День ангела

Нет, я уже определённо не тот дикий, глухой абориген, которому надо растолковывать очевидное. И не буду я докучать Уэфу глупыми вопросами, на которые уже в состоянии сам найти ответ.

Сотни миллиардов звёзд светят в Галактике. Почти все они имеют планеты. Огромное большинство планет — безжизненные каменные шары, с атмосферой или без. На них никогда не ступала нога разумного существа, и вряд ли когда-нибудь ступит. Зачем? Такие планеты изучают дистанционно, с помощью телескопов, максимум роботов. Есть те, кому это интересно, но таких немного. И изучение безжизненных планет ведётся лишь для того, чтобы лучше понять свою родную планету — и в общем, ни для чего больше. Никакие "полезные ископаемые" никогда не будут "искапываться" на этих планетах — затраты на их извлечение в миллиарды, триллионы раз превысят их реальную стоимость.

Есть другие планеты. Планеты, на которых создались условия, необходимые для появления жизни, и жизнь возникла на них, подобно взрыву куска плутония, превысившего критическую массу. Их немного, но и не так уж мало — во всяком случае, в Галактике счёт идёт на миллионы. Жизнь — это интересно, часто очень интересно. На такие планеты организуют экспедиции, а при достатке сил и средств бывает, даже строят постоянные базы. Но и здесь всё изучение ведётся с одной, в сущности, целью — понять, как развивается жизнь, дабы приложить знания к себе, к своей родной планете. И ни для чего больше.

А есть такие планеты, где жизнь уже осознала себя. Их совсем уже немного, таких планет. Ведь цивилизация — краткий миг в истории любой обитаемой планеты. Ну что такое несколько десятков, пусть сотен тысячелетий по сравнению с миллиардами лет существования планеты? И встретить ныне живущую и здравствующую цивилизацию — немыслимая удача.

Для чего они здесь? Глупейший вопрос. А для чего вообще жизнь?

Да, именно так. Для чего мы собираемся с друзьями? Для чего поём песни у костра? Для чего встречаем рассвет в горах? Если кто-то скажет, что для обмена информацией, я буду долго и обидно хохотать ему в лицо.

Цель жизни — поддержание жизни. Это верно для любой формы жизни, от амёбы до Хозяина Вселенной. Но если для амёбы это всё, то для разумного существа — только начало.

Главная цель разумного существа — поиск Счастья. Главная и единственная. А всё остальное: красивые вещи, книги, могучие машины, наука и полёты в космос — только средства для достижения этой цели.

Оно приходит не сразу, понимание этой цели. Но любое разумное существо, едва осознав себя, инстинктивно ищет своё счастье. И чем разумнее и выше существо, тем шире круг поиска. Для себя лично. Для своей семьи. Для родных и близких. Для своего племени. Для своего народа. Для всех.

Да, поначалу дикари, особенно если предками у них были хищные обезьяны, пытаются строить своё счастье за счёт других. И вот на шикарных виллах в мозаичных бассейнах нежатся римские патриции, в то время как миллионы рабов медленно умирают от непосильной работы, голода и плетей. И пируют на развалинах златого Киева грязные монголы. И гогочут, алчно перебирая золото, карибские пираты, не обращая внимания на валяющиеся на палубе трупы. И пьют коньяк бравые эсэсовцы, глядя на лениво ползущий из трубы крематория дым.

Только так не получится. Не получится счастья на крови. Максимум, чего можно достичь таким путём — временного благополучия. Угол падения всегда равен углу отражения. И хрипит, кончаясь в муках, римский патриций, казнимый по приказу Нерона. И воет, катаясь по снегу, монгольский нукер, пытаясь удержать внутренности, выпадающие из распоротого мечом живота. И дрыгается, высунув язык, висящий на рее пират. И булькает кровью прошитый очередью эсэсовец, глядя на наползающую на него гусеницу танка.

И рано или поздно настаёт момент, когда все — или хотя бы большинство — понимают наконец очевидное. Чтобы получить от разумного существа настоящую отдачу, обществу необходимо, чтобы это разумное было счастливым. Иначе двигаться дальше нельзя.

Для чего ангелы тратят свои силы, время и немалые даже по меркам могучей космической цивилизации средства? Глупый вопрос. Просто глупый.

Я усмехаюсь. Разумная жизнь — высшая ценность во Вселенной. Даже "зелёные" понимают это. Только понимают по своему.

Можно взять на воспитание ребёнка, чтобы вырастить из него умного, здорового и счастливого члена общества, чтобы получать радость от общения с ним. А можно, чтобы вырастить бессловесного раба, который гнул бы на тебя спину всю жизнь. Улавливаете разницу?

Я чувствую, как во мне медленно, но неотвратимо выкристаллизовывается, твердеет решение. Да, ребята. Не всем в жизни удаётся сеять разумное, доброе и вечное. Должен же кто-то и полоть.

Однако пора спать. Завтра я дежурный по кухне, дед Иваныч вернётся только к обеду. Ишь ты, "кухонный мужик им не нужен...". Вот останетесь все голодными, тогда посмотрим!

...

Солнце бьёт в цветные стёкла витражей так, будто хочет их расплавить. И всё пространство трапезной старинного скита залито этим ярким, радостным светом. Но даже этот солнечный свет не идёт ни в какое сравнение с тем, что у меня внутри.

Мы сидим за столом. Весь персонал базы, люди и ангелы. На этот раз собрались все, бросив свои дела, такие нужные и важные.

Прямо напротив меня сидит папа Уэф. Сидит неподвижно, слегка распустив крылья — жарко сегодня — как статуя, полузакрыв свои фиолетовые глаза. В руках у него мелькают, переливаются забавные стеклянные зверюшки — чётки.

Чуть левее меня сидит Геннадий. Сегодня он не очень похож на дипломата — пиджака нет, рукава белоснежной рубашки закатаны по локоть, воротник расстёгнут. И галстука нет — неслыханно! В руках он вертит чайную ложечку, за неимением чёток.

Справа сидит Коля-Хруст. Пёстрая гавайка, летние брюки. Из нагрудного кармана высовываются чёрные пластиковые очки. И голова бритая. Отъявленный рэкет. А руки на столе, сцеплены в замок. Это правильно — если Коля начнёт гнуть ложки... где набраться?

А в самом углу неподвижно сидит дед Иваныч. Губы чуть шевелятся в бороде. Молится.

И только мамы Маши нет за столом. Она там. Сейчас идёт процесс пробуждения моей Ирочки. Нет, не так — рождения заново. Это уже её третье рождение.

Я судорожно сжимаю в обеих руках кружку с молоком. Или нет, с остывшим чаем... Я мог бы прочитать в голове мамы Маши, что творится сейчас там, в недрах удивительной машины со странным названием "витализатор", но я не буду этого делать. И не то чтобы боюсь... Но на этот раз мама Маша была непреклонна — туриста в трюм, иначе я не дам ей нормально работать своими дикими необузданными эмоциями.

Я ощущаю на себе взгляды. Я ощущаю эмоции и мысли. Дружелюбные, понимающие, ничуть не насмешливые. Все рады за меня. Нет, не так — все рады за нас с ней. И даже не так — все просто ужасно рады, за нас всех рады... И все волнуются. Да когда же, наконец!

"Всё, Рома. Теперь можешь войти. Всем прочим — подождёте. Уэф, извини, ты тоже подожди"

Я срываюсь с места, едва не своротив тяжеленную дубовую лавку. Люки едва успевают исчезать передо мной. В голове гудит — вроде я опять ударился? Какая ерунда!

В обширной комнате неподвижно висят в воздухе, ни на что не опираясь, три громадных мыльницы. И ничего похожего на саркофаг. В саркофаге покоятся мёртвые. В витализаторе мёртвые оживают.

Мама Маша стоит возле крайнего аппарата, колдуя над висящим в воздухе изображением — виртуальный дисплей... Крышка витализатора, дрогнув, медленно всплывает вверх.

Вот странно, досюда я пролетел птичкой, а теперь... Ноги весят минимум тонну каждая. Шаг... Ещё шаг. Ещё.

Она лежит на спине, мокрая, блестящая. Её глаза закрыты, но она дышит, глубоко и ровно. Дышит! Она живая!

Щупальца фиксаторов, удерживающие её, исчезают, извиваясь, как змеи. Ирочка беспокойно завозилась и открыла глаза. Ярко-синие, сияющие.

— Рома...

Она вдруг садится, ошеломлённо озираясь вокруг.

— Мама? Что-то не получилось? Мне приснился удивительный сон... Будто всё получилось, и я уже стала человеком...

Она встречает мой взгляд и осекается. Маленькая моя...

Я тянусь к ней, руками вынимаю из ванны витализатора, и она тянется ко мне, обхватывает меня руками, ногами. Двадцать пальчиков, способных шутя колоть орехи, вцепляются в меня мёртвой хваткой. Громадные мокрые крылья разворачиваются, обхватывают меня, накрывают...

"Я люблю тебя"

Чья это мысль — моя или её? Да какая разница! Это наша мысль.

Всё пространство Вселенной занимают её глаза, и я ощущаю на своих губах вкус крови. Больно? Какие мелочи...

Белоснежный ковёр искрится мириадами разноцветных огоньков. И потолок, обычно молочно-белый, с лёгкой голубизной, сейчас сверкает всеми цветами радуги — Кио постарался. И в довершение к этому в окна бьёт неистовое летнее солнце.

Мы все стоим, разбившись на две группы. Четверо — Уэф, мама Маша, я и Ирочка. Напротив все остальные.

— Друзья мои! — на сей раз Уэф говорит звенящим, могучим, торжественным голосом, от которого чуть вибрируют сами стены. — Моя дочь вернулась. Вернулась к прежнему облику. Вернулась к жизни. И вернулась она благодаря ему, вот этому человеку.

Они вдруг все разом встают на одно колено. Все, кроме Ирочки, которая цепко держит меня за руку.

— Мы рады видеть вас обоих, живая легенда будущего.

Репетировали они, что ли?

— На этом торжественную часть считаю закрытой.

Словно плотина прорвалась. Хлопают крылья, меня по плечам хлопают руки всех размеров, от детских до могучей лапы Коли-Хруста. Хохочет Геннадий, утратив весь свой дипломатический лоск. Ирочка визжит, повиснув на деде Иваныче, а тот только утробно хрюкает от избытка чувств.

— Обед будет позже, а сейчас — ну что, хоровод?

Солнце поднялось уже в самый зенит, прокаливая землю неистовым полуденным жаром. Но это не помеха нашему празднику.

Второй раз я вижу их хоровод. Только тогда была ночь, и над головой вместо солнца сияла призрачная иллюминация.

"Дед... Какой же... танец... без крыльев! Я же калека, калека, понимаешь ты или нет!!"

Маленькие цепкие пальчики сильнее сжимают мою ладонь. Я встречаюсь с ней взглядом, тону в неистовом синем сиянии. Опять они синие. Господи, хорошо-то как!

— А серые, значит, всё-таки не нравились? — смеётся Ирочка.

"Ты вернулась. Ты вернулась с того света, откуда никто не возвращался"

"Как же я могла тебя оставить?"

"Мне было плохо без тебя"

"И мне без тебя. Мне было больно, темно и сыро. Хотя я и была без сознания"

Я прижимаю её к себе. Маленькая моя...

"Тебе было больно, потому что пуля попала в голову"

"Не только. Мне было больно, потому что не было тебя"

Она мягко отстраняется.

— Можно, я потанцую? Я так давно не имела крыльев, соскучилась по хороводу.

— Само собой, иди.

— А может, и ты потолкаешься? Пояс при тебе? Будет весело, правда...

Я посылаю ей мыслеобраз — дрессированный медведь неуклюже топчется среди толпы кувыркающихся цирковых акробатов. Ирочка смешливо фыркает.

— Ну уж прямо так...

— Иди, родная. Я подожду, когда у меня будут крылья. Ну какой танец без крыльев?

Она смотрит мягко, нежно. Гладит меня по лицу.

— Ты прав. Когда они у тебя будут...

— Да иди уже, всё пропустишь!

Мы, четверо людей, сидим на лавочке, врытой в землю под деревом. Очень удобно, и солнце не печёт, и обзор неплохой. Видно, как в небе кружатся стремительные радуги, сплетая кольца и восьмёрки. Красиво!

"Ну что ты, разве это хоровод, Рома" — улавливаю я мысль. Вроде, Аина? — " Это так, школьная разминка. И народу мало, и маскирующий купол на семидесяти метрах. Несерьёзно!"

— Ну ладно, Рома, — на мою руку ложится ладонь Геннадия, — Мы с Колей, пожалуй, поедем. Счастливо вам обоим.

— Как? А обед?

— Похаваем в дороге — встревает Коля-Хруст — Слушай, я и не предполагал, что так может быть. Так, как у вас. Посмотришь, и умирать не страшно, правда.

— Тебе и умирать... Тебя из танковой пушки не вдруг завалишь!

Коля довольно хохочет, и Геннадий тоже смеётся, вставая.

— Поехали, Коля. До Москвы путь неблизкий.

— А разве вы не коконом прибыли?

— Не, мы на тачке, — Коля тоже поднялся, — у нас ещё дела, туда-сюда заехать надо. Кокон, Рома, конечно, штука отличная. Но есть один минус — всё время надо лазать на крышу, или искать самые тёмные углы. Внезапное появление из ничего, из летнего марева, посреди улицы может вызвать массу ненужных слухов и кривотолков.

— А поясами почему?.. — я осекаюсь. Опять ляпнул. Проблемы-то те же, вся и разница, что вместо десяти минут уйдёт два часа.

— Вот именно. До свидания! — это Геннадий.

— Будь здоров, живая легенда! — плечо гудит от Колиного щедрого хлопка. Лапы, как у термина... В общем, как у того Ивана.

Теперь хохочут двое — дед Иваныч и Геннадий, а Коля стоит с разинутым ртом.

— Ух, блин... Ну и сравнил... Ладно, я без обид. Пока!

— Погодите, — дед Иваныч тоже встаёт, — я вам на дорожку соберу поесть-то...

Они уходят, и я остаюсь один. В небе невысоко играют белые радуги. Ну хватит вам танцевать... Пора бы перекусить, вообще-то!

Я вхожу в комнату, наполненную сумраком. На улице ещё светло, но подслеповатые окна бывшей кельи смотрят на восток, и мрак уже копит силы по углам, готовясь затопить помещение.

— Чего сидишь без света?

Ирочка сидит на полу, перед ней в воздухе висит большое прямоугольное изображение, видно, как бегут строки. Ясно, смотрит передачу нашего телевидения.

— Помылся? Полотенце повесь на крюк... Ну вон, на тот, на устройство контроля эфира... Смотри, Рома, это про нас. Видеозапись.

— ... Таким образом, погоня за дешёвыми сенсациями в последнее время стала массовым явлением, и многие журналисты, и репортёры сделали погоню за сенсациями основой своей работы, если такое занятие вообще можно назвать работой.

С экрана на меня смотрит Геннадий Александрович Меньшиков. Адвокат и акула бизнеса.

— Такой подход очень опасен, потому что в принципе подрывает доверие к телевидению и прессе. Конечно, есть категория людей, которым нравятся сказки, но большинство населения просто отвернутся в конце концов от наших экранов.

— Но позвольте, — энергично возражает ведущий, — мы сейчас обсуждаем конкретный случай. Люди видели своими глазами, имеется ряд свидетельских показаний!

— И где же они, эти ваши свидетели, почему их нет в студии?

— Ну, у людей могут быть разные причины. Кому-то некогда, кто-то стесняется...

— Стесняется врать перед камерами, скажем прямо.

— Но что-то ведь было?

— Разумеется. Взрыв безоболочечного взрывного устройства, предположительно самодельного. Сотрудники милиции были оглушены этим взрывом.

— Но показания свидетелей сходятся. Огненный шар, молодой человек с раненой девушкой на руках... Такого не придумаешь, не договорившись, вы не находите?

— Бросьте! Один сказал, другие подхватили. Послушайте, ведь все опрошенные свидетели отказались от своих первоначальных показаний. Всё гораздо проще. Этот молодой человек решил похвастаться перед девушкой своим изделием, толовой шашкой или чем там... Произошёл взрыв, девушка получила ранение...