, где дети-призраки хотели бы жить. Идеальное для них место. Именно потому там нет и следа детского дома. Именно поэтому жители того Водино так не торопились покидать город. Скорее всего, там дети имели свои семьи. Помнишь того полковника, Владимира Рогожкина, о котором я прочел в газете?

Слова давались с трудом. Приходилось то и дело замолкать, чтобы немного восстановить дыхание.

— Да, — ответила Алена.

— Возможно, его не удалось свести с ума. Потому дети придумали ему иное наказание — работа дворником. Без отдыха, круглые сутки.

Оставалось непонятным то, почему светлый город выглядел не застрявшим в девяностых годах провинциальным поселением, а вполне современным городком. С современными технологиями и инфраструктурой. Единственное объяснение, которое приходило в голову: при 'создании' своего идеального мира дети-призраки обращались к памяти тех, кто попадал в их ловушку.

Вибрации воздуха все усиливались. Образы вокруг мелькали, будто в калейдоскопе, иногда сливаясь в невообразимые сочетания абсолютно несовместимых объектов. Появлялись фрагменты зданий, из стен которых росли многометровые деревья или густой кустарник. Встречались автомобили, раскуроченные и совершенно новые, с вкраплениями совершенно чуждых элементов — досок, пластиковых панелей, стекол, и даже кусков асфальтового покрытия и вроде бы человеческих конечностей. Было еще много чего, но глаз не успевал уследить за всем. Кроме того, скрежет металла сделался оглушающим. Точно стройка развернулась над самой головой.

Андрей с трудом ориентировался в разыгравшемся вокруг безумстве. По большому счету, он даже не был уверен в том, что поступает верно. Всего лишь надежда, что при схлопывании города вытолкнут из себя живых людей.