Наибольшим спросом пользовались, разумеется, все-таки молодые девушки. В основном это были аборигенки и жительницы ближайших островов, экзотичные, как местные цветы и плоды, название которых никогда не удавалось запомнить с первого раза. Многие из них даже конкурировали за места в первых рядах, стреляли глазками и изо всех сил старались привлечь к себе больше внимания. Но были здесь и белые девушки — брюнетки и шатенки, русые и рыжие, даже типичные миртлиарские красавицы с голубыми или зелеными глазами. Были даже пара бледных светловолосых уроженок восточных фьордов, но они держались особняком — такие обычно страдали от нещадного солнца и лихорадок, или, наоборот, приносили с собой свои болезни, которыми легко заражали другой товар, и которые почти никто здесь не умел лечить... Страшно было представить, как они все здесь очутились, но явно очень малая их часть попала сюда добровольно. Избавлялись ли таким образом живущие за гранью бедности родители от лишних, не выданных замуж дочерей, были ли там обманутые и обесчещенные какими-нибудь негодяями девицы или обездоленные молодые вдовы, неизвестно. Но пусть все они, держа "товарный" вид, улыбались, скрыть заплаканные глаза было не так-то просто. Некоторых из них по дешевке сдавали в бордели, если знали, что по-другому реализовать их вряд ли получится, других же ценителям женской красоты приходилось выторговывать на аукционе. Законы Королевства, например, запрещали держать рабов, но здесь этот закон не действовал, поэтому богатые приезжие могли за свои деньги позволить себе любой каприз, наложницу, обязанную удовлетворять любые их прихоти и не имеющую права ни на что пожаловаться. И ничто, в принципе, не мешало такому человеку по приезду домой выдавать рабыню за простую служанку или свою любовницу...
В большом шелковом шатре за баснословные деньги демонстрировали и предлагали купить специально обученных, юных, девственных красавиц, которые гарантированно умели грамотно вести домашнее хозяйство, стряпать изысканные кушанья, рукодельничать и были "посвящены во все теории таинства любви". Некоторые из них к тому же еще и музицировали и умели поддержать светскую беседу, но стоимость таких уже приближалась к ценам на небольшой, хорошо укомплектованный корабль.
— С такой рабыней тебе никогда не понадобится жениться! — рекламировал зазывала, и на такое чудо собралось посмотреть уже великое множество народу. Но пока еще никто не рискнул вложить свои деньги в такое приобретение. — Мужчины, не будьте скрягами! — продолжал гаркуша. — Не стоит наивно полагать, что рано или поздно какая-нибудь прелестница сама пойдет с вами под венец, чтобы потом обслуживать и услаждать вас совершенно бесплатно! Поверьте, так вы за всю жизнь потратите гораздо больше средств на подарки, наряды и украшения...
Если бы Лауритцу было лет пятнадцать-шестнадцать, и он узнал бы о таком месте, как это, он мог бы пофантазировать о том, как приедет сюда, найдет и выкупит (на какие деньги — неизвестно, видимо, откопает какой-нибудь клад) самую красивую девушку с самыми грустными глазами (и, наверное, самой трагичной историей жизни), и та его сразу полюбит всей душой как своего спасителя, и будут они жить-поживать, как говорится, наживать всякого... Но сейчас он был уже взрослым, не настолько наивным и романтичным и понимал, что, во-первых, всех людей спасти невозможно, даже если иметь для этого кое-какие средства и очень стараться, а, во-вторых, что настоящая любовь вот так вот просто ниоткуда не возникает, и что человека нельзя "натаскать" любить, как натаскивают зверей для того, чтобы те показывали разные трюки. Так что увиденное сегодня просто ввело судового врача в глубочайший шок, граничащий со ступором. На первых порах он настолько растерялся, задыхаясь в этой атмосфере аморальности, что даже слегка подзабыл об изначальной цели своего визита.
— Молодой человек что-то ищет? Я могу что-нибудь подсказать? — обратился к нему один из услужливых торговцев.
— Нет, спасибо, — сухо отрезал Ларри, — молодой человек сам посмотрит. Я просто посмотрю...
После его ответа торгаш что-то пробурчал себе под нос и тут же отошел обрабатывать других потенциальных клиентов. Едва ли не половина толпившегося на площади народу обычно приходила сюда для того, чтобы "просто посмотреть" на творящееся здесь ежедневно действо, настоящее бесплатное представление, за неимением других увеселительных мероприятий. И пусть стража здесь регулярно гоняла явных бродяг и тунеядцев, пропуская только тех посетителей, которые выглядели более-менее "прилично", то есть платежеспособно, праздношатающихся зевак было все равно слишком много.
— Доктор! Вы же доктор? "Сэр" к вам принято обращаться, верно?.. — окликнул судового врача очередной продавец людей. Траинен не снизошел до того, чтобы с ним заговаривать, но торговцу было достаточного одного лишь взгляда в свой адрес, и он продолжал. — Не желаете ли приобрести живое пособие по анатомии, сэр? — мужчина указал в сторону невысокого старичка, такого тощего, что его коричневая, пергаментная кожа туго обтягивала скелет, и такого старого и несчастного, словно бы он всю жизнь провел на таких рынках и уже отчаялся быть купленным уж хоть кем-нибудь. — Если этот вам не нравится, то у меня в закромах есть настоящий скелет... И, вдобавок, парочка еще более уродливых выродков, если вас интересует... — но доктора это не интересовало.
— Свежий товар — только вчера быть на корабль, уже сегодня продавать вам! — примерно это выкрикивал какой-то парень с небольшого помоста на окраине площади сразу на трех языках, компенсируя качество своих лингвистических навыков количеством. — Здоровый маленький дети! Болезни — нет, вши — нет, красивый маленький дети! Мальчик — пять золотой, девочка — шесть золотой!
Вот это уже интереснее... Проложив себе дорогу поближе к подмосткам, Ларри остановился, вглядываясь в ряд малявок, практически все мальчишек, всех худющих, слегка загорелых, словно бы и правда, как и сказали, с корабля, с растерянными взглядами, в наспех чиненной одежде... Учащенное сердцебиение себя не оправдало, — того, кого ожидал, он здесь не увидел. Но в данный момент в душе затеплилась кое-какая надежда. Возможно, торговля детьми даже в среде работорговцев считалась не самым почетным ремеслом, а, может, просто потому, что от детей было больше хлопот при транспортировке и содержании, они создавали больше проблем, были менее выносливыми и часто плакали, а не каждый хорошо переносит детский плач... Но фактом оставалось то, что это — единственное место за сегодня, где были, да будет прощен этот оборот, в ассортименте представлены дети до двенадцати лет. Прочие шли здесь обычно "в довесок" к матерям, или еще кому-нибудь... А здесь, тем более, сообщалось, что товар прибыл только вчера. Вряд ли кто-то стал бы оглашать все источники поставок и говорить открытым текстом, что кого-то из несчастных малышей просто выкрали играющими на улице, так что доктор Траинен почувствовал оправданную необходимость познакомиться с этой презренной лавочкой поближе.
Работорговец общался посредством переводчика, который и сам-то далеко не блестяще владел языком, поэтому втолковать им что-то оказалось действительно сложно... Или они просто притворялись, что тоже не исключено. Но когда врач наивежлевейшим образом попытался объяснить, что ему очень хочется по возможности взглянуть на списки "продаж" за последние два дня, ему более чем грубо отказали и едва не выгнали взашей, не смотря на то, что Лауритц пытался оправдаться вопросом едва ли не жизни и смерти. Так, не солоно хлебавши, лекарь пристыженно отошел в сторонку, но своего наблюдательного пункта не покинул. Так домашний кот терпеливо отирается у кастрюльки с кипяченым молоком, о которое едва не обжегся, но при этом его не покидает надежда, что лакомство рано или поздно остудится. Только главное, чтобы оно не успело скиснуть, прежде чем остыть...
— Мам, а кто эти мальчики? — молодую женщину в толпе потянула за складки платья девочка лет пяти. — Что они здесь делают?
— Они тоже рабы, — спокойно отвечала мать. — Если у кого-то есть достаточно денег, он может купить их, чтобы они прислуживали или выполняли работу.
— Как моя няня?
— Да, именно.
— Но им же нужно ходить в школу? Как они будут работать и ходить в школу одновременно?
— Они не будут никуда ходить, если хозяин не захочет. Это невыгодно, тратить столько средств на образование чужих детей...
— Но они же еще маленькие! — продолжала лопотать девчушка. — Им нужно ходить в школу и играть... А где их родители?..
— Все, хватит, — прервала ее мама. — Солнышко, это еще слишком сложно для тебя. Когда вырастешь, ты поймешь эти взрослые вещи...
Но малышка встала, как вкопанная, не давая родительнице идти дальше по своим делам. Наивное дитя, такое опрятное, разодетое в красивое платьице, умытое, причесанное, сытое, с любопытством разглядывало маленьких рабов. И совершенно не испытывала при этом того стыдливого чувства, которое человек состоятельный порой ощущает, сталкиваясь с проявлениями крайней нищеты. Вдоволь налюбовавшись, девочка стала рассматривать толпу, ее глазки остановились на стоящем неподалеку докторе и она робко улыбнулась. Траинен, заметивший это краем глаза, тоже ответил рассеянной улыбкой...в конце концов, такие чада умиляют, а он, к тому же, привык всегда отвечать добром на любые появления добра, даже маленькие... Но нужно было видеть, как сразу же взвилась мать ребенка, шикнув на дочку, заставив ее отвернуться и быстро уводя за руку прочь... А рыжего незнакомца она при этом наградила взглядом, в котором четко читалось: "Держись подальше от моего ребенка, извращенец!". Обидно. Но ее можно было понять...
В следующие десять минут Лауритц настолько засмотрелся и при этом погрузился в свои мысли, что совершенно перестал обращать внимание на происходящее у него под боком. Пробудился от размышлений, неожиданно вздрогнув, он только тогда, когда почувствовал, что припекающее солнце куда-то пропало, а на него упала большая тень. Непонимающе обернувшись, Ларри увидел прямо рядом с собой молоденькую женщину, держащую над собой и теперь уже и над доктором раскрытый расписной зонтик от солнца.
— Добрый день, — незнакомка очаровательно улыбнулась.
— Здравствуйте, — ответил лекарь, прикоснувшись к полям своей шляпы, и невольно окинул случайную встречную взглядом.
Легкие, многослойные юбки ее шелкового платья всех оттенков тропического заката почти невесомо колыхались от малейшего движения, а изящный, но лишенный излишней худобы стан был, на манер корсета, перетянут длинным и широким, богато расшитым черным кушаком. А в ее, стоит заметить, весьма красивом лице было что-то неуловимо-знакомое... Оливковая кожа, темные глаза, очень мягкие, тонкие черты лица, каштановые волосы, уложенные в простую, но изысканную прическу...
— Прошу прощения, сударыня, не могли ли мы раньше где-то встречаться?.. — полюбопытствовал Лауритц, надеясь, что его вопрос не покажется бестактным и не будет истолкован превратно.
— Возможно... — девушка снова улыбнулась. — Часовая мастерская, сударь. Я видела вас с товарищем на пороге часовой мастерской. Так что вы тоже вполне могли тогда меня заметить.
— Ах, да, точно... — теперь в памяти четко всплыла та сцена, когда Элоиз раскланивался перед незнакомой красавицей в городе, а та не удостоила его даже взгляда... — Надо же, какое совпадение.
— Да, действительно, удивительное совпадение. Признаюсь честно, я еще тогда обратила на вас внимание... Вам никто никогда не говорил, что у вас весьма примечательная внешность? Впервые вижу такие рыжие кудри... И вот, я поспорила сама с собой, что, как это ни прискорбно, но больше ни разу вас не увижу... Но этот спор я себе проиграла.
— Надеюсь, не на деньги спорили? — попытался пошутить лекарь.
— Нет. На обещание, что непременно подойду и познакомлюсь, — дама негромко, звонко рассмеялась, от чего Траинен тоже волей-неволей улыбнулся. — Кстати, мое имя Нейла.
— Лауритц.
— Случайных совпадений не бывает, милый Лауритц... Позвольте спросить, какими судьбами вас занесло на невольничий рынок? Присматриваете...хотите купить что-то...или кого-то?
— Нет-нет, не подумайте ничего такого!.. Я здесь, на самом деле...просто так. А вы?.. — вырвался у него встречный вопрос.
— Я? — Нейла на секунду задумалась и непринужденно ответила. — Да вот и я тоже — просто так, ничего особенного.
После этой пары невинных реплик, простой дани вежливости, которую отдавали друг другу люди незнакомые и ничем не обязанные, и за которой могли скрываться какие угодно мотивы, между случайными собеседниками на несколько мгновений повисло неловкое молчание. Тишину нарушила девушка.
— Не сочтите меня бесцеремонной, но осмелюсь предположить, что ваше "ничего" будет посерьезней моего. Я наблюдала за вами из толпы уже некоторое время — у вас был разговор с работорговцем, явно неудачный, потом вы стояли в глубоких раздумьях, явно невеселых, благородную белизну вашего лба не раз перечерчивали напряженные складки, а в одухотворенных глазах читалась тревога... — пока дама говорила, брови доктора удивленно поползли вверх, как раз на его "благородную белизну". Зачем она так пристально за ним следила? А ведь человеку наблюдательному и за такое короткое время нетрудно было бы сделать правильные выводы... Да вот только странная она какая-то. Впрочем, жаловаться на это не приходилось. Судовой врач и сам мог сойти за знатного сумасшедшего. — Лауритц, прошу простить меня за то, что лезу не в свое дело. Если я сказала что-то не так, вы можете меня смело прервать. Быть может, мне лучше уйти?..
— Нет... — рыжий, сам от себя того не ожидая, коснулся локтя девушки, когда та уж было собиралась отвернуться. — Не надо уходить. Пожалуй, я никому уже не наврежу, если расскажу, что случилось на самом деле. Понимаете... Есть вероятность, что произошла одна очень большая ошибка, и не того человека продали не туда... Один мой знакомый...ребенок, потерялся, и я боюсь, что он мог угодить на рынок. Поэтому я хотел попросить всего лишь одним глазком взглянуть в учетную книгу — вдруг какая-нибудь запись наведет меня на след. Я понимаю, что этого делать нельзя... Но должны же быть хоть какие-то исключения? Это, можно сказать, вопрос жизни и смерти...
Загадочная молодая особа с серьезным интересом внимала каждому слову отчаявшегося врача и кивала симпатичной кудрявой головкой. Когда же тот закончил говорить, она даже слегка переменилась в лице, и глаза ее сверкнули решительностью.
— Теперь мне все ясно, — твердо заявила она, — я сочувствую вашей беде. И, знаете, возможно, у меня получится сделать то, что не удалось вам... Я сама могу попробовать с ними поговорить.
— Что вы! — Ларри еще больше смутился и запутался. — Я не могу позволить вам обременять себя моими проблемами. Тем более, это бесполезно...
— Нет, вы не правы, дорогой Лауритц. Полезно или бесполезно — это уже не вам решать. Я понимаю, что воспитание не позволяет вам просить об услуге...но оно же и не должно дать вам отказаться от добровольно предложенной помощи, не так ли? Не волнуйтесь, я человек азартный, мне самой уже интересно, что выйдет из этой затеи, — и, не дожидаясь ответа, девушка подхватила развевающиеся юбки и птицей вспорхнула на помост. Это казалось настолько абсурдным, что доктор уже абстрагировался от происходящего и, как пьесу, наблюдал то, как прекрасная незнакомка оживленно спорила о чем-то с богатым дикарем-работорговцем и его не блещущим особыми качествами помощником. Но, менее чем через десять минут, Нейла снова спустилась сияющая и довольная, будто отходила не важное дело уладить, а прическу поправить. — Не скажу, что договориться было очень просто... Но я добыла для вас нужную информацию, — она протянула новому знакомому два листа бумаги, исписанных крупным неразборчивым почерком, с таким видом, как благодетельная аристократка подавала бы нищему ребенку кусок праздничного пирога.
