Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
До дома я долетела, как снаряд, выпущенный из пращи, так и не попрощавшись толком с Румпелем, который высунулся из-под моста с воплем:
— А глинтвейн?!
Я же неслась по улице прочь, скороговоркой бормоча на ходу: 'Холодно-холодно-холодно-о-о-о!!!'.
Ветер к вечеру заметно усилился и стал жутко холодным, а в соприкосновении с промокшей юбкой так и вовсе давал неземной эффект ускорения. Темный осенний вечер набросил на город холодный покров, не оставив о прекрасном солнечном деньке ничего кроме воспоминаний. Фонарщики ездили по улицам на помеси стремянки с колесницей, зажигая фонари. И палые листья, попадавшие в пятна света, казались отлитыми из меди и золота.
Ввалившись в дом и наскоро поздоровавшись с хозяйкой, что-то колдовавшей на кухне, я стремительно кинулась к лестнице на занимаемый мною второй этаж, более всего желая переодеться и согреться. Окрик хозяйки настиг меня уже на середине лестницы.
— Алана! — кругленькая, морщинистая, словно печеное яблоко, пани Флося оторвалась от плиты и, подхватив со стола какую-то коробку, догнала меня.
— Что это? — я с подозрением воззрилась на свой любимый шоколад.
— Кто-то оставил на перилах у двери, — доверительно сообщила хозяйка,— на карточке написано, что для тебя.
Я озадачено приняла коробку из рук старухи и вперилась в карточку: 'Панне Алане. Прекрасная работа. Б. В.'
— У-у-у... — наверное, в этот момент мое лицо настолько утратило человеческие черты, перекосившись в приступе бессильной ярости, что хозяйка шарахнулась от меня обратно к плите.
А мне неимоверно захотелось запустить злополучную коробку в стену.
— Этот паршивец, этот гаденыш, этот... этот... У-у-у, ненавижу! Как он посмел! Прекрасная работа, конечно! Других не делаем! — я замолчала одолеваемая страшной мыслью, что Вильк узнал меня и теперь мстит за покалеченную ногу и перекроенную карьеру.
Постояв несколько секунд на лестнице и посопев, как сердитая кошка, я раздраженно потопала наверх.
Ввалившись в свое скромное жилище и, первым делом, избавившись от мокрой юбки, я зарылась в шкаф и через минуту вынырнула оттуда с широкими холщовыми штанами в руке. Любимая ещё со времен школьного общежития одежка — целиком и полностью плод моих швейных усилий. Уж больно хотелось доказать маме, что я не бесталанна в нелегком портняжном деле. В итоге после месяца мучений я стала обладательницей несуразных холщовых портков, которые наверняка пришлись бы впору гному, но никак не тощей девице пяти с половиной футов росту. Результат моих упорных трудов оказался через чур широк в поясе и обладал куцыми штанинами, оканчивавшимися на пять дюймов выше щиколотки. Но в целом штанцы вышли мягкими и удобными и вполне годились для домашней работы, посему я просто стянула их в поясе тесемкой.
Пока я переодевалась и разводила огонь в очаге, ярость немного поутихла, и всё воспринималось значительно спокойнее. Дали работу? Сделаем! За то нам и деньги плачены будут. Приличные, между прочим, если верить Врочеку. Утащили рисунок? Вернем, никуда не денемся! Даже если для этого придется прогуляться в спальню Бальтазара Вилька и сунуть руку к нему под матрац. ...А шоколад съедим! Зря, что ли, Вильк на него свои кровные потратил? Шоколад дорогой, я себе такой нечасто позволяю, растягивая каждую коробку до последнего. А тут такое счастье, да на халяву. На халяву, оно, как известно, и уксусом упиться можно, чего уж говорить о шоколаде?
Я подхватила сумку, брошенную в ярости на пол, и вытряхнула на кровать. Все равно в ней пора наводить порядок. Посреди груды хлама, гордо именуемого нужными вещами, перекошенной надгробной плитой лежала принесенная паном Вильком книга. И когда это я успела сунуть её в свою бездонную суму? Мм? Хотя, если учесть в каком взвинченном состоянии была, то вполне могла прихватить машинально. Ну что ж, пока человек предполагает, а богини спорят, как бы все испортить, я тихой сапой действую себе во благо. Раз уж вопреки заветам старины Врочека я все же стащила злополучную книжонку, то не поработать над ней — просто грех.
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
Шляхтичи Ночвицкие сделали имя и состояние на создании и продаже сверхпрочных, нерассхыхающихся деревянных корыт, по названию которых семейство и получило фамилию. В ночвах стирали белье, купали детей и даже кормили поросят по всей Растии. В них же зимой ребятня каталась вместо саней, после чего сверхпрочное корыто удостаивалось огненного погребения в печи, а малолетние озорники — ремня, потому как от обычного, вырезанного кустарем-столяром корыта, оно отличалось только вытравленным клеймом Ночвицких, а стоило на порядок дороже, наверное, из-за дивной формы. 'Дабы водица облекала нутро упруго', как значилось в инструкции, прилагаемой к корыту. О том, чье же нутро облекает водица, инструкция скромно умалчивала.
Усадьба Ночвицких занимала два квартала на северо-западе Кипеллена. Её окружал огромный парк с редкими видами деревьев и кустарников для целебного дыхания, прекрасными аллеями для вечерних прогулок, каскадными озерами для катания на лодках и многочисленными беседками для уединенных разговоров. Чтобы пробраться через парадные ворота, выходящие на запруженную экипажами Масельную площадь, и добиться аудиенции у главы семейства Ночвицких потребовалось бы часа три-четыре. У нас столько времени не было, поэтому остановив экипаж подальше от всеобщей суеты, мы вышли к неприметной калитке со стороны Каганчикова переулка.
Казик клялся, что ходил этой тропинкой много раз, и, раскрасневшись, что-то бормотал себе под нос.
Тёмный парк встретил нас сырой прохладой, покоем и неправдоподобной тишиной. От того шелест листьев под сапогами раздавался на половину Кипеллена, и смог бы перекрыть набат на колокольне храма Четырех Пресветлых.
— Не туда идём, — заворчал через некоторое время Марек.
— Мне лучше знать, — огрызнулся Казик.
Я недовольно постучал тростью об землю.
— Дорога́ каждая минута.
— Я уверен, что нам туда...
Рыжий не успел договорить. Надсадный, полный ужаса вопль, разломил тишину осенней ночи, прервав его уверенное заявление.
Мы бросились на звук. Мои 'мальчики на побегушках', благодаря своему опыту в суетливом метании туда-сюда и моей повреждённой ноге быстро оторвались, но я ковылял изо всех сил.
За кустами из мрака протаяло неровное пятно света. Изогнутый фонарь почти касался крыши беседки, будто пытался заглянуть внутрь. Между изящными колоннами мелькнул тёмный силуэт. Я мог бы поклясться, что это девушка, но разглядеть не успел, помощники закрыли всё своими широкими спинами.
— Ничего не трогайте! — крикнул я, догоняя их.
На пороге беседки, скорчившись, лежал мужчина. Тёмное пятно расширялось, заливая камзол и пропитывая рубаху. Я наклонился, прижав пальцы к шее. Под кожей испуганно билась вена, отстукивая рваный ритм. Живой! Это большая удача. Я мельком взглянул на исполосованное лицо, но узнать несчастного не смог. Сложив пальцы 'кошачьей лапой', я выдохнул коротенькую формулу, останавливая кровь.
— Марек, помоги ему, — на ходу кинул я, — Казик, за мной! — и ринулся сквозь заросли жасмина к живой ограде за беседкой.
Продравшись сквозь засохшие ветки, я уловил движение во мраке и замер. Если у меня ещё и были какие-то сомнения насчет твари, то теперь они рассеялись окончательно. Её силуэт расплывался в неверном лунном свете. Существо уже не походило на девушку, только длинные волосы ещё развивались за спиной, но и они быстро превращались в щупальца, каждое из которых завершалось когтем-крюком. Оно ловко, как кошка, вскарабкалось на крышу конюшни, и поскакало по коньку, отталкиваясь всеми конечностями.
Я с сомнением взглянул на ржавую лестницу.
— Не догоним!
— Мы догоним! — гаркнул над ухом, подбежавший Марек.
— Рехнулся? — я только рукой махнул. — Она ж тебя, как кутенка!.. Почему пострадавшего оставил? Я что приказал?
— Его врачевать надо, я ничем не помогу, — выпятив губу, ответил рыжий.
— Всё сам, — забормотал я, поворачиваясь к беседке. — Казик, гляньте, куда эта дрянь рванула. Не приближайтесь! Держитесь в виду! Гоняться за нею не ваше дело! — За спиной заскрежетала лестница.
Я скороговоркой нашептывал формулу левитации, подкрепив её ночным зрением. Похоже, сегодня предстяоло побегать по крышам.
— Мы справимся! — пробасил Казик, быстро поднимаясь к крыше.
Второй уже карабкался следом, ловко цепляясь руками. Я бросился за ними. Подтянулся на руках, давая потоку воздуха вытолкнуть меня наверх почти без усилий. Мои горе-помощники уже успели рвануть вдоль конька. Идиоты! Получат у меня по первое число! Кому сказано держаться в виду! Я добавил света, запустив в небо световой пульсар. Конюшню озарило яркой вспышкой. Высветились замшелые трубы и прогнившие кое-где деревянные пластины заменяющие черепицу. На дальней стороне крыши неуверенно переминались с ноги на ногу мои помощники. Чего они там застыли? Доберусь я до них, получат больше, чем унесут. Год будут холодную по ночам охранять!
— Назад! — рявкнул я.
Тварь они, слава Четырем Пресветлым, похоже, упустили. Так пусть рядом будут, мало ли что. Я уж и сам был не рад, что отправил ребят на эту куцеву крышу.
Я забрался на широкий конёк и поспешил к ним, используя верную трость, как балансир. Даже нога, проникшись важностью момента, перестала ныть. Главное успеть пока не случилась беда. Чутье подсказывало, что тварь затаилась где-то рядом, обведя ребят вокруг пальца.
— Назад! — вновь крикнул я.
И тут она прыгнула, сорвавшись черным сгустком с одной из дальних труб. Мелькнули изогнутые когти на длинных узловатых жгутах. Распластался на скользких досках Марек. Нелепо взмахнул руками Казимир. И я ударил по твари воздушной волной, стремясь отшвырнуть подальше от своих помощников. Бестия с визгом улетела в темноту, глухо шмякнувшись о землю где-то за пределами усадьбы. Я кинулся вперед, намереваясь высказать двум обалдуям всё, что о них думаю.
— Пан Вильк! — сорвавшимся голосом просипел Марек, склонившись над напарником.
Я споткнулся на середине мысли, а внутри похолодело. Пробежал по коньку, даже не почувствовав боли в ноге. Опустился на колени, переворачивая светловолосого капрала на спину и хрипло застонал, разглядев развороченную грудину, светившую осколками ребер и ошметками плоти. Тварь оказалась проворней. Ни один лекарь во всей Растии уже не поможет Казимиру.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
Задумчиво жуя дарёный шоколад, я рассматривала первую гравюру. Красиво... В голове роились сотни восхвалений в адрес мастера, создавшего шедевр, который мне предстоит вернуть к жизни. ...Самые тонкие и мягкие кисти, самые острые стила... Чернила с примесью дубовой коры и киновари, дававшей тот неповторимый красно-коричневый оттенок, что так ценится растийскими мастерами. И в отличие от обычной сабрийской туши, эти чернила гораздо устойчивее к тем невзгодам, которые выпадают на долю рисунка в наше неспокойное время. Чтобы повредить такие иллюстрации, нужно очень постараться. Но здесь сошлись 'Время' и 'Влага'... Местами линии утратили четкость, оставив на бумаге полупрозрачные разводы. Я взялась за скребок и аккуратно подчищала рисунок. Свет четырех ламп слегка подрагивал, не мешая работе. Хозяйка опять будет ворчать, что я извожу прорву светильного эликсира на свое ночное бдение, но ничего...
Когда рисунок был полностью очищен, часы в виде спящего дракончика показывали полночь. Наступала вторая часть священнодейства над иллюстрацией. Я обмакнула кисть в плошку с чернилами и, стряхнув лишнее о край, благоговейно коснулась потускневшей линии. Стоило колонковому волосу соприкоснуться с бумагой, и трепет исчез. Осталось лишь уверенное всепоглощающее движение. ...Лепестки, листья, шипы, дивные птицы из странного сада на рисунке хлынули на меня и закружили в ярком хороводе, радугой расплескавшись по комнате. Вот маленькая длиннохвостая птица вспорхнула с ветки и устроилась на плече. Ветви гибкой лозы, покрытые большими синими цветами, ласкали мои руки совсем как древесы в лавке. Густой папоротник щекотал босые ступни, норовя вылезти из-под стола. Под одним из разлапистых пушистых кустов притаилось что-то мохнатое. Лишь огромные, словно плошки глаза поблескивали из укрытия. Существо пару раз порывалось вылезти на свет божий, но всякий раз замирало. И я бы поклялась, что опасалось оно не меня. Несмотря на кажущуюся благость, было в этом саду что-то тревожное, едва уловимый привкус страха, нет-нет, да и проскальзывал в воздухе. Будто что-то недоброе пыталось выбраться, но пока что терпело неудачу. Я отвлеклась на очередное дивное растение и нелюдимое мохнатое существо, а вместе с ним и тревожное ощущение, пропали. Стайка маленьких, похожих на разноцветных бабочек, фей резвилась среди барвинка. Они вцепились в цветок лозы и, оторвав, кинули мне. Он запутался в волосах. Я хихикнула и поправила его, чтобы больше не выпадал из моих спутанных кудряшек.
Как ни прискорбно, но когда я работаю, теряю счет времени. Эта ночь исключением, увы, не стала. Я опять уснула за столом, уронив голову на руки, и соизволила продрать глаза, когда на дворе уже стоял ясный день. Хорошо, хоть работу успела закончить до того, как коварный Снява 4 дал мне дубиной по нерадивой головушке, дабы утащить беспомощную девушку в сонные дали. Богини милосердные! Который час?! Врочек меня убьет! Куць задери меня и всех засонь в придачу, я ведь хотела перед работой нанести визит невежливости пану Бальтазару Вильку, будь он неладен! Поблагодарить (хе-хе) за шоколад, от которого, кстати, даже коробочки не осталось. Остается надеяться, что я выбросила её в камин, а не слопала вслед за вкуснятиной. Когда я погружаюсь в работу, то ко всему прочему становлюсь ужасно рассеянной: то кисточку в чашке с кавой ополосну, то от угля откушу, вместо печенья. А потом удивляюсь, чего это у меня губы разноцветные, а зубы черные. Одно радует, Бальтазар Вильк живёт на той же стороне набережной, где стоит наша лавка. Хозяин не раз поручал отнести Вильку заказы, кои я благополучно оставляла в почтовом ящике и, постучав в двери, спешно ретировалась.
Стоило приблизиться к двери с дверным молотком в виде горгульи, как вся решимость испарилась, а тщательно выращенная наглость увяла на корню, уступив место дрожащим рукам и подгибающимся коленям. Страх холодной ртутью разлился в желудке, сердце бестолково дергалось, стремясь проломить грудину и сбежать от нерадивой хозяйки как можно дальше. Собрав волю в кулак, я трясущейся рукой дотянулась до дверного молотка и на удивление громко постучала.
Открыли не сразу. Ваша покорная слуга как раз успела придушить поднявший голову страх. Но когда распахнулась дверь, моё спокойствие рассыпалось, и страх с победным воем отвоевал свои позиции...
