Попадос-3. Главное, выбить танки. Часть 1

При этом они спускались с холма южнее селения Грановка, на котором, в километре восточнее, от отметки 222,1 метра, расположился передвижной командно-наблюдательный пункт корпуса. Который помимо нескольких бронеавтомобилей включал в себя и автомашину с радиостанцией, несколько грузовиков с охраной, бывшую немецкую самоходную зенитную установку. Взятую в качестве силовой поддержки. Ну и трофейный, взятый в Острове, легковой автомобиль опель-кадет. В котором теперь, по расположению корпуса, разъезжала съёмочная группа кинооператоров Ковальчука. И которые теперь тоже шли, со своим оборудованием, по дороге огибавшей холм следом за комкором и комиссаром в селение Грановка. Находясь внутри периметра охраны старших командиров. И вместе с ними шли на передовую позицию. Дабы запечатлеть начала атаки. Благо эта дорога была, со стороны противника, прикрыта лесным массивом. Вплотную примыкавшего к селению, своей западной опушке. При этом на северной окраине селения и северной же опушке леса и находилась линия фронта. По крайней мере, позиции советских войск. Позиции же немецких войск начинались ещё в километре севернее. В заросшей кустами лощине. Причём там были передовые позиции пехотной группы Вагнера, из шестнадцатой танковой дивизии вермахта. А основные позиции немцев находились в Вербе, и на возвышавшейся северо-западнее от этого городка гряде. Где и расположилась немецкая артиллерия.

При этом, и Власов, и Мишинев, направлялись в расположении главных сил тридцать четвёртой дивизии. Которые как раз и концентрировались в как в селении Грановка, так и в, примыкавшему к селению восточнее, лесу. И в их число как раз и входили два полка, на вооружении которых находились Т-35. И которые как раз тут и должны были пойти в атаку. А конкретно все идущие с Власовым направлялись в шестьдесят восьмой танковый полк. Что и должен был начинать наступление из леса. В отличие от шестьдесят седьмого танкового полка, что должен был начинать атаку из Грановки. И именно начало наступления именно этих танков и хотели запечатлеть кинооператоры. И вот тут комиссар корпуса и начал произносить свою фразу заставив, Андрей Андреевича, ухмыльнувшись, ответить:

— Знаю я, чем выстлана дорога в ад, товарищ бригадный комиссар. И ещё не известно, кому, товарищ корпусной комиссар, благие намерения желал. И если говорить честно, то вот толики здорового цинизма, нам очень сильно не хватает. Для всеобщей победы нашего дела. А то уж больно сильно валандаемся с теми, кто недавно с гор спустился. И которые ждут, что мы будем святее ангелов. И будем нести добро, даже если нам будут откровенно гадить и совершать подлости, по отношению к нам. И тут я считаю, что все должны знать, что мы достаточно циничны, что будет в ответ на такие действия только соблюдать свои интересы. Никого, не прощая и не закрывая глаза на совершённые в отношении нас подлости. И я тоже только за то, чтобы сейчас поднять вопрос о том, что мы ещё со времён Ивана Грозного противостоим коллективному Западу, а не только со времён битвы у Берестечко, которая показало, что только вместе, все три ветви русского народа, являются достаточной силой способной противостоять коллективному Западу. И тут даже такая, теряющее своё значение, как митинг, форма работы с населением, в общую копилку будут. Да и у меня есть подозрения, что желание, Вашугиным, немедленной атаки не обусловливалось чисто военной целесообразностью. А решало сугубо индивидуальные проблемы. Связанные с недостаточным планированием операций и их руководством. И ждут от нас подвигов, которые должны исправить их ошибки, а я намерен требовать от своих подчинённых работы. Пусть тяжёлой, пусть сложной, пусть кровавой, но работы. Планомерной и кропотливой. И не доводить дело до необходимости совершать подвиги. И кстати, исходя из толики цинизма, настоятельно прошу, найти среди трофеев пистолет. Но не немецкий там или польский, то есть априори вражеский, а какой ни будь чешский[9], как-никак получается возвращённое, из плена, оружие союзников. И на этом пистолете сделать гравировку, что это подарок Вашугину, от бойцов четвёртого мехкорпуса. Пусть почувствует в руке зримый символ победы. И перестанет нервничать сейчас. Нам всем ещё после победы понервничать придётся[8]. Когда нас, всех переживших войну, прямо спрашивать будут, что мы предприняли, для повышения боеготовности, перед началом войны, согласно предвоенной директивы. И я очень хочу, чтобы товарищ корпусной комиссар стал давать ответы, на эти вопросы. Что бы их потом, к нам с вами, меньше было. А то, с его моральным состоянием, ему и руки, на себя, наложить не долго.

И зная, что лучшее средство защиты это нападение Андрей Андреевич резко остановился, внимательно посмотрел на Мишинева и тихо, но с суровым выражением лица произнёс:

— А где ваш пистолет, товарищ бригадный комиссар? Где, ваш, парабеллум? Подаренный, вам, мотоциклистами. В дальнейшем, направляясь на линию фронта, попрошу, иметь парабеллум с собой.

— Да зачем он мне нужен? — в сердцах произнёс Мишинев, сбитый последним вопросом, со своего желания возмутиться произнесёнными до этого словами Власова. На что комкор, назидательно подняв палец вверх, произнёс, продолжив движение, как раз свернув на одну из просек в лесу, зная, где именно находиться батальон тяжёлых танков шестьдесят восьмого полка:

— Во-первых, товарищ бригадный комиссар, увидев вас с трофейным оружием, все будут подспудно воспринимать вас победителем. Больше прислушиваясь к вам. А это будет работать на ваш авторитет. Во-вторых, все будут подспудно воспринимать это как знак того, что мы побеждаем. А это уже политический вопрос. Ну и в-третьих, когда мы с вами окажемся в окружении, то для него будет легче находить патроны.

— В окружении? В каком окружении? — удивлённо произнёс Мишинев, даже остановившись от столь неожиданно прозвучавших для него слов. На что Власов, пожав плечами, произнёс:

— В то, в которое через час втягиваться начнём. Или вы думаете, что наступление на превосходящего врага может привести к другим последствиям? Но прежде мы сами зажмём немцев. Сделаем то, что должно. А там будь что будет. Но личному составу об этом ни слова. Пусть верят, что всё под контролем, и мы полностью владеем ситуацией, зная, что делаем. Так что, не обращаем внимание, на кошек, и сохраняем спокойствие. Но всё своё носим с собой.

— Каких ещё кошек? И какое ещё своё? — непонимающе произнёс Мишинев. На что Андрей Андреевич, усмехнувшись, произнёс:

— Тех кошки, что будут душу скрести, при осознании, того что я вам сказал, товарищ бригадный комиссар. А своё это оружие и боеприпасы к нему. Ну и обязательно носите с собой какие-то продукты. Это сложнее всего будет раздобыть там. Так что оружие под немецкий патрон будет весьма кстати. Как и банки консервов в планшете, — в этот момент просека вывела их на стоявший под деревьями первый Т-35, на двигательном отсеке которого сидел экипаж и стрелки десанта, открывая банки с тушёнкой, и указав на них комкор добавил, — А то эти оглоеды сухой паёк сжирают раньше, чем в наступление идут. А в случае чего окажутся без продуктов и будут пытаться добыть их в деревнях. Вместо того, чтобы прорываться к своим, как можно быстрее. А в местных деревнях врага встретить легче, чем своего.

Вообще, всего через несколько дней наступления, численность танков в полках заметно снизилась. Больше чем в два раза. И в среднем сейчас каждый танковый или мотострелковый полк, в корпусе, имел всего под шесть десятков танков, у мотоциклистов и кавалеристов, ещё меньше, батальон стрелков и менее десятка орудий и миномётов, без учёта совершенно не боеспособных пятидесятимиллиметровых миномётов, способных поддержать действия стрелков и танкистов. Хотя в тридцать четвёртой дивизии в полках машин было побольше, сказывалось, что Т-26, в дивизии, были в основном прошлого года выпуска. И по сему, по техническим причинам, потеряли гораздо меньше машин, чем их соседи. И тут даже удалось дотянуть, до этого наступления, и развернуть, в боевых порядках дивизии, почти два десятка Т-35. При этом, как отметил про себя командир корпуса, машина стояла так, что в сторону противника были развёрнуты все три её орудия. И возле танка, стоявшего с открытыми люками, на брезенте, лежали снаряды, к этим орудиям. А на башне находился установленный на сошки танковый пулемёт. Возле которого сидел танкист. Который, как и все держал в руке ложку и банку из-под тушёнки. Но при этом внимательно осматривал воздушное пространство. Да и остальные, сидя на броне, при этом внимательно осматривали пространство вокруг машины. И опознав в подходивших командира и комиссара корпуса заволновались. Командир танка попытался было сообщить о появление комкора вышестоящим командирам, но Власов жестом показал, что это не стоить делать. А потом подозвал его к себе. И когда старший лейтенант, командовавший машиной подбежав и вскинув ладонь к шлемофону доложил о прибытие, представившись, то генерал-майор протянул ему руку, а потом предупредил, направившись к машине, что командиров, о нём на позициях, предупредить надо, но сразу следует уточнить, что он прибыл посмотреть на позиции немцев. И что бы все продолжали действовать по планам. Не отвлекаясь на их, с комиссаром, присутствие. После чего посмотрев сурово на, начавших прятать за спинами открытые банки с тушёнкой, оценив, что весь десант оказался вооружён самозарядным и автоматическим оружием. Начина от, установленного на сошки и с прикреплённым прикладом, танковым вариантом пулемёта и заканчивая явно трофейным немецким пистолет-пулемётом. С маркировкой от Шмайсера на магазине. Что потом и дало наименование этому МР-38 в армии СССР. И похвалив стрелков, за усиление своего вооружения, он разрешил им и танкистам продолжить заниматься уничтожением сухого пайка, раз уж начали. Попросив только помочь подняться на башню танка. Ну и отдать командиру машины банку его консервы, что бы и он подкрепился. Откуда, вместе с комиссаром и командиром машины и стал рассматривать позиции врага. При этом генерал узнал в командире танка, одного из тех танкистов, что застряли в первый день войны. Когда лично он руководил спасением двух танков. И брошенных, в иной истории, из-за быстрого выхода в этот район немецких войск. Но тут эти Т-35 находились в строю, и готовились к атаке. Будучи переданными для усиления, из соседнего, шестьдесят седьмого полка, своей дивизии.

Вообще дивизии предстояло наступать на участке километров семь. Из них как раз на два танковых полка выпадал участок в половину этого расстояния. И где должны были идти в атаку три десятка танков новых типов, несколько менее двадцати Т-35 и под сотню Т-26 и БТ. Последние, из которых, а именно БТ-7, входили, в тридцать четвёртой дивизии, в состав разведывательного батальона и батальона связи. Поддерживать же наступление всей дивизии, должны были ещё три приданных, помимо некомплектного дивизионного, артиллерийских полка. Ну и для поддержки дивизии были собраны ракетомёты. Число под два десятка. Ну и все самоходные установки корпуса, включая, уже и внесённые в их число КВ-2. Всего было под три десятка КВ-2, три СУ-5 и десятка два, с половиной, установленных на безбашенные Т-26, дивизионных орудий Ф-22. Хотя то, что Власов приветствовал различную импровизацию, то помимо этих самоходных установок в составе корпуса появились и самостоятельно установленные на тягачи типа "Комсомолец", по аналогии с немецкими машинами противотанковые, сорокапятимиллиметровые, и полковые, трёхдюймовые, орудия. А оставшиеся танкетки Т-27 и плавающие танки Т-37 служили тягачами для расчётов миномётов. Восьмидесятидвухмиллиметровый миномёт на транспортной, колёсной тележке цеплялся к такому тягачу. Запас мин и расчёт располагались на броне. И следовали за танками не пешком, а на транспорте. Что позволяло довольно быстро поддерживать наступающие части. Но вот что очень сильно нервировало командира корпуса, так это количество пехоты. Выделить, на этот участок, для наступления, смогло всего лишь два стрелковых батальона. И посему генерал-майор, рассматривая в бинокль пространство, где предстояло наступать, рассчитывал только на подавляющее огневое превосходство. При этом, тот же самый, мотострелковый полк, находившийся на правом фланге, и который должен был наступать на Вербу, уже такую поддержку не имел. И мог рассчитывать только на один артиллерийский полк. Ну и на свою артиллерию.

При этом от немецких позиций рубеж атаки отделяло от полукилометра и до километра нейтрального пространства. В виде лощины, переходящей, на противоположной стороне в, заросшую кустарником, возвышенность. Пусть и не столь возвышенную, как та, на которой находился лес, в котором были они. Лощина, которую было необходимо преодолеть наступающим, под огнём противника. При этом впереди должны были идти танки новых типов. Прикрывая своей бронёй остальных. За ними уже должны были выдвигаться основные силы наступавших. В виде танков старых типов и редкой пехотной цепи. Ну а потом шла третья волна из средств поддержки. Которые могли идти следом за наступающими. И Андрей Андреевичу очень хотелось, чтобы этого хватило, чтобы прорвать оборону противника. Где как он знал наступавшей советской дивизии, противостояла пехотная группа шестнадцатой танковой дивизии и несколько, числом до трёх, батальонов шестнадцатой моторизованной дивизии немцев. При поддержке трёх, а то и четырёх, дивизионов артиллерии. И хотя, как Власов знал, что наступать, на этом участке, приходилось на практически равного противника, он шёл на риск. Благо ещё вчера, усиливавшие эту группировку, противотанковые и самоходные части противника оказались переброшены против участка восьмой дивизии. Оставив в качестве напоминания, о своём присутствие тут, застывший, практически на нейтральной полосе, но совсем недалеко от кустов, подбитый "штуг". В дополнение, к которому, на поле замерло ещё несколько советских машин. И посему Власов решил пойти на дополнительный риск. Дать возможность своим частя "прижаться" к огненному валу артподготовки.

Разлёт осколков от шестидюймового фугаса составляет порядка трёх сотен метров. Плюс в этой зоне может случиться и преждевременный разрыв или недолёт снаряда. Что и определяет, минимальную дистанцию, от своих войск и до применяемой своей артиллерии. Но вот то, что впереди, да и ещё на дистанции порядка сотни метров впереди, должны были пойти танки новых типов, и позволило генерал-майору рискнуть. И запланировать начало атаки на пару минут раньше, чем двинется вперёд вал разрывов от артподготовки. Рассчитывая, что броня передних машин выдержит попадание осколков, от своих снарядов. А главные силы наступающих, окажутся на минимально-безопасной дистанции, от разрывов своих снарядов. При этом немцы или не успеют занять свои позиции, выдвинувшись из укрытий. Или же сразу попадут под вал гранат, от подошедших советских стрелков. Но риск, что возможен удар, по своим, оставался. Плюс как отлично понимал комкор взаимодействие между частями хромало не только в его корпусе, но и во всей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Но приходилось идти на такой риск. Или же оставалось рисковать тем, что наступление могло быть сорвано буквально в самом своём начале.