— Что, куколка, ждёшь меня?! Сейчас, милая, мы тебя полюбим... — Неожиданно его кожа покрывается мурашками, лицо зеленеет, а глаза становятся безумными, и, издав какой-то протяжный звук, он... хммм... сверкая пятой точкой, резво исчезает в кустах. Причём он не одинок в своём стремлении к уединению, через несколько секунд на поляне остаются только бочка из-под вина и, не считая меня, пара связанных пленников, а окрестности оглашаются странными тягучими звуками, порой прерываемыми резкими, короткими, словно барабанная дробь, а иногда прорывающимися разочарованными стонами. Но, пожалуй, самым неприятным бонусом становится назойливо-удушливый аромат, по сравнению с которым запах моего кляпа кажется мне нежным и изысканным. Вот эти флюиды и заставляют меня шевелиться. Когда я подползаю к костру, то обнаруживаю там остатки пиршества и брошенное в беспорядке оружие. Перерезаю ножом верёвку, стягивающую руки, и, вытащив кляп, направляюсь к учителю и освобождаю его. Он без сознания, и мне приходится применить эльфийскую магию лечения. Очнувшись, мой телохранитель озирается с отрешённым видом, однако быстро приходит в себя и, взяв катану, отправляется на охоту за возбуждёнными засранцами. А через полчаса мы вновь уже в дороге. Правда без куда-то сбежавших двух лошадей, которых выпрягли пастись разбойники, и всего с парой сопровождающих охранников, вдобавок сильно потрепанных. Зато у меня теперь есть надежда, что лорд Родригес откажется от такого подарка...
* * *
Учитель условным стуком предупреждает об окончании нашего путешествия возле замка Родригеса, в карете ведь нет окон. Меня охватывает паника, я не хочу выходить, но никто не спрашивает моего мнения. Открываются дверцы, и меня вновь вытаскивают наружу, теперь уже слуги лорда. Пытаюсь сопротивляться, вырываясь изо всех сил, нанося удары, извиваясь, выворачиваясь и выскальзывая из рук людей. Я настолько увлечён это борьбой с подчинёнными Родригеса, что совсем забываю о договоре с учителем, которому кажется тоже слегка достаётся в этой потасовке, прежде чем он отправляет меня в темноту...
Мне плохо, кружится голова... слабость... Медленно возвращается память, и я вспоминаю последние события. Первая здравая мысль, возникающая в моём сознании — теперь вряд ли кто-то сможет заподозрить учителя в сговоре со мной. Затем ощущаю пристальный взгляд, открываю глаза и вижу большого чернокожего человека, со злобной усмешкой изучающего мою персону. Только теперь я понимаю, что обнажён и лежу на какой-то жёсткой, холодной поверхности. Руки и ноги затекли от сковывающих их браслетов с цепочками, позвякивающих при каждом движении. Я оглядываю своё тело и с удивлением вижу, как блестит кожа, смазанная маслом, подчеркивающим рельеф моих мышц. Дискомфорт в области паха объясняется плотным кольцом. А вот почему саднит попа?! Мои попытки рассмотреть собственное тело прерывает высокий, тонкий голос, не сочетающийся с комплекцией наблюдающего за мной бугая:
— Очнулся, гадёныш?! Что, зад болит? Ничего, потерпишь. Наш господин сегодня насладится твоим телом, поэтому мне пришлось подготовить твою задницу, чтобы ему было удобно. Ты ведь ещё девственник. — Хихикает он, вращая глазами и придавая своей роже злобный вид. — Но сегодня это будет исправлено...
Меня выводит из себя его хорошее настроение, и возникает острое желание стереть с его лица гнусную ухмылку. Набравшись храбрости и стараясь придать своей речи поучительный тон, я говорю:
— Девственницами бывают только женщины... — при звуках моего голоса он замирает, и его морда изумленно вытягивается от моей наглости, а я как ни в чем не бывало продолжаю: — У них имеется так называемая девственная плева...
Злобный визг прерывает мои намерения прочитать целую лекцию о сравнительной анатомии девушек и юношей:
— Заткнись, щенок!!! Ты просто очередная дырка для нашего господина!!
Повисает напряжённая тишина, я даже не сразу нахожу ответ на такое заявление, но, подумав, выдаю:
— Вот как, и его сиятельство не побрезгует воспользоваться таким ничтожеством?
Глаза у евнуха чуть ли не вылезают из орбит — видимо у него запустился мыслительный процесс.
'Наверное, у него мало места в черепе, вот и глаза повылазили', — мысленно ехидничаю я.
— Замолчи, сучонок! Когда господин сломает тебе целку, ты станешь ему не интересен...
— А у меня она разве есть?!.. — невинно спрашиваю я.
— Кто?! — его глаза становятся размером с чайные блюдца и, кажется, вот-вот выпадут, а я не могу сдержаться и тихо, доверительно озвучиваю:
— Целка?..
Ооо, увидеть его лицо в этот момент — высшее наслаждение, а послушать проклятия, которыми он меня осыпает, ну прямо соловьём заливается — бальзам на душу. У меня отлично получилось убрать его мерзейшую улыбочку и испортить ему настроение. Правда, этот тип ядовито замечает, что мне несказанно повезло, что я нужен его господину именно сегодня, а не через неделю, например. Его слова убивают мой энтузиазм и ввергают меня в беспокойное ожидание...
Перед рассветом этот же евнух сначала угрожает мне карами, если я не угожу своему господину, а потом меня наряжают в прозрачные тряпки, накидывают парчовое гаремное покрывало и ведут в спальню Родригеса. По пути меня мучает мысль о том, что наш с учителем план может сорваться, и тогда мне явно не поздоровится сегодня.
Возле роскошной двустворчатой двери стражники приказывают остановиться и, тихо приоткрыв её, толкают меня внутрь. Я оказываюсь в богато украшенной комнате, освещённой многочисленными позолоченными светильниками. Оглядываюсь и рассматриваю спальню лорда: на полу дорогой персидский ковёр, на котором разбросаны большие подушки, на стенах — дорогущая драпировка, окна закрывают тяжёлые бархатные шторы, а посередине стоит огромная кровать с балдахином, застеленная шелковым пурпурным бельём. Вся гамма в этой комнате красно-бордово-пурпурная, считающаяся у нас наиболее изысканной. Размеры постели поражают моё воображение — под стать рингу для спарринга в рукопашных боях. Когда проходит первый шок от увиденного, понимаю, что я здесь совершенно один, хозяина нет, а в правом углу возле двери замечаю несколько книг, пару коробочек, чернильницу, перья и мои любимые очки!
Я мигом скидываю тяжёлое покрывало, хватаю свои вещи и несусь на кровать, сейчас дорога каждая секунда! У моего учителя всё получилось, но лорд Родригес может появиться здесь в любой момент. Я рад, что моё тело натёрто маслами и теперь чернила будут расплываться на нём, а мука и дорожная пыль должны хорошо прилипать. Мне приходится спешить, подготавливаясь к встрече с моим новым хозяином...
Дверь бесшумно раскрывается, впуская высокого мрачного вампира. А кто бы не помрачнел на его месте, когда торжественный момент ожидания новой постельной игрушки проходит не на шелковых простынях, а в туалете... впрочем, пусть скажет спасибо, что ему не досталось то вино, что мачеха передала. Кстати, у неё в погребе ещё много запасов с адской смесью хранится, хватит и на семью, и на многочисленных гостей. Ну а лорду Родригесу мой учитель подсыпал всего лишь слабенькое слабительное, которое должно было заставить его выйти из спальни и дать мне немного времени побыть одному. Мне почему-то кажется, что с дозировкой я всё-таки переборщил, или мой новый хозяин терпел до последнего... в общем, из одежды на нём только плащ, и тот он мгновенно сбрасывает, как только закрывает дверь. Вот ведь чёрт, под этим одеянием было совсем не видно, что он возбуждён, и там... такоооое орудие, что я невольно отползаю на противоположный конец кровати, и, наконец, применяю защитную магию эльфов. Она уникальна в своём роде и используется ушастыми при сборе кореньев и трав. Эльфы — вегетарианцы, поэтому не охотятся, но в лесу они абсолютно беспомощны перед дикими, голодными хищниками, которым всё равно, что попадется на их пути, лишь бы оно было съедобно. Ушастые и защищаются от этих зверей резким, сильный ароматом скунса. Вот уж что точно отпугнёт кого угодно!! Правда, сами эльфы этот запах не чувствуют. А от такого аромата и помереть недолго. Поэтому я и подумал, что раз мой хозяин не эльф, то вряд ли сможет чем-то перебить запах скунса, если вдруг его устроит моя экзотическая внешность.
Лорд Родригес, разглядев меня в тени балдахина, застывает, поражённый увиденным. Вместо томного, соблазнительного гаремного мальчика у него на кровати развалилось нечто неаппетитное и грязное. У него даже возбуждение прошло — как ветром сдуло. И это он только узрел мою внешность, ведь мой запах ещё не коснулся благородного носа. Но я его понимаю — моё тело покрыто грязными разводами чернил вместе с мукой и пылью, волосы чумазы и взъерошены, на носу огромные очки, за ухом торчит одно гусиное перо, а кончик другого я с усердием жую, лёжа и переписывая пыльную книгу на его шикарной кровати.
— Ты кто такой?! — его вопль оглушает меня, но отступать от намеченного я не собираюсь и быстро отвечаю спокойным, тихим голосом:
— Писец...
— Ктоооо?! — восклицает он поражённо, а я терпеливо повторяю, небрежным жестом поправив гусиное перо за ухом и как бы невзначай снова размазав чернила по лицу.
— Писец?! Писец!! Это полный ПИСЕЦ!!! — рычит он, и в этот момент появляется чернокожий евнух. Увидев состояние лорда и проследив его взгляд, сконцентрированный на моей персоне, он мгновенно сереет, и даже пару шагов делает по пути к бегству, но разъярённый голос хозяина тут же пресекает эту попытку:
— Стоять! — лёд короткого возгласа замораживает даже меня, я чувствую, как покрываюсь гусиной кожей, а что уж говорить о том, кому он предназначен.
— Что это делает в моей постели?! — глаза лорда наливаются красным огнём и, похоже, готовы испепелить несчастного слугу, намертво примерзшего к полу и умудрившегося побелеть ещё больше, хотя всего мгновение назад такое казалось невозможным. Он в растерянности то открывает, то закрывает рот, но с его губ не слетает ни звука.
— Как этот писец попал в мою спальню? — Лорд резко поворачивается к евнуху и, указывая на меня рукой, тихим жутким голосом продолжает: — Может, ты мне сюда свинопаса в следующий раз притащишь прямо из свинарника, для разнообразия?
Этот дородный человек съёживается под сверлящим взглядом Родригеса, даже у меня в животе что-то скручивается и немеет от страха.
— Ггг... гг... господин... он... ннн...новый... нн... наложник. Я...я... ннн... не понимаю, как такое ммм... могло ппп... произойти, — лепечет главный евнух, еле выдавливая из себя слова, словно они застревают у него в горле. Лорд бросает на меня яростный взгляд и холодно произносит:
— Наложник... значит...
Я пытаюсь свернуться калачиком и стать как можно незаметней, но неожиданно для себя поправляю озверевшего господина:
— Заложник. Писец, написавший письмо, перепутал первую букву и вместо 'з' поставил 'н'. — Гробовая тишина служит мне ответом. Стараясь скрыть дрожь, я продолжаю: — Я заложник, и писец к тому же...
Лорд Родригес неожиданно принюхивается и медленно бледнеет, что для вампира большая редкость, так как кожа у него и так белая. Главный евнух тоже ведет носом, и выражение его лица начинает напоминать посмертную маску. Оба превращаются в застывшие статуи. Лорд не выдерживает и сипит как разъярённый кот:
— Откуда эта вонь?..
Мне приходится признаться с покаянным видом:
— А разве моя мачеха не говорила, что когда я пугаюсь, то издаю сильный... запах?
Время тянется как гуттаперчевый сок, повисая тонкими жгутами. Тишина становится осязаемой и тягучей, а через целую вечность становится слышны за окном: гудение шмеля, вылетающего из гнезда, трель ранней птахи, предупреждающей о своих владениях, шелест листьев от лёгкого ветерка... И всё вдруг заглушается диким взрывом хохота! Лорд Родригес веселится так, что в комнату врываются стражники и недоумённо смотрят на своего господина. Я думаю, что стал свидетелем редкого зрелища, но пока не понятно, к чему приведёт реализация моего хитрого плана по спасению места, ищущего приключений. Лорд успокаивается и нежно спрашивает:
— Сколько же тебе лет беленький, пушистенький северный зверёк?
Я даже не сразу понимаю, что это именно меня наградили столь поэтическим описанием, но пристальный взгляд хозяина замка не оставляет сомнений, кому оно адресовано.
— Почти сорок...
Его взгляд становится задумчивым, и мне плохо верится в то, что я слышу дальше:
— Мелкого вместе с кроватью перенести в комнату напротив библиотеки, и завтра же он приступает к занятиям вместе с Эрни, а этому, — лорд показывает на безмолвное изваяние главного евнуха, — всыпать пятнадцать плетей.
После отдачи распоряжений мой новый хозяин гордо накидывает на себя плащ и медленно удаляется из собственной спальни.
* * *
Сын Родригеса Кровавого
Эрни с остервенением чистит зубы. Вчерашнее утро было просто отвратительным, даже насладиться танцами не дали. С шумом перетаскивали что-то по коридору. Маты заглушали не только человеческую речь, но и музыку в зале, а танцевать под такой поэтический слог Эрни не привык. Потом кого-то пороли — визг наказуемого глушил все звуки, казалось, кроме этих высоких, протяжных и резких воплей больше ничего в мире не существовало. Когда у юного лорда не выдержали нервы, и он наконец-то покинул зал, то столкнулся с батюшкой, являвшим собой жуткое зрелище не для слабонервных. Эрни ещё ни разу не видел отца в таком состоянии. Он был каким-то растрёпанным, одетым в дурацкий плащ и подозрительно воодушевлённым. И это его отец, прославившийся холодностью, жестокостью и абсолютной невозмутимостью? Особенно настораживали его слова, сказанные словно в состоянии полного опьянения свежей кровью: 'Ну, Эрни, завтра ты узнаешь, что такое полный писец! Советую тебе приручить этого зверька'. — И, ехидно хихикнув, батюшка скрылся в направлении кухни! Эрни так и остался стоять с раскрытым ртом, провожая взглядом своего предка, явно перепутавшего направление, ведь именно в это время он должен был во всю заниматься 'гимнастикой' с наложниками. Тем более что клан Айшаров подарил ему новую строптивую игрушку. Уж кто-кто, а Эрни-то точно знает, как батюшка любит ломать всякое сопротивление. Поэтому его поход на кухню вместо любимого занятия, воспринимается юным лордом как нечто из области фантастики, особенно учитывая то, что в замке полно слуг, с готовностью выполняющих любую прихоть его владельца.
Нет, определённо вчерашнее утро было просто отвратительным. Теперь же все мысли Эрни вращались вокруг папиных слов, кажущихся полнейшей бессмыслицей. Что за писец? Какой это зверёк? Зачем его приручать? А самое главное, почему он может быть опасен? Хоть отец этого и не озвучил, но его тон и отстранённый взгляд говорили о данном факте.
Закончив умываться и чистить зубы, Эрни немного полюбовался на своё отражение, и, переодевшись, направился на занятия в библиотеку.
Странное дело, сегодня весь замок гудит как рассерженный улей. Оказывается, вчера выпороли Боаса — главного евнуха, а его опасаются не только обитатели гарема, но и слуги, ибо авторитет папиного любимца всегда непререкаем. Боас нынешним статусом и властью обязан отцу, который когда-то обратил искалеченного молодого парня в вампира. Зная крутой норов лорда Родригеса, главный евнух всегда безукоризненно исполнял все его пожелания, а тут каким-то образом оступился и даже был жестоко наказан. Впрочем, Эрни недолго думает о судьбе Боаса, ведь с каждым шагом он приближается к могильнику из пыльных и всеми забытых книг, где ему приходится проводить большую часть своего драгоценного времени.
