Красный туман (от 7 апреля)

Потребовалось время, чтобы прийти в себя и дать боли отступить на задворки сознания. Но Фантом не собирался останавливаться. Похоже, в его голове сидело что-то похожее на воспоминания, и только боль давала им высвободиться. Боль или попытки снять ремни. Или и то, и другое. У него достаточно времени проверить.

Фантом старался и так, и эдак. На месте скобок уже образовались заметные шрамы, но вытянуть проклятые куски железа никак не получалось. Чем сильнее он ковырял скобки, тем злее становилась боль. Она вгрызалась в мозг, жалила его, поливала кислотой. В конечном счете, сколько бы усилий и зароков, сколько бы обещаний не давал себе Фантом, он все равно уступал ее натиску. Как будто что-то в нем самом отдавало приказ не идти до конца. Барьер, который Неузнанный не мог порушить несмотря на все старания.

Он сдался, когда в очередной раз чуть ли не на пол глубины воткнул приспособление себе в грудь. Удивительно, но боли почти не было. Из раны вытекло немного крови, но и только. Фантом вспомнил вчерашнюю драку в доме ростовщика, подумал, что если бы воткнул инструмент в кого-то из ее участников, тот был бы в большем дискомфорте.

"Что я такое?"

Несмотря на нелепость вопроса, отчаянно хотелось получить ответ.

От отчаяния ли или от безысходности положения, к горлу подобрался голод. И если раньше он действовал, как умелый разбойник — медленно и осторожно — то теперь выполз из укрытия и внезапно набросился. Даже зубы свело от желания крови. Чем больше усилий Фантом прилагал, чтобы не думать о насыщении, тем яростнее становилась жажда. Дошло до того, что даже воспоминание о вонючей крови архаты заполнило рот слюной. Фантом сглотнул комок и уселся на пол в одном из углов. Когда голод стал совсем невыносимым, Неузнанный начал завидовать спокойно лежащему на пьедестале близнецу. Ем все равно, у него не болят зубы от желания в кого-то вонзиться, он не думает о том, чтобы разорвать глотку мертвецу и посмотреть, можно ли утолить жажду его плотью. Интересно, сколько еще нужно поголодать, прежде чем эта мысль перестанет вызывать гадливость. Разве хищники в голодную пору не пожирают себе подобных?

Абсурдность происходящего нагнетала и без того активно штурмующие голову Фантома вопросы. Если он — никто, вышедшее из колбы существо без прошлого, откуда знает про хищников? Да и откуда вообще в его голове все те знания, что он ошибочно принимал за отголоски воспоминаний? И что если поддаться мысленным уговорам и убраться из странного места подобру-поздорову? Выбраться в воняющий мочой, дерьмом и заразой город, и брести куда глаза глядят. Наверняка даже такое существо, как он, где-нибудь пригодится. Чтобы затупить голод и отчасти скуки ради Фантом мысленно стряпал список своих достоинств. Как показал вчерашний вечер — он достаточно умело обращается с клинками. Неузнанный потрогал рану в груди, надавил пальцем. Что ж, он малочувствителен к боли, и кровь из него не хлещет. Затем Фантом вспомнил ужас на лице архаты, когда та впервые его увидела. Безобразие вряд ли относится к положительным чертам, но Фантом прибавил и его.

Зубы свела жажда. Клыки стали настолько длинными и острыми, что больно царапали десна. Скорее всего, теперь они еще и порядочно оттопыривают губы. Грустным смехом он сопроводил свои мысли о возможном развитии событий, если клыки продолжат расти и дальше. В таком случае, в только что состряпанный список безобразие стоит вписать дважды.

Внутренний голос подстрекал махнуть на все рукой и вырваться из добровольного плена. В любой подворотне найдется десяток никому не нужных бродяг. Чтобы насытится, хватит и одного. Не чистая добыча, вроде девчонки, которая пыталась похитить Аккали в ночлежке старухи с железным носом, но лучше, чем кровь архаты. Лучше, чем все, чем Фантом питался в последнее время.

Однако следовало признать, что этот путь приведет в пустоту. Или к обрыву, с которого он, Фантом, в конечном итоге добровольно сиганет, радуясь, что когда его башка разобьется о каменный берег, его, наконец, перестанет донимать неизвестность.

Неузнанный закрыл глаза, пообещав себе каплю отдыха.

А когда открыл, то сразу понял, что уже не одинок в треклятом храме. Меч так и лежал на расстоянии вытянутой руки и Фантом вооружился.

— Осторожнее, — послышался простуженный шепот, — от тебя шума больше, чем от пьяной шлюхи.

— И что с того? Думаешь, здесь кто-то остался, а? — Отвечавший ему сильно гнусавил, его речь Фантом понимал с трудом. — Ты бы остался дожидаться хозяев, устроив в их доме такой переполох? Хотя, извини, дружище, я запамятовал, что думать не входить в твои обязанности.

Сказано это было так насмешливо, что Неузнанный приготовился услышать толчок, который начнет потасовку, но ничего такого не последовало. Хриплый выдавил гротескный невеселый смех, обратился к напарнику:

— Я предлагал не соваться сюда, не поставив Кудесника в известность и не дождавшись его указаний. Но ты прав — думать не моя забота, а твоя. Отрадно, что в случае чего, не мою, а твою башку насадят на пику. — Веселья, впрочем, в его голосе не было, как и облегчения.

— Прежде чем беспокоить Кудесника, нужно знать, что произошло. Ты ведь не думаешь, что он обрадуется, если окажется, что погром устроили не воры и не шпионы, а одна из твоих колб. Будь я проклят, если они раньше не взрывались и помощнее!

— Что есть, то есть, — на этот раз хриплый разбавил голос нотками бахвальства.

Шаги неумолимо приближались. У Фантома осталось несколько мгновений, чтобы окончательно оценить обстановку. Шаги не сопровождались ни лязгом кольчуг, ни металлическим скрежетом доспешных пластин. Судя по разговору — хозяева или те, кто приставлен присматривать за этим местом. Говорили о колбах и взрывах, значит, по крайней мере один из них не понаслышке знаком с алхимией и практикует ее. И, похоже, эти двое не ждут гостей.

Неузнанный позволил себе расслабиться. Не похоже, что ему придется столкнуться с хорошо вооруженными воинами. Алхимики могут организовать неприятности, но Фантом полагал, что даже в случае отчаянного сопротивления успеет нейтрализовать обоих до того, как они пустят в ход свои штучки. Самонадеянно, конечно, но прошлый опыт подсказывал, что он в состоянии справиться и с более опасными противниками.

Шаги остановились около порога комнаты, в которой находился Фантом. Подумав, он убрал руку с рукояти меча. После сжал и разжал кулак, глядя на когти так, будто впервые их видел. Если мирные переговоры потекут в агрессивном русле, он пустит в ход оружие не менее опасное.

Первым порог перешагнул высокий, тощий и сгорбленный как цапля и такой же носатый человек. Он кутался в серую потрепанную и бесформенную одежонку, и глядел на Фантома поверх крохотных, водруженных на самый кончик носа очков.

— Ох ты ж Создатели всемогущие! — сказал он гнусаво, и остановился, давая пройти следующему.

Этот был короток, коренаст и обезображен многочисленными ожогами. Вместо одного глаза на Фантома уставился синий маслянистого вида шарик.

— Я же говорил, нужно было сперва уведомить Кудесника, — сказал он, раздраженно глядя на гостя.

— Заткнись, — прикрикнул на него носатый.

Фантом ожидал чего угодно: криков, попыток себя убить, попыток сбежать. Ожидал даже, что и эти двое предпочтут стать мясным гуляшом, чем ответить на его вопросы. Но эти две выглядели так, будто присутствие Фантома — вещь закономерная и вполне ожидаемая. Хотя стоит ли удивляться их спокойствию, когда Фантом насчитал по меньшей мере пять копий себя.

— Кто такой Кудесник? — Неузнанный вовсе не об этом хотел спросить, но вопрос родился сам по себе.

Двое переглянулись, словно искали друг у друга одобрения.

— Чего на меня зыркаешь? — огрызнулся одноглазый. — Я говорил ведь, говорит.

Они были знакомы несколько минут, но Фантому начинали надоедать его причитания. Наверняка своего носатого товарища он успел замучить ими еще больше. Неудивительно, что когда Неузнанный глянул на второго, то прочел в его взгляде сочувствие.

— Об этом лучше спросить его самого, — спокойно сказал носатый.

И, потеряв интерес к Фантому, устремился к пьедесталу, на котором лежал близнец. Какое-то время он изучал его и, думая, что его никто не видит, косился на Фантома.

— Он повредил фантом?

Неузнанный дернулся при звуке собственного имени.

— Фантом? — переспросил он. — Меня так зовут.

— С чего ты взял, что это твое имя? — вкрадчиво поинтересовался носатый.

Говорить ему или нет? Многое ли будет зависит от того, что он скажет? И зависит ли хоть что-нибудь?

— Так меня называл человек в пещере, где я родился, — медленно ответил он. Не похоже, чтобы двое пытались причинить ему вред, а даже если бы и пытались — оба выглядят слишком слабыми, чтобы оказать достойное сопротивление. Одноглазый так тем более противник лишь наполовину.

Носатый и одноглазый снова переглянулись.

— Он из пещеры, — сказал одноглазый с интонацией, достойной раскрытия великой тайны.

— Отступники, — тем же манером ответил носатый. Он поправил очки и взгляд, которым он снова одарил Фантома, был более заинтересованный, но, вместе с тем, и более испуганный. Носатый даже немного попятился, будто боялся, что незваный гость выкинет коленце.

— Отступники? — переспросил Фантом.

Он начинал злиться от недоговорок, а злость с новой силой распалила жажду. Теперь, когда рядом оказались два вполне упитанных и полных кровью тела, голод с новой силой напомнил о себе. Фантом сомневался, что желание узнать о себе настолько сильнее, что перевесит жажду.

— Не думал, что у них получится, — в задумчивости поигрывая бровями, пробормотал носатый. Он поборол страх, подступился к Фантому и, приставив очки ближе к глазам, посмотрел Фантому в лицо. Для этого ему пришлось встать на цыпочки. — Открой-ка рот, — скомандовал он.

Фантом послушался, но происходящее злило все сильнее. Он что — конь на ярмарке, чтобы ему зубы считали?

— Прекрасные клыки, просто прекрасные, — восхищался носатый. — Стиг, тебе стоит на это взглянуть, честное слово! Пусть меня гром побьет, если этот образец — не уникален. У него испорчена кожа, но в целом он почти не обезображен. Если немного подкорректировать, — его взгляд буквально скреб Фантому лицо, — ... Хотя этот экземпляр просто великолепен! Дьявол меня дери, как они сумели?!

— Они — это отступники? — еще одно предположение, родившееся само по себе.

— Он еще и поразительно умен! — продолжал исторгать похвал носатый.

— Так уж и умен, — хриплый голос одноглазого скислил бы и свежее молоко. — Стоит истуканом, даже не пытается бежать.

— Я пришел, чтобы получить ответы, — отозвался Фантом, — потому и остался. И не уйду, пока не услышу их.

— Я же говорил, тупица, что он — чрезвычайно умен! — ликовал носатый. Фантом смутно улавливал нить разговора, но из услышанного сделал вывод, что ни носатый, ни одноглазый не причастны к его появлению на свет. Однако, носатый радовался так, будто самолично вдохнул в него жизнь. — Он не просто делает, что ему велят, он — размышляет. И умеет принимать решения, а на это, между прочим, не способна даже твоя жирная задница.

На миг Фантому почудилось, будто одноглазый даст волю обиде и бросится на товарища с кулаками, но тот ограничился невпопад брошенными ругательствами.

— Вы знаете, кто я? — Фантома начинала раздражать роль задающего одни и те же вопросы болвана.

— Кудесник знает ответы, — великомудро хмуря брови, произнес носатый. — Хотя в твоем случае, я, честно говоря, сомневаюсь. Видишь ли, многие вещи, они... — он защелкал пальцами, подбирая нужное слово, — ... не поддаются законам логики. Ты видишь то, что видишь, но это вовсе не означает, что некто, глядя на ту же вещь, видит то же самое. Возможно, он видит что-то совершенно иное.

Одноглазый выразительно закашлялся. Носатый встрепенулся, недовольно сжал губы и посетовал на собственную забывчивость.

— Ты в самом деле хочешь отвести этого к Кудеснику? — Одноглазый выглядел испуганным.

— А что, дьволовы зубы, мешает мне это сделать?

— Думаешь, это безопасно? — Кажется, одноглазый впервые за все время всерьез размышлял над словами товарища. — Я имею в виду, вести этого через весь город. Он, знаешь ли, не с булавочное ушко размером, в карман не спрячешь.

— По-твоему, я слепой и сам не вижу?

"Интересно, если я скажу, что зверски проголодался и хочу теплого сырого мяса — это заставит их прекратить препирательства? Или может быть, они хотя бы начнут быстрее соображать?"

— Он ведь как-то пришел сюда, не видишь что ли? — Носатый все больше вызывал уважение. В отличие от своего трусливого напарника, н хотя бы пытался использовать содержимое своей черепной коробки. Не сказать, чтобы совсем хорошо, но жалкие потуги толкали дело с мертвой точки. — И он здесь один. И шпионов я тоже что-то не заметил.

— Так они и показались, держи карман шире.

— В любом случае лучше не терять времени. Кудесник должен знать. Ему решать, как поступить с этим образцом. Думаю, он будет доволен.

— Доволен тем, что Отступники сделали то, что не удавалось сделать нам? — От одноглазого разило скептицизмом. — Им, — он кивнул на Фантома, — он-то может доволен и будет, а вот мной и тобой — сомнительно. Не зря у меня вчера пятка чесалась до немочи. — Кажется, он всерьез верил предсказаниям названной конечности.

Образец?

— Я голоден, — произнес Фантом. Каждая злая нота, каждый звук страдания — все было настоящим, он ни буквы не приукрасил. Рык получился что надо. — Я ужасно голоден. И пока вы тут рассуждаете о пятках и прочем собачьем дерьме, мой голод крепчает.

Он хотел верить, что эти двое знают о нем больше, чем знает он сам. А, значит, голод и его последствия для ученых ослов не пустой звук. Глядя на их переменившиеся лица, Фантом понял, что угадал.

Одноглазый отступил за спину носатому. Тот тоже попятился, натолкнулся на своего напарника, тонко, по-девичьи, взвизгнул. Чтобы как-то реабилитироваться за позорную трусость, прикрикнул на товарища, чтобы не мешался под ногами.

— Я пока еще могу сдерживаться, — Фантом продолжал рычать и медленно сокращал дистанцию между ними. — Не уверен, что выдержка — одно из моих сильных качеств. Я ведь ни дьяволового зада о себе не знаю.

— Нам лучше отвести его к Кудеснику, и поскорее, — пробормотал одноглазый.

Носатый неопределенно качнул головой и попятился в коридор.

— Следуй за нами, образец. — Ему пришлось долго кашлять, чтобы вернуть голову прежние уверенные ноты. Самое время — Фантому начинало надоедать его петушиное кукареканье. — И не вздумай сбежать, — прибавил он строго, глядя на Фантома, как мамаша на испачкавшего новую рубаху ребенка.

— Стал бы я вас тут дожиться, чтобы теперь сбежать?

Они вышли на улицу тем же ходом, что и пришли. Фантома не удивили сумерки, черным полотном наползающие на еще серое небо. Он предполагал, что просидел в храме достаточно долго, чтобы день успел смениться ночью.

Носатый и его товарищ окружили его с двух сторон. При этом одноглазый шел первым и то и дело оглядывался на Фантома, будто ожидал получить нож в спину. Неузнанный для себя решил, что так и поступит, если его вынудят защищаться. Однако, ничто не предвещало обмана. Одноглазый ковылял, припадая попеременно то на одну, то на другую ногу, время от времени останавливался, чтобы промокнуть лоб и перевести дух. Каждая такая заминка сопровождалась обилием ругани носатого и предупреждениями поторопить его фокусами. О каких фокусах шла речь — непонятно, но вряд ли о вытягивании кролика из пустого мешка. Одноглазый кряхтел, сопел, но все-таки резвее переставлял ноги.