Два торопливых шага вперед: — "Пархомов Игорь Федорович КР-567-33-15"— и, не дожидаясь вопроса о профессии — "бухгалтер-аудитор". После чего взгляд сам уткнулся в землю, вот уж не думал, что мне придеться стыдиться того, чем раньше гордился. Пауза затягивается и меня начинают терзать смутные сомнения — а не выгонят ли меня вообще со столь "не боевой" профессией. Отваживаюсь даже поднять взгляд и набираюсь духом, чтобы начать оправдываться и уверять, что стрелять я умею и даже регулярно, два раза в месяц ходил с друзьями в тир, как замечаю растерянное выражение на лице выдающего.
— Бухгалтер-аудитор, значит... — задумчиво тянет он, чеша в затылке, а потом повинно разводит руками. — Извини, пушки для тебя нет... Хотя! — осененный какой-то мыслью, он опрометью кидается вглубь кузова, оттуда доносятся глухие звуки и возглас: "А то я уж не знал, кому отдать лапочку, а то все вроде грамотные, а толком ни читать, ни считать не умеют!"
Через миг передо мной появляется небольшой холм из ленточек, этот предмет смутно узнаваем по фильмам, хотя ленточки почему-то не зелено-коричневые, а серо-белые. На верх этого холма приземляется винтовка, на которую я таращусь во все глаза.
Интересно, какой музей ограбили ассамблейцы, чтобы стащить из него такой антиквариат? Это же "Выхлоп", он же даже не на пневмопатронах, а на настоящем порохе, и воспламенение не электро, а настоящее капсюльное! О чем и свидетельствует со всей очевидностью краткое руководство, которое я успеваю проглядеть, привычно запоминая все самое важное, пока мой собеседник, матерясь и гремя железом, ищет к оружию глушитель, патроны, прицел и приспособления для чистки.
А с другой стороны — чего еще надо? Дистанция боя у него оптимальная для боя в городе, шестьсот метров. Предназначенное при разработке для поражения легкобронированной техники оружие, в наше время сможет поразить пехотинца в среднем экзоскелете метров за двести-триста, если повезет. Если еще сильнее повезет — возьмет и тяжелый скаф, в упор, или метров с пятидесяти, что впрочем одно и тоже.
— Ты не сомневайся, — ладонь похлопывает по камуфляжу, — с этим и укрытия искать не надо — ложишься просто на дорогу и тебя с десяти шагов никто от кучи строительного мусора не отличит. Благо его теперь... — по лицу напротив пробегает мгновенная судорога, превращая улыбку в оскал, — столько — весь город в руинах.
И ведь действительно, ну и выдали старье, которое лет как пятьдесят своего срока на складе ждало, так, а чего еще ждать ополченцу — он дай Бог, чтобы в сторону противника пару раз выстрелить успел. Не дульнозарядный кремниевый карабин времен англо-зулусской войны дали и то хорошо. Тем более, что упавшая сверху таблица поправок для боеприпасов примиряет с действительностью — все правильно, не стоит тратить деньги на ствол, из которого может и не выстрелят, если вместо этого можно купить новые боеприпасы. Война — это экономика.
Видимо, заметив мои колебания, широкая как лопата ладонь похлопывает по прикладу "Выхлопа".
— Ты не волнуйся. Это тебе больше для самоуспокоения. Шоб голым себя не чувствовал, а это основное, — перед глазами появляется наконец прицел, и "небольшое" руководство к этому чуду, оно втрое толще всего уже полученного, один перечень возможных режимов занимает страницу — когда все это читать?
— Во, видишь парней с самоваром? — Широкая ладонь показывает вправо, где мнется с ноги на ногу четверка парней. Судя по габаритам — портовые грузчики. Понять бы еще, что за "самовар", но если присмотреться, то возле их ног видна какя-то труба — действительно на самовар похоже. Легшая поверх всей макулатуры корявая копия "Таблица поправок к ротному 102мм миномету" решает все сомнения.
— Это теперь твой расчет. Принимай под командование. Сразу назначь наблюдателя-заместителя, чтобы руководил. Ты будешь им только поправки давать и активные мины наводить. Вот визоры, таблица позывных и частот. Все понятно?
— Да.
Но едва успеваю отойти, пытаясь не растерять ничего и параллельно разобраться с визорами, хвала богам — вся выданная макулатура в них продублирована и даже больше — присутствует интерфейс к баллистическому вычислителю в прицеле, как в спину летит оклик.
— И вот еще что, бухгалтер... Ты без геройства. За потерю оружия в боевой обстановке по головке не погладят, но, в случае чего — бросайте нехрен плиту, вам без нее драпать будет гораздо проще, а точность пострадает несильно. Ты главное людей сбереги. Если уж совсем прижмет — попробуйте вынести прицел. Все понял?
Молча киваю. Черт возьми, а мне это уже нравится — первый раз слышу что люди важнее. Такое вдохновляет и подсказывает решение:
— Я тут с другом робота повышенной проходимости собирал. Это хобби такое. Он здесь, в белом городе жил, значит должен был уцелеть. Думаю мы его под перевозку приспособим — все же не на руках ствол и ящики с минами таскать...
Глаза выдающего лезут на лоб.
— Хорошо придумал. Рад, что я в тебе не ошибся, — похвала неожиданно согревает и, улыбаясь во весь рот, поворачиваюсь к своим будущим боевым товарищам. В ответ расцветают настороженные улыбки, и меня вдруг пронизывает удивительное чувство — общности и единения с совершенно незнакомыми, но уже близкими людьми.
"Ну что, ребята, давайте знакомится..."
* * *
— Гексоген бодяжишь? Люменявого порошку положить не забыл? — проскрипел над ухом потусторонний "злодейский" голос.
Рука, до того болтавшая палкой в горловине закопанной в землю бочки, слегка потянула ее вверх, как бы раздумывая — не вытянуть ли шутника вдоль хребта, но потом вернулась к равномерному помешиванию. В место радикальных действий пацан, на вид лет одиннадцати, шмыгнул веснушчатым, многократно обожжённым на солнце и облезлым носом и буркнул недовольно, старательно копируя "взрослые" интонации:
— Дурак ты, Федька, и шутки у тебя дурацкие...
В ответ второй мальчишка тряхнул огненными кудрями и, почесав в затылке, звонким голосом извинился:
— Да нее... Я серьезно! — И потрусил за ручки прозрачный хозяйственный кулек, в котором переливалась под солнцем серебристая пыль.
— Ну так бы и сказал... Это дело!— буркнул курносый и через секунду в горловину бочки струей потекло живое серебро.
— А че ты так рано прибежал, неужели закончили? — решил сменить гнев на милость облезлый.
— Ага,— кивнул Федор, — коробки с рубленой арматурой мы линзой выложили, пустыми коробками их со сторон борта обложили. А мешки с торфом взрослые таскают — "тяжелые они для вас" говорят. Да и погнали. А я сюда пошел — посмотреть, чегой-то вы, Петр Васильевич, тут все возитесь? — Рыжий опять, тряхнув кудрями, отвесил шутовской поклон, видимо не мог он долго обходится без своих хохмочек.
Упомянутый Петька его шутейство проигнорировал, а просто вскинул руку козырьком к облупленному носу. От "их" поворота дорога среди зарослей кустарника просматривалась метров на сто пятьдесят — двести, и была отмечена несколькими приткнувшимися по обочинам "брошенными" автомобилями. Колонна беженцев свернула в зеленку раньше, а конец проложенного ложного следа сейчас мальчишки и наблюдали.
Вероятная погоня должна была пойти по этим следам сюда, за поворот, и немного не дойти до осевшего на пробитые скаты трехосного грузовика, возле которого сейчас суетились человеческие фигурки, укладывая в кузов мешки с "удобрением". Собственно, это и на самом деле было удобрением, таже смесь аммиачной селитры и самого обычного торфа. Вопрос только в пропорциях.
От этой мысли Петьку невольно передернуло:
— И не страшно, больше десяти тон ведь...
— Ага, — довольно хмыкнул Федька, — и полторы тонны рубленной двадцать второй арматуры, чуть пупы не развязались пока укладывали. Зато даже танку мало не покажется — один дуршляг из него будет!
И тут, видимо, до него дошла суть опасения собеседника, но куражиться он не стал, а вместо этого задорно тряхнул головой:
— Да не! Этот ди-мамонт... дианамот... дихло... тфу, ты! Вот уж названьице! Но главное, что он не то, что сам, или там от огня, или удара не взрывается, в него можно спокойно из ружья стрелять! И даже из пушки, во! — но тут, поймав скептический взгляд, поспешил поправиться: — тока не слишком большим калибром. Его специально такой взяли — вдруг этим...
Тут Федор втянул голову в плечи, будто почувствовав приближение подзатыльника и воровато оглянулся, по близости никого из взрослых, готовых "наградить" за неположенное по возрасту словцо не наблюдалось. Но он все равно проглотил ругательство и продолжил на тон ниже:
— Чтобы если они заподозрят засаду и решат ее обстрелять, раньше времени не рвануло. А ин-и-ци-ру-щий заряд — он внизу и за наклонной броневой пластиной стоит — фиг они в него попадут!
И тут Рыжик явно вспомнил начало разговора:
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Отвечай прямо — чего стока валандаетесь? Али гостей ждете?
— Да понимаешь какое дело... — теперь настала очередь Петра виновато чесать в затылке свободной от палки рукой, — мыло нам дали вместо порошка. Хрен его знает что там напутали... — конопатый тоже прикусил язык, но вокруг по-прежнему не было никого, и сорвавшееся словцо осталось безнаказанным.
— Э, ты погоди... — задумчиво потянул Федор, — ведь и мыло можно!
— Можно-то — можно, — чуть не плача заявил Петр, — да оно же кусками! Его же тереть надо!! Язви его душу!!
И безнадежно махнул в сторону, где парочка пацанов года на два-три постарше, шипя сквозь зубы, пытались натереть мыло на громадной терке.
— Оп-па, а я то думал — че это они далают? А вона оно как.
— Ага, — уныло ответил конопатый, — на одну бочку с грехом пополам натерли, а с остальным — хоть плачь. Помог бы, а? — в глазах Петра проскочила робкая надежда на спасение от позора. Все же просить о помощи сверстника — это легче, чем признаваться взрослому, что умудрился завалить порученное тебе настоящее дело.
— А, и помогу, — тряхнул рыжими кудрями собеседник и в глазах его замелькали огоньки, обычно служившие предвестниками очередной каверзы после которой неугомонному проказнику несколько дней приходилось спать на животе. Петр тоже заметил эти предвестники и открыл уже было рот, чтобы отказаться от столь сомнительной помощи, но Рыжика уже несло вниз по склону к цепочке брошенных автомобилей.
Помелькав между ними, он рысью побежал назад, неся в охапке красный цилиндр чуть не в четверть себя размером. При ближайшем рассмотрении непонятный предмет оказался огнетушителем. Отмахнувшись от недоуменных вопросов, Федор, со словами: "Учитесь, пока я жив", — поставил на камень нераспечатанный картонный ящик с мылом и обдал его долгой струей газа из раструба.
Камень и стенки коробки покрылись изморозью, а Рыжик, со словами: "От винта!" — сдернул с плеча свою однозарядку и всадил в бок коробки пулю шестнадцатого калибра. Тут уж посмотреть на результат сбежались все, но выходного отверстия не было, потому все недоуменно уставились на поднимающегося с земли Федора.
Тот многозначительно почесал отбитый зад, достал нож и распорол коробку вдоль, после чего все ахнули — она была наполнена крупинками, в которые пуля превратила замороженное мыло.
Рыжик гордо шмыгнул носом и важничая поинтересовался: "Дальше сами разберетесь, али повторить надо?". После чего принялся почивать на лаврах.
Буквально за пять минут остальные бочки были заправлены и оставалось только помешивать в ожидании, пока смесь разойдется.
А потом подошел сосед, объявил "благодарность за службу" и погнал мальцов в тыл, дескать — нечего им тут больше болтаться, скоро и стрелять могут начать. Попытки поканючить успехом не увенчались. Рыжий даже в запале позабыл о вежливости (и осторожности), заявив:
— Да я, дядя Игорь, быстрее всех бегаю — успею еще уйти!
На что сосед лукаво усмехнувшись ответил:
— Ну уж всяко не быстрее меня, иначе б в мой сад за яблоками еще не раз слазил, Лопоухий ты наш! — и ласково потянулся к пряжке ремня.
После чего всех спорщиков просто ветром сдуло, а Федор, действительно самый быстроногий, несся впереди всех, пламенея не только волосами, но и ушами — пострадавший орган видать обладал собственной памятью и теперь заново переживал тот неудачный налет на соседский сад.
На вершине пологого холма Петр оглянулся, чтобы полюбоваться на результаты трудов своих — внизу между поросшими кустарником и низкими деревьями холмами убегала дорога. На ней виднелись брошенные автомобили и даже грузовик, которому предстоит встретить пришлых чудовищным ударом и ливнем шрапнели, где-то справа возле поворота затерялись "их" бочки. Они должны поставить огненную стену на пути тех, кто останется жив после взрыва и побежит обратно.
"Приходите, Гости дорогие, всё к вашему визиту готово. Гость в дом — радость в дом" — прошептали побелевшие от ненависти мальчишеские губы.
* * *
— Федорович, ты бы это... подошел по скорее.
Невысокий сорокалетний крепыш оторвался от рации и раздраженно глянул на переминающегося с ноги на ногу парня. "Хотя какой он парень?" — мысленно поправил себя упомянутый Федорович, "двадцать пять лет уже и залысины на полголовы, разве что до сих пор не женатый".
От оглядывания визитер еще больше смутился, но продолжал гнуть свою линию.
— Там пополнение от смежников прибыло...
— Так вас его принять и послали! В чем дело — ерундовую работу без няньки выполнить не можете? Вояки, вашу мать! — раздражение выплеснулось и резко пропало, не найдя цели — собеседник только горестно вздохнул и махнул головой в сторону ближайшего угла, безмолвно намекая, что самому посмотреть будет проще и быстрее, чем выслушивать косноязычные объяснения.
За углом стояли три бортовых грузовика, из которых выгружали и складывали на брусчатку аляповато покрашенные зеленовато-коричневыми пятнами пластиковые чемоданы с лямками. На первый взгляд — ничего требующего срочного вмешательства. Второй взгляд впрочем искомый бардак обнаружил — большая часть личного состава сбилась в кучки и что-то активно обсуждала. На повышенных тонах и активно при этом размахивая руками.
И без того не блещущие выправкой отделения потеряли последнее сходство с воинскими подразделениями и превратились просто в толпу ошарашенных новостью мужиков. Идти к ним выяснять суть происходящего было как-то несолидно, да и борт ближайшего грузовика был ближе. Два шага и можно заглянуть под тент.
— Ой! Здрасте, дядя Паша! — поприветствовали его от туда знакомой щербатой улыбкой и писклявым голосом.
Кажется, именно это и называется "пыльным мешком из-за угла". Руки успели принять и сложить полтора десятка чемоданов в три аккуратные стопочки, а голова все никак не могла прийти в норму и поверить в произошедшее. Наконец вместо очередного ящика в руках оказался набитый рюкзак, затем в плечо уперлась узенькая ладошка, а руки легко охватили тонкую талию и сняли вниз не слишком тяжелое тело.
Глаза, все еще не веря, пробежали сверху вниз по наряженной в камуфляж щуплой фигурке — от оттопыренных ушей и курносого носа в веснушках, до обутых в тридцать пятого размера берцы ног, особенно задержавшись на торчащих из трижды подвернутых рукавов худых руках, более похожих на ветки. Уши тем временем подвергались массированной атаке:
