Ни о каком создании Стражей речь уже не шла. Воспроизвести комплексное заклятье вроде Биплана я тоже не смог бы за всё золото домена. Да какой в преисподнюю Биплан, если у меня даже простейшие радужницы получались через раз, а корявенькие чары скорости — через три раза на четвёртый! Даже грубые, почти не требующие тонкости боевые заклятья — и те повиновались мне далеко не всегда... какой-то отдушиной оставались только наиболее сложные и абстрактные формы ментальной магии. С защитой сознания и обменом мыслеобразами особых проблем не возникало. Но все заклятия, хоть в малой степени требующие активности сильно изменившихся энергооболочек... эх!
На этом фоне ни заметно расширенная сенсорика, ни тюнингованное тело, ни даже мой Двойник, резко продвинутый до статуса высшего вампира, уже как-то не радовали. Тридцать лет развития, изменений, тщательного наращивания способностей — всё псу под хвост! Минувшие дни, заполненные безуспешными попытками восстановить ускользающий контроль над Силой, убедили меня в этом окончательно.
Да, с нынешними своими талантами, вооружённый опытом, полученным в Пестроте, я смог бы достичь прежнего уровня в разы быстрее. Лет за пять. Если хорошо постараться, то и за три-четыре. После чего я получил бы возможность ускоренными темпами двигаться дальше. А что такое три-четыре года или даже десяток лет на фоне вечности?
Угу. Вот именно. Был бы я психологически, а не только биологически вечен — плюнул бы, растёр и забыл. Но поступить по логике — не получалось. Ну вот совсем.
Глупо? Конечно, глупо. Хотя и не бесполезно: у подобных эмоциональных реакций, как у всего вообще, имелась положительная сторона. Неудовлетворённость, порождающая стремление изменить себя и мир — один из самых мощных факторов, ускоряющих личный прогресс. Но этого сознания мне было мало. Мало, мало, мало! Я страстно хотел перескочить возникшую на пути пропасть, а не просто штурмовать её "по науке".
— Давай. Ты можешь.
— Могу, да разучился, — буркнул я на остатках пережжённого раздражения.
— Так не бывает, — неожиданно возразила Лада. — Нельзя утратить фетвосс.
Дзинь!
— Что-что утратить?
— Фетвосс, — повторила она.
Благословенна будь, о наука друидов! Лишь ты не оставила меня ныне. Научившаяся легко и на удивление чисто изъясняться на реммитау, моя хилла всё же порой вставляла в речь словечки из родного языка, не имеющие точных соответствий даже в богатом смыслами языке магов. И я, достигший четвёртой степени ламуо, понимал её гораздо лучше прежнего.
Фетвосс. Равновесие, баланс, точность, изящество? Нет, нет, всё не то. Нечто более узкое и вместе с тем соединяющее эти слова воедино. Фетвосс — это не качество и не атрибут; скорее, это — то, без чего, в понятиях хилла, попросту нет магии. И слово это действительно не переводится на реммитау, разве что метафорически. Это та тончайшая, не толще волоса, грань, на которой только и может существовать истинная магия. И с которой невозможно упасть, потому что любой темп, любой пируэт, любое движение вообще гармонично впишутся в реальность. Любые антраша мага в состоянии фетвосс попросту изменят мир.
Ну и самого мага заодно. Как малую часть этого мира.
Канатоходец, которому помогают искривления пространства и флуктуации силы тяжести. А также Свет, Мрак и все стихии. Хоть вальс танцуй — канат и не такое выдержит!
Фетвосс.
Я снова сосредоточился, удерживая в сознании острую нить истинного смысла и ловя баланс Сил. Это оказалось не так просто, как я надеялся, но и не так сложно, как я боялся.
Фокусировка. Перенаправление токов энергии.
Вокруг возникли десятки, а потом и сотни изломанных огненных сгустков, похожих на бабочек. Секунда, вторая — и эта жаркая стая рванулась к цели по сотням независимых траекторий. Мишень (тот самый столб из серовато-чёрного обсидиана в дальнем конце плаца, защищённый многослойными арканами) покрылась множеством проплавленных оспин. Пожалуй, объект, защищённый чуть хуже, мой "пламенный рой" даже не расплавил бы, а испарил — целиком.
— Вот видишь, — сказала Лада. — На самом деле всё очень просто.
Я взглянул на неё искоса. Так, как ещё ни разу не глядел.
— Знаешь, ваишет, нам пора... поговорить.
Хилла ответила мне почти таким же взглядом: сосредоточенным, спокойным, но вместе с тем заинтересованным. И медленно кивнула, копируя мою повадку: чуть вскинув подбородок, а потом опустив голову, не отрывая взгляда от собеседника.
Она вообще чем дальше, тем старательнее подражала мне...
Я предвидел, что разговор будет не из простых. В смысле — из тех, которые лучше не давать подслушивать посторонним. И решил опробовать для защиты от чужих ушей новый трюк, идея которого пришла ко мне как раз в тот момент, когда "пламенный рой" щербил обсидиан. Который, если всё выйдет, как надо, защитит нас двоих даже от любопытства Видящих.
Нечаянно позаимствованный у Лады отблеск понимания, касающегося отношений мага и мира, позволял мне выстроить вместо обычной ментальной защиты совершенно особую... м-м... ну, пусть будет — систему взглядов. В границах этой системы я мог объединить в едином действии как науку друидов, так и прямую передачу мыслей. В первом приближении можно сказать, что я насмерть зашифровал линию обмена сообщениями, в виде которой можно представить любой разговор. Для меня и Лады смысл сказанного оставался ясен, тогда как для посторонних он должен был превратиться в нечленораздельное бормотание.
Но во втором приближении следовало полностью переформулировать сказанное. На самом деле я свернул семантическое пространство беседы примерно так, как чёрная дыра сворачивает физическое пространство. Хотя проникновение за "горизонт смысла" беседы в теории оставалось возможным, для этого следовало воспользоваться — одновременно! — и ментальной магией, и ламуо, да ещё вскрыть простенький, но надёжный алгоритм "генератора шума", хитро шинкующий и мои реплики, и реплики Лады.
Параноидально? Ещё бы!
Зато теперь, как было сказано выше, подслушать нас вряд ли смог бы даже Видящий.
Основной минус всех этих предосторожностей заключался в повышенной нагрузке на сознание. Слушать, запоминать и даже реагировать на сказанное Ладой я ещё кое-как мог, но вот с обдумыванием уже возникали проблемы. Ну да ничего, не в первый раз беседуем.
— Пожалуйста, забудь пока о реммитау. Говори на родном.
— Хорошо. Что ты хочешь услышать?
— Для начала я хотел бы изучить язык хилла и хотя бы основы териваи. Не прямо сейчас, но в ближайшее время надо бы начать. Надеюсь, особых препятствий для этого нет?
— Ты — мой ваишет.
— Понятно, — "Полный допуск, значит". — Тогда расскажи, что именно ты не поделила с Гонцом и с теми, кто его послал. Желательно рассказать так, чтобы я наконец-то понял, что к чему.
— Корни у такого рассказа будут глубоки...
— Ничего страшного. Я умею слушать.
Лада едва заметно вздохнула (ещё одно заимствованное движение) — и начала.
Не стану даже пытаться изложить ту историю, которую она мне поведала, близко к тексту. Историю... м-да. Попробую вместо изложения пересказ. Хотя его нешуточно затрудняет уже сама по себе прихотливая сложность языка хилла. Не знаю, как там зилтау, Речь Творения, которой пользуются риллу и к которой, собственно, восходит Осколочный Язык смертных магов Пестроты; но сдаётся мне, что средства коммуникации хилла (а следовательно, и их мышление) не намного проще. Впрочем, я наверняка не улавливал многих нюансов постольку, поскольку звуковая речь Лады в идеале должна была дополняться сложными перетекающими узорами "живой одежды" и ещё более сложными изменениями ментального фона.
Дополнительная сложность заключалась в том, что по меркам своего вида Лада едва-едва перестала "лопотать" и "агукать". Она уже вышла из младенчества, но не вышла из детства (я это подозревал, но в процессе разговора выяснил окончательно), и словарь её недалеко ушёл от словаря пятилетнего ребёнка — конечно, с поправками на нечеловеческую природу её самой и её речи. По людским-то стандартам Ладу смело можно записывать в гении...
Ещё несколько слов о возрасте. Как многие долгоживущие, хилла различали несколько видов зрелости и соответствующих им возрастных этапов. Лада добралась только до первого из них — зрелости тела, по достижении которого заканчивается физическое и гормональное развитие. Далее должно было последовать окончательное формирование эмоциональной сферы (чему, среди прочего, способствовали занятия териваи); потом формирование интеллектуальной сферы; затем следовала общая гармонизация физической, эмоциональной и мыслительной деятельности — и лишь по завершении всех этих стадий хилла могли считаться достигшими... низшей зрелости.
Времени на всё это уходило, как правило, раз в двадцать-тридцать больше, чем Лада прожила во всех своих семи воплощениях, взятых вместе. Потому что в привычных мне годах, кстати сказать, было ей всего-то — держитесь за землю! — лет одиннадцать.
Дабы достичь средней зрелости, сородичам Лады следовало доказать своё высокое мастерство в одной из областей магического искусства — не обязательно с упором на "магическое", можно было "просто" творить прекрасное. С учётом запредельных требований, предъявляемых хилла к кандидатам в мастера — ещё тысчонка-другая лет долой.
Причём даже это не являлось вершиной возможного. Но каковы требования, предъявляемые к хилла полной, высшей зрелости, Лада уже не знала. Даже в самых общих чертах. Оно и понятно: покажите мне пятилетнего ребёнка, способного толково рассказать, по каким принципам отбирают кандидатов в члены-корреспонденты Академии Наук!
Ну да ладно. Вернусь к пересказу услышанного от моей ваишет.
До войны с демонами риллу и хилла представляли собой единый... ну, пусть — народ. Удар Владыки изменил и тех, и других. Итогом этого удара стала потеря частью расы риллу прямого понимания мира, в то время как другая часть, сохранив толику понимания, лишилась прямых связей с силами мира и контактов с надмирными энергиями. (Здесь под "миром" понимается, разумеется, реальность Пестроты, а конкретно — тот Лепесток, в котором мы находимся).
Риллу, лишённые понимания, утратили свою суть — но оставили себе имя. Риллу, лишённые сил, также утратили суть, но имя сменили и стали зваться хилла.
Но дело не в этом, а в том, что у риллу, даже лишённых понимания реальности, осталась их магия. Остались Тихие Крылья, ключи к надмирной энергии, владение высшей магией, а значит — осталась власть. И делиться властью они не пожелали. Уже скоро сто тысяч лет — с тех самых пор, как повержен Владыка — они не допускают хилла к рычагам влияния, хотя наилучшие Видящие и искуснейшие друиды получились бы именно из родичей властительных. Но в соответствии с правилами, которые установили риллу после Войны, право использовать тени умений прямого постижения и прямого сообщения дано только короткоживущим существам.
— То есть, — уточнил я, — коль скоро смерть от старости мне более не грозит, знание мной начал ламуо прямо нарушает установления властительных?
— Да, — ответила Лада. — Как и знание ламуо, сочетаемое с практикой овладения магией. Странно, что ты до сих пор жив. Обычно Видящие пристально следят за... исключениями из правил. И ищейки риллу получают приказ...
Захотелось съязвить в ответ. Но в сказанном Ладой на самом деле отсутствовало что-либо оскорбительное, поэтому я промолчал, сделав в памяти зарубку.
Ссора между риллу и хилла могла считаться итогом ещё одной успешной интриги Владыки, который некогда смешал суть-жизнь демонов с сутью-жизнью хилла и тем перевёл последних в разряд бунтовщиков по принципу "родства". Демоническое начало ныне есть во всех хилла без изъятия ("чистокровных" хилла, как конкурентов, истребили сами риллу — и тем самым почти лишили расу своих родичей остатков понимания мира... почти, угу...).
— И как проявляет себя кровь демонов?
— По-разному.
— А конкретнее?
Рассказывать об этом Ладе явно не хотелось. Я быстро понял, почему так — благо, уж эти-то причины лежали на поверхности.
Предельно огрубляя, демоническое начало можно назвать разрушительным, а начало, из-за которого хилла могут зваться родичами риллу — созидательным. (Хотя с равным успехом можно сказать, что наследство демонов — это изменчивость, приспособляемость, а наследство риллу — стабильность, гармоничность). Как бы то ни было, очень часты меж хилла внутренние конфликты дара созидания и дара разрушения, приводящие к гибели новорождённых детей или к их нежизнеспособности. Точнее, к врождённой неспособности поймать хотя бы начальный баланс между "разрушительной изменчивостью" и "созидательной стабильностью", баланс, позволяющий достичь первой, физической зрелости, а потом длить существование в телесной форме неограниченно долгое время.
Если хилла рождается смертным (так, как первые шесть раз рождалась Лада), его или её убивают. По понятиям этой расы, способность стареть сродни врождённому уродству. То же самое ждёт хилла, родившегося не соответствующим целому ряду иных стандартов. Иначе говоря, эти ребята — редкостные расисты, правда, применительно к себе, а не к другим. Уж в чужаках-то, изначально ущербных, они готовы спокойно наблюдать любые недостатки.
Ну, почти любые.
— Даже отвратительную человеческую волосатость? — съязвил-таки я.
— Для вас это естественно, а естественное не может считаться безобразным. Хотя, — спокойно призналась Лада, — я бы предпочла не видеть на твоей макушке этого... вот этого.
— Буду иметь в виду. Хотя сразу скажу: если ты действительно хочешь увидеть меня бритым наголо, ты недостаточно убедительна.
На это она лишь волнообразно повела плечами. Мол, мало ли что не устраивает меня в этом мире. Проще терпеть, стараясь не обращать внимания на не критические недостатки, чем тратить энергию в попытках изменить то и это. Отменной выразительности пластика, что и говорить!
...разумеется, хилла желали вернуть утерянное ими положение в Пестроте. За истёкшее время для этого выбирались самые разные пути. Брачные союзы с риллу в любой форме для них оставались запрещены, как и попытки обучиться у Видящих либо Говорящих (друидов то бишь). Генетические и долгосрочные магические эксперименты по глубоким изменениям собственной природы заканчивались, как правило, столь ужасно (надо думать, тоже не без активной "помощи" риллу и Видящих), что это многократно укрепило "расизм" хилла. Индивидуальное совершенствование ими магических навыков заканчивалось однообразно: всякий возвысившийся сверх меры хилла неизменно бывал убит ищейками риллу либо лично властительными, не успевая набрать достаточно Силы для полноценного сопротивления.
И тогда появилась Идея.
Была эта Идея очень сложной и трудно выразимой на языках смертных, включая реммитау. Но основной постулат казался обманчиво простым. И почти повторял известную мне ещё на родине восточную максиму: "Если в этой Вселенной хилла слабее риллу, следует создать иную Вселенную, где положение дел будет обратным". А вот дальше начиналась тактика, выбор конкретных способов реализации столь амбициозных замыслов.
