Народ зашумел, призывая Коттина успокоиться, продолжить обед, или ужин — быстро темнело. Варяг кушал молча, плевал на столешницу хребты снетков, запивая их заморским вином из кривой, зеленой, с пузырями в стекле, бутыли.
После заявления одноглазого о солдате, разговор сам собой плавно перешёл к оружию, его производству, ношению, употреблению и распространению. Причём, чем дальше прибывающий народ отстоял от оружейного дела, тем с большим рвением и криком отстаивал свою единственно правильную точку зрения. Когда в разговоре о мечах и способах их ковки, гости чуть не сцепились с сильно захмелевшим парнем из дружины, варяг не выдержал, вскочил, чуть не опрокинув только что поданного осетра, дымящегося с жару, в бульоне, закричал с лёгким акцентом:
— Вы ничего не понимайте в настоящих мечах! Моя лошадь, моя собака в оружии понимают лучше вас!
— Слышишь, друг, его конь, его пёс в мечах лучше нас понимают,— гладил по вихрам нетрезвого дружинника толстый чудской купец, вытирая рукавом пьяные слёзы.
— Я торжественно клянусь, — высокопарно провозгласил рыжеусый варяг, доставая свой меч — великолепной восточной работы, отливающий золотом булат с белой изморозью по металлу, — Что отдам свою лошадь и вот этого славного осетра тому, кто имеет оружие благороднее моего! Даже золотой талер не пожалею!
Наступила тишина, все уставились на великолепный булат, на сверкающий синий камень в рукояти меча, на самого рыжеусого варяга — более никто не восхотел объявлять, этого руса "понаехавшим". Вдруг курносый, с белой бородой и усами, с ледяными глазами молодчик, промокший и уже высохший, пахнущий лесом и землёй, в нелепой куртке, сшитой из кусков кожи, тихо встал, и молча, подошёл к столу варяга. Не успел никто опомниться — как он грязной рукой схватил осетра за бок, вырвал огромный кусок. Жутко улыбаясь, запихал его в рот, мурча и облизываясь. Потом схватил всю ендову, потащил на свой стол, на ходу поедая богатую закуску.
— Держи вора! — истошно завопил варяг, выпрыгивая из-за стола с намерением порубить Коттина на куски. Бывший Кот недоумённо оглянулся, ища честными светлыми глазами вышеозначенного вора, но, видя перед собой только свирепого руса, улыбнулся ему:
— Иди и приготовь мне лошадь, а золотой талер положи вот в этот карман, — Коттин похлопал себя по груди.
— Он безумец! Вяжите его!
— Меня вязать? За что? За то, что мой меч лучше? — заорал бывший Кот, выхватывая из руки варяга монету.
— Он оскорбил меня, благородного руса из дружины Великого конунга!
— Надоел ты мне! — Коттин выхватил из мешка меч Индры, помахал им. Пока варяг остолбенело, разглядывал чёрные значки, бегущие по лезвию, бывший Кот размахнулся и ударил его плашмя по голове, потом пнул сапогом под рёбра. Положив золотой кружочек в карман куртки, Коттин оглядел выпученные глаза, открытые рты завсегдатаев, прислушался, как по улице, ругаясь, бежит толпа белозерских дружинников, подумал удовлетворённо: "Сейчас меня повяжут".
По мнению Коттина — драки местных с варягами происходили часто. Так было всегда и везде. Поэтому дело сочтут пустяковым. Зато его приведут в город — с разбитой мордой. Посадят в подвал, где таинственного Кота Баюна никто искать уж точно не станет.
Когда толпа выставила дверь, Коттин убрал меч в мешок, и вовремя — ему тут же засадили в лицо, надавали подзатыльников. Потом стали выяснять — он ли обидел варяга?
Коттин почувствовал, как из носа потекла кровь, улыбнулся — это хорошо. Лысая башка, борода в крови — древний оборотень в розыске. Ага.
Ариант грустно смотрел в окно, расположенное под самым потолком, в мелкую сеточку, вместо рыбьего пузыря — кольчужная сетка. Дело, по всей видимости, замерло — значит, дядьку Коттина не нашли, и что будет с ним — неизвестно. Ари опустил глаза, посмотрел на соломенный тюфяк, поёжился — где-то наверху топилась печь. Верх стены и низкий потолок были тёплыми, но по полу сквозило, внизу бегали мыши, смотрели бусинками глаз на корку хлеба и кружку из-под молока. Молоко несколько раз приносил богатырь Аминта, хлопал парня по спине могучей ладонью, один раз пожаловал сам воевода Чудес — спрашивал, не обижают ли, как кормят. На вопрос — "Когда?" — посмотрел наверх, поёжился, пожал плечами. Долго молчал, потом нехотя промолвил, — "Разберёмся". Обычно еду приносил однорукий старик Чухрай. С ним Ари иногда перебрасывался парой фраз о погоде, о природе — к большему общению старик готов не был, а может быть, ему просто запретили разговаривать с арестантами.
Вдруг раздались голоса, заскрипела лестница, засов стукнул о стену — значит, сейчас дверь откроют. И, действительно, дверь завизжала несмазанными петлями, распахнулась — на пороге стоял худой остроносый господин, с бегающими глазками. Одет он был роскошно — серый, расшитый серебром плащ, круглая соболья шапка. Мужчина быстро окинул взглядом помещение, внимательно посмотрел на мальчика, сделал шаг в сторону. За его спиной оказалась очень красивая девушка — с тёмно-золотыми волосами, ярко-синими глазами, в нарядном сарафане, в руках она держала поднос, покрытый белым льняным полотенцем. Может быть, дядя Чудес упросил князя решить его судьбу? А, может быть, это и есть князь? Нет, не может быть — мальчик представлял князя в золотом шитье, с драгоценными камнями на короне, с волшебной саблей на боку.
Тем временем лысый настороженно смотрел, как девушка передала поднос, как мальчик поставил его на тюфяк, закрыв дыру, из которой торчали длинные жёлтые соломинки. Потом лысый подтолкнул девушку к выходу, сам сделал движение к дверям, но остановился на миг, что-то буркнул однорукому Чухраю и быстро выскочил наружу. Стукнул засов, шаги удалились. Настроение мальчика резко улучшилось.
Только Ари присел на тюфяк, и, сняв полотенце, принялся за еду — козий сыр, лепёшку, ещё тёплую, кусок варёного сазана, — как вновь раздался шум. Кто-то орал, толкался, наконец, дверь вновь распахнулась, двое дружинников в армяках, при саблях, втащили в коморку и бросили на солому бритоголового молодчика с разбитым лицом. Утерев ладонью кровь, человек с белой бородой закричал что-то нехорошее на захлопнувшуюся дверь, плюнул вслед служивым, потом оглянулся на Ари. Несколько секунд бессмысленно смотрел, потом замер, почесал окровавленной рукой затылок, и вдруг весело ему подмигнул. Кусок сыра выпал из пальцев Арийского Сокола, то бишь, Арианта — перед ним сидел не совсем здоровый, но всё-таки живой — дядя Коттин, древний волшебный Кот Баюн. Ари открыл рот, что бы весело закричать, но наткнулся взглядом на палец, приложенный к разбитым губам странника. Замолчал.
— Когда меня сюда волокли, я вроде бы видел одну девушку...
— Какую девушку? — прошептал Ари.
— С золотыми волосами...
— Она сегодня здесь была, — мальчик показал на сыр и рыбу. — А как её зовут?
— Мишна. А братца Стефана ты видел?
— Нет, — ещё тише прошептал Ари, — он тоже в городе?
— Ты, значит, ничего не знаешь, что было после нашего расставания? Меня скоро потащат на суд, рассказывай быстрей, что произошло с тобой!
Коттин решил, что будет лучше, если Ари узнает об их приключениях после того, как ситуация разрешится. Раз парень в подвале — значит, воевода Чудес сумел разговорить парня. Но бывший Кот нисколько не сердился на Ари, ведь простолюдины в воеводы не выбиваются.
Вскоре Коттина увели к воеводе, где бывший Кот назвался стрелком, идущим поступать на службу в стольный град с самого Урала.
На следующий день Мишна пришла одна, без таинственного соглядатая, и пока однорукий старик возился с запорами, Ари прошептал, что о ней спрашивал Коттин. К великому удивлению мальчика, Мишна рассмеялась, и нисколько не таясь, сказала, что они уже успели коротко переговорить, так как всё закончилось благополучно.
— Расскажи чуть-чуть, если ты не занята.
— Чухрай, дедушка, закрой-ка нас тут, в чулане, на полчаса, чтоб никто лишний сюда случайно не вломился, — вдруг изумила Арианта новая соратница.
— Он что, твой дедушка? — спросил мальчик.
— Нет, конечно, — засмеялась Мишна, — просто он мой человек.
— Как это? — растерялся Ари. — Ты что, его купила?
Мишна расхохоталась ещё веселее, — Сам ко мне пришёл! Ладно, когда-нибудь всё узнаешь. Лучше я расскажу тебе, что случилось вчера у князя.
— А ты и во дворец ходишь? В сам детинец, где светлый князь живёт?
— Глупый ты, мальчик. А кто же княгиням будет постели стелить, да бельё стирать? Кто им будет платья застёгивать, волосы причёсывать, щёки да глаза красить? А княжеские дети? А баня? А ткать да вязать?
— Так они это всё не сами делают? — сделал круглые глаза Ариант.
Мишна от смеха свалилась на тюфяк, потом вскочила, отряхнулась от блох, села на лавку, заменявшую мальчику стол и стул, долго хихикала.
— Ну, слушай, — наконец сказала она. — Господина Коттина сюда притащили дружинники с деревни Киснемы, прямо из корчмы, где он подрался с каким-то варягом. Вроде бы с ладожского отряда. Тот отряд стоит своим городком прямо за погостом — дескать, ждут гостей с товаром, сопровождать к Белому морю. Наши-то люди к ним уже попривыкли, пусть торгуют, раз подорожную платят. Говорят, такое соглашение меж нашим князем и варяжским конунгом имеется!
— А те варяги в город допускаются?
— Только их старшина. Потому они и стоят городком за погостом, что сюда их пускать не велено. Так вот, пока мешок Коттина валялся в прихожей, его, конечно, досмотрели. Потом господина повели к воеводе. После разговора Коттину вернули вещи. Воевода Чудес зачислил Коттина в дружину, спросил, где он купил такой меч. Господин Коттин ответил — нашёл в кургане древнего героя. Потом они долго шептались и золотой талер, что господин забрал у варяга, был "приобщён к делу". Ну, тут всё ясно...
— Не догадались?
— О ком? О господине? Да уж полгода минуло — о Коте ни слуху, ни духу. Если тебя потащат к князю или ещё к кому — притворись дурачком. Они и подумают, что Кот Баюн — это сказка. Только не переусердствуй — а то выгонят в лес, к Бабе Яге.
— Бабы Яги не бывает, я так думаю.
— Ага, не бывает. Еле ноги унесли!
— Как странно. Для меня он дядя Баюн, а для тебя — господин Коттин. Он в корчме не напился, случаем?
— Нет, конечно. Он специально подрался. Чтоб безболезненно проникнуть в город.
— Вот здорово! — прошептал Ари. — А как там Стефан, мой названый брат?
— У него всё хорошо, — рассеяно ответила Мишна, покраснела и поспешила на выход.
*
Мишна в сарафане, подпоясанном под грудью, в красной юбке поверх него, сидела на изящном стульчике и расчёсывала деревянным гребнем роскошные золотые волосы. В комнате было тепло, печи в детинце топил специальный человек — истопник. Мишна подозревала, что капризные княгини требовали топить и летом, в сырые промозглые дни. Город, однако.
В тесной комнате неведомо как помещались две широкие лавки с перинами, набитыми куриным пером, заправленные чёрными шерстяными одеялами. Вдоль стен до потолка стояли плетёные корзины и баулы с господским бельём — хозяйство, за которое отвечала старая Хава, занимающая одну из лавок. В таких же плетёных квадратных сундуках хранился и личный скарб — одежда, украшения и мелкие подарки. На стене висело большое бронзовое зеркало. Для того чтобы хоть что-то рассмотреть, зеркало постоянно полировали шерстяным клубком.
Мишна села на свою постель — вечерело, с улицы слышались крики мальчишек, в прозрачном фиолетовом небе висела Луна, от растаявшей земли нёсся мощный волнующий дух, будоражащий кровь. Весна. Девушка задумалась, потом размечталась, мысленно возвратилась в свой первый день в стольном граде Белозерске.
Уставшая и голодная девушка проснулась под мягким овчинным тулупом, в тёплом помещении, на лавке — не на хвойной подстилке у костра. Она долго лежала, зажмурив глаза и вспоминая вчерашнего пьяного стражника, не смея встать с постели, высунуться наружу — вот она я, здравствуй, народ! В комнате кто-то сопел, дышал, покашливал, здесь находилось явно более одного человека. Наконец, заскрипели деревянные лавки, люди зашептались, по дощатому полу прошлёпали босые ноги, зашелестели ночные рубахи.
Мишна решилась — откинула тулуп, села на лавке, опустив ноги на холодный пол. Только сейчас она заметила, что её платье — грязный и пропахший дымом, в многочисленных дырочках от искр, помятый и потасканный мешок. Девушка углядела в углу чугунок, рядом с ним кружку. Вода была холодная, чистая. Заглянув в котелок, Там отражались всклокоченные волосы, чумазое лицо, покрасневшие глаза. На такую грязнулю только пьяный страж и польстился! Но главное — она жива. После всех Фавнов, древних ведьм и Горынычей — она жива.
Раздались шаги, в комнату кто-то вошёл, остановился. Мишна провела по лицу мокрой ладонью и повернулась. Старушка — маленькая, седая. Когда-то была жгучей брюнеткой, редкость для этих краёв. На шее металлическая цепочка — символ рабства. Ах, золотая. Значит, домашняя рабыня, высокого полёта.
Старушка взглянула на Мишну острым взглядом, задумалась, что-то прошептала про себя. Потом быстро подошла, взяв девушку за руку, распахнула окно, чтобы утренний свет позволил лучше рассмотреть её черты. Долго изучала лицо девушки, затем чёрные глаза старушки зажглись, словно огонь, она вдруг обняла Мишну, прошептала:
— Меня зовут Хава, девушка. Кажется, я знаю, кто ты. А ты это знаешь?
Днём Хава повела Мишну в мыльню, где мылись сами княгини — в деревянных тазах, с мыльным корнем и травами, с заморскими мыльными шариками из королевства Франков, из города бога войны — Марселя. После мытья Мишна взглянула в зеркало и сама себя не узнала — такая стала гладкая и розовая! Хава сходила к Рогнеде, жене князя, о чём-то говорила с ней, вскоре принесла новую рубаху, сапожки с ноги самой княгини. С пояском из сундука Хавы вышло неплохо. Причёсанная, с подведёнными графитной палочкой глазами, с чуть подкрашенными свёклой щеками, Мишна предстала перед княгиней.
Рогнеда, уже не первой молодости женщина, окружённая тётками и племянницами, няньками и детьми, взглянула на Мишну, выслушала мнение приживалок — кивнула благосклонно — пусть послужит. Откуда — из Гранёнок? Значит свободная девушка, чёрной кости. Привёз купец Аникей? Откуда — не помнишь? Умер? Значит, доказательств рабского происхождения нет. Что скажет князь и княгини? Она, Рогнеда, тут за всем хозяйством следит. Людмила вот-вот родит, Светлана поёт, пляшет, да князя развлекает. Идите уже. Всё решено.
Вечером Хава решительно переселила двух девок с поварни в другой чулан — те и рады. Без надзора чёрноглазой Хавы больше воли — можно и на свидание к молодым дружинникам сбегать. Схватили свои плетёные сундуки и корзины, свернули одеяла — и были таковы.
Мишна постелила постель, присела за стол. За окном зажглась звезда — одна-единственная, вечерняя, первая. Тихо вошла Хава, промолвила:
— Шаббат наступает.
Мишна вздрогнула, в этом слове было что-то древнее, волнующее. Она посмотрела на старую Хаву, задумчиво промолвила:
— Мне показалось, что я уже когда-то переживала этот странный вечер.
