Глава 11. Возвращение блудной дочери
Возвращение капитана на "Золотую Сколопендру" было сопровождено бурным ликованием экипажа и сдержанной, но искренней радостью первого помощника, который на пару с боцманом ежедневно не давал морякам забыть о том, что руководство корабля вовсе не "обезглавлено", и заключение Шивиллы — лишь временное затруднение. Гайде никому бы не призналась в легком волнении, которое она испытывала перед возвращением на корабль, но беспокоиться было не за что, и ее доверие к экипажу было оправдано. За время ее отсутствия на судне, к счастью, ничего не изменилось. Разве что двое матросов сбежали в самоволку, да так и не вернулись (что ж, туда им и дорога), а еще одного парня пришлось выпороть и вышвырнуть с позором за попытку кражи... Да еще мастер парусов и корабельный плотник, проявив чудеса изобретательности, совершили набег на камбуз и лазарет, соорудили из подручных средств самогонный аппарат и оба теперь находились в недееспособном состоянии. И неважно, что запас рома в трюме был еще вполне приличным — это не мешало творческим людям реализовать жажду эксперимента... Но это — всего лишь мелочи жизни, по сравнению с тем, что "Сколопендра" снова воссоединилась со своей рыжей хозяйкой. После решения некоторых рабочих моментов, описывать здесь которые было бы непозволительно скучно, освобождение капитанши было решено отпраздновать знатной попойкой. Настолько основательной, что бедный судовой врач, который едва оклемался после боя на Судебной площади, на следующее утро уже думать забыл о свежих травмах...
На "Ветрокрылом" обстановка тоже была вполне себе радужной. Если многие сколопендровцы уже и позабыть успели, что у них на корабле была какая-то девочка, выдающая себя за мальчика...или мальчик, выдающий себя за девочку — черт их разберет...то представители королевского флота были несказанно рады, что маленькая аристократка нашлась. Но вздыхать с облегчением и вытирать пот со лба под форменной треуголкой было еще рано. Молира, почувствовав, что ее, наконец, ценят по достоинству, и каждый человек из ее окружения снова готов носиться с ней, как с писанной торбой и пылинки сдувать по первому требованию, начала бессовестно пользоваться обретенной властью. Мало того, что начала крутить капитаном Вейдвальдсом, как своей нянечкой, а тот не мог в силу воспитания и недостатка опыта пресечь ее детские шалости. Так она еще и наотрез отказалась перебираться на военный фрегат на время перед отплытием домой. Обнимая фальшборт "Сколопендры", принцесса в ультимативной форме заявила, что будет ночевать только в "своем лазарете, на своей любимой коечке", и перечить ей никто не осмелился. Для обеспечения безопасности к ней пришлось приставить целый отряд солдат, круглосуточно дежуривших у дверей и на палубе, что выглядело очень комично. А еще смешнее на следующий день смотрелось продолжение алкогольного мероприятия на фоне грустных, трезвых, как стеклышко, и завистливо облизывающихся синих мундиров...
— Ну, за любовь!.. За прекрасных дам! — то и дело слышались отовсюду провозглашаемые тосты вместе с глухим стуком ударяемых друг о друга оловянных и деревянных кружек, рыганием, смехом и околомузыкальным насвистыванием. — За капитана! За нашего капитана Шивиллу Гайде, которая в сотню раз лучше всех прекрасных дам!
— Это правда, — заметил доктор Траинен, с кроткой улыбкой поднимая взгляд на капитаншу, с которой они рядом сидели на верхней палубе и любовались кусочком морского пейзажа, открывавшегося между пришвартованных рядом судов. Кажется, при этом он даже покраснел слегка. Всего два слова из себя выжал, а уже смущается, как школяр...
— Спасибо, сэр доктор Траинен, — Шивилла рассмеялась, сняла с головы шляпу и, описав ею в воздухе затейливую фигуру, попыталась изобразить то, что должно было обозначать церемонный поклон. — В красноречии вам, как всегда, нет равных.
— Дамы не кланяются и, уж тем более, не снимают головного убора, — улыбнулся лекарь.
— Так ты хочешь сказать, что не причисляешь меня к прекрасным дамам? — с шутливым вызовом поинтересовалась девушка, шумно отхлебывая из своей кружки.
— Нет, я тебя ни к кому не причисляю. Раз уж ты спросила, то я считаю, что ты единственная в своем роде, уникальная...личность. Таких как ты, я никогда не встречал и вряд ли еще когда-нибудь встречу, так что и сравнивать мне не с чем, — с полминуты помедлив, посмотрев на кончики своих пальцев, на руки Шивиллы и на ее рыжие кудри, он добавил. — Да, я сказал, что ты, пожалуй, — не дама. Но я никогда не говорил, что не прекрасная.
— Отлично, Ларри! За это нужно выпить! — Гайде наполнила кружку и придвинула ее к судовому врачу, а сама перехватила за горлышко недопитую бутылку.
— По-моему, мне хватит... — попытался отказаться Траинен. — Я еще от вчерашнего не отошел.
— Давай, по чуть-чуть, — отрезала рыжая, а спорить с капитаном было бесполезно. — Твое здоровье, доктор! — подмигнула она, характерным жестом приглашая молодого человека выпить на брудершафт.
Их руки сплелись и Ларри, глядя прямо в изумрудные омуты капитанских глаз, выпил очередную гадость, которую ему подлили, и даже не почувствовал вкуса... Вдруг прямо над ними послышался чье-то настойчивое, громкое покашливание. Двое дружно повернулись к источнику звука и узрели перед собой Вейдвальдса при полном параде. Тот нервно покусывал губы и выглядел слегка недовольным, словно бы застал сколопендровцев спаивающими его солдат (что, конечно, правдой быть не могло...ты им только раз предложи — а потом рома не напасешься).
— Здравия желаю, — без особого энтузиазма протянула Шивилла.
— Здравствуйте, мадам шкипер. Приветствую, сэр доктор, — поздоровался юноша. — Я пришел за Ее Высочеством. Она у себя?
— Да, — кивнул Лауритц, — она в лазарете играет с охранниками в какую-то игру... И, видимо, выигрывает. Буквально минут двадцать назад один из них пробежал по палубе, кукарекая, и так же быстро вернулся обратно.
— О... — выдохнул капитан с сочувственным выраженьем на лице, — очень хорошо. Мы сейчас же забираем ее, за ней прибыли Его Светлость, — на этих словах судовой врач чуть не подавился.
— Кх...как? Уже? Сам? Надо же...
— Да, именно. Светлейший герцог Дриорский, собственной персоной. "Адамина", его личное судно пришвартовалось вдали от простых торговых причалов. Я бы мог предложить вам наскоро распрощаться с девочкой... Но она настаивала, чтобы вас представили ее отцу. Так что, — Виллем совершил над собой маленькое усилие и выдал радушную улыбку, описывая театральный жест рукой, обтянутой белоснежной перчаткой, — прошу исполнить эту просьбу и сопроводить нас.
— Правда? Это так...неожиданно, — заволновался судовой врач. — Если бы я знал об этом заранее, я бы подготовился, а так... Мне нужно переодеться.
— Вам бы тоже не помешало, — деликатно заметил Вейдвальдс, поглядывая на Шивиллу.
— А мне-то что? — не поняла девушка, поудобнее усаживаясь на бочке и закидывая ногу на ногу.
— А то, что вы тоже приглашены, мадам.
— Ах, какая честь... Я только возьму шляпу и парадную перевязь с саблей.
— Саблю оставьте здесь. С оружием вас все равно не пропустят.
— Досадно... Ну, ладно, — рыжекудрая потянулась за своей широкой капитанской треуголкой и водрузила ее себе на голову, слегка прихлопнув сверху ладонью. — Я готова.
— А как же я?.. — переспросил Ларри.
— А у вас на сборы есть примерно две минуты. Вам хватит?
— Где-то я это уже слышал... — вздохнул судовой врач и поспешил приводить себя в такой вид, в котором не стыдно показаться на глаза особе королевской крови.
Через несколько минут, или немногим более, торжественная процессия в полном составе стояла на верхней палубе. Капитан Вейдвальдс скептически осматривал своих подчиненных, Гайде от нечего делать разминала кисти рук, сцепив их в замок. Судовая повариха, на правах единственной заботливой матери на этом корабле, причесывала Олли волосы, которые до этого напоминали шапку из шкуры овцы, которую перед смертью напугали так, что вся шерсть встала дыбом.
— От меня не пахнет спиртным? — озабоченно поинтересовался судовой врач, повязывая на шее чистый платочек-галстук, одергивая полы камзола и пожевывая какую-то веточку. В ответ на его вопрос капитанша молча принюхалась к его лицу, а затем, зайдя сбоку, практически уткнулась носом ему в плечо и шумно втянула воздух.
— Нет, — авторитетно заявила она. — От тебя пахнет весьма приятно... Я бы даже сказала, вкусно.
Ларри снова почувствовал, как кровь приливает к ушам. Может, это просто до сих пор треклятый шоколад не выветрился... Главное, чтобы Шивилла не вздумала опять терять голову. Хотя... Разве что, самую малость...
— У моего родного отца есть свой корабль, который называется в честь моей родной мамы, а я до сих пор об этом ничего не знала? — по дороге возмущалась Молира. — Почему мне никогда его не показывали... Я уж даже не просила меня на нем покатать... Это нечестно!
"Это он?" — спрашивала девчушка, поочередно указывая на каждой крупное судно по дороге, но каждый раз Виллем отрицательно качал головой. "Мы уже пришли? А долго еще?" — не унималась она, до тех пор, пока не увидела корабль, после которого все вопросы отпали сами собой. "Адамина" оказалась действительно королевским судном. Новым, но совсем непохожим на те кораблики, которые строят себе некоторые титулованные богатеи для морских прогулок вдоль побережья затем, чтобы потом заявлять, что всерьез увлекаются путешествиями. Это был очень красивый корабль в безупречном состоянии, подходящий для дальних плаваний и по-военному вооруженный. А на мачте реял королевский герб на фоне двух золотых полос. Впечатленная этим зрелищем и взволнованная предстоящей встречей, Олли уж было зашевелила губами и заикнулась, чтобы произнести свое "Я никуда не пой...", но на нее разом устремилось несколько возмущенных взглядов, и зеленоглазка разумно решила промолчать и успокоиться.
На палубе "Адамины" вахтенные отдавали честь капитану Вейдвальдсу, подозрительно поглядывали на парочку рыжих в штатском и вовсе боялись в упор смотреть на герцогскую дочку. Среди членов экипажа пронесся любопытный гомон, но все голоса стихли и люди молча расступились, когда вышел он... Герцог оказался строгим мужчиной средних лет, среднего роста, обладающим ничем особо не выдающейся на первый взгляд внешностью. Сменить ему богатый наряд на костюм попроще, и сторонний наблюдатель смог бы назвать его военным офицером, скорее всего, высокого чина, возможно, уже в отставке. И был бы не слишком далек от истины. Сухощавое телосложение и впалые щеки мужчины могли навести на мысль об истощении, но безупречная осанка и сила, чувствовавшаяся в его размеренных движениях, указывала на то, что этот человек не забывает о поддержании тела в хорошей физической форме. На висках, в его уложенных без особых модных изысков, темно-каштановых волосах, густо пробивалась ранняя седина. Облик герцога мог показаться пресным, чересчур суровым, а оттого даже отталкивающим, только его темно-зеленые глаза блестели живо на худом лице, немного смягчая острые черты, они выглядели глазами юноши. Теперь понятно было, что у дочки папины глаза...
— Где моя дочь? — проговорил он достаточно негромко, делая тишину вокруг себя еще более безупречной.
— Ваша Светлость, — легким движением увлекая за собой Молиру, Виллем Вейдвальдс вышел вперед, и на фоне герцога он выглядел молодо, как никогда, совсем еще мальчишкой. А ведь юноша словно до последнего боялся, что притащит не ту девчонку... — Вот она.
— Отец?.. — пролепетала девочка, нервно теребя подол дурацкого платья и поднимая на мужчину виноватые глаза.
Пару минут, показавшихся всем присутствующим исключительно длинными, Освальдр Дриорский оценивающе смотрел на ребенка сверху вниз, и на его лице не отражалось никаких видимых эмоций — ни радости, ни гнева, ничего. Словно бы он ее впервые видел и не думал узнавать. Наверное, за этот краткий промежуток времени у бедняги Виллема пробился первый в жизни седой волос где-нибудь на затылке.
— Молира, — наконец произнес он, прищурившись и слегка нахмурив брови, — твой внешний вид не поддается никакому описанию. А недостойное поведение — и того хуже. Это возмутительно. Мать была бы очень недовольна, — на этих словах у кого-то отлегло от сердца, а кого-то, наоборот, словно камнем пришибло. Поджав дрожащие губы, Олли обернулась на вздохнувшего с облегчением, но без особой радости капитана Вейдвальдса, а затем на недоумевающего доктора Траинена. А герцог тем временем продолжил. — Здесь не на что смотреть. Всем вернуться к своим обязанностям. А вас, господа, я приглашаю пройти в кают-компанию...
Кают-компания оказалась большим и светлым помещением в кормовой части корабля. Помимо стоящего ровно по центру длинного стола, предназначенного для обедов офицерского состава и важных совещаний, прочая мебель располагалась вдоль стен очень компактно, в каюте было настолько просторно, что при желании хватило бы места двум-трем парам станцевать вальс. Освальдр присел во главе стола и молча жестом указал дочери на сидение возле себя, гости остались стоять, а Вейдвальдс прикрыл входную дверь изнутри.
— Дочь моя, — сам герцог нарушил воцарившееся молчание. Говорил он тихо, его речь на расстоянии можно было различить, только напрягая слух. — Ты представить себе не можешь, как это все меня огорчило.
— Простите, папенька... — пролепетала девочка. — Я не хотела, чтобы так все получилось...
— Я думал, что ты уже достаточно взрослая, и я могу доверять тебе, как здравомыслящему человеку... — продолжал мужчина своим убийственно-спокойным тоном. — Возможно, в том, что случилось, есть и моя вина. Теперь я понимаю, что упустил что-то важное в твоем воспитании... Единственное, на что мне остается надеяться, так это на то, что еще не поздно что-либо исправить...
— Меня накажут?.. — робко спросила Олли. Видимо, отца девчонка боялась сильнее, чем пиратов, хотя как бы суров ни был герцог, он не создавал впечатление человека, способного родную дочь отправить в море по доске или протянуть под килем.
— Нет, тебя не накажут, — неожиданно удивленно ответил он. — Тебя как жертву подлого преступного плана можно обвинять в чем-то в последнюю очередь. Что ты, невинное дитя, могла поделать против бандитской шайки... Напротив, ты сделала все, что могла при таких обстоятельствах. Как доложил мне капитан Вейдвальдс, ты проявила смелость и находчивость в непредсказуемых ситуациях, и это достойно похвалы, а не наказания, — у Молиры чуть рот не разинулся от изумления. — Возможно, я и не смог воспитать в тебе все те качества, которые хотел бы видеть в своей наследнице... Но ты оказалась способной постоять за себя, а главное...выжить. За твою жизнь я готов был бы даже пойти наперекор своим принципам и вступить в соглашение с пиратами, предложив им выкуп... Но его никто не просил. Главное, чего я больше всего боялся, так это того, что ты погибнешь.
— А я всегда думала, что если меня не станет, тебе будет только легче... — додумалась дочка выдать папеньке свою "гениальную" мысль. — Никто не будет дома путаться под ногами, а на людях позорить тебя и "марать честь семьи"...
