Участок. День и ночь

Ирина развела руками. Мол, я бы со всем нашим уважением, но — нельзя.

— Ну, сиди тогда. Хорошая ты девка, хоть и ментовка. А уши лучше заткни, эту дуру если палкой никто не треснет, она еще пуще разойдется.

И удрал.

* * *

Ровно через пять минут Ирина поняла, что дядя Коля, хоть и выпивши был, оказался со всех сторон прав. Именно так.

И разошлась пуще прежнего, и развизжалась, и конца-края этому видно не было.

Но...

Безвыходно.

Они при исполнении, им нельзя ни бить, ни пить. А иногда так хочется!

Пойти, что ли, пока по району побродить? Недалеко?

Домик, вон, навестить, с ромбиком на дверце, пирожок какой купить...

Люся была занята. Она пыталась успокоить дочку потерпевшей, хотя Ирине показалось, что подруга больше демонстрирует майору свои красоты и виды, чем реально помогает.

Ну и ладно, должно быть у человека в жизни что-то хорошее? Какие-то приятные впечатления... посмотреть там есть на что. Пусть развлекаются.

Рапорт она напишет, нужды в ней нет, ну и чего?

Ирина отправила Люсе на телефон смс-ку и выскользнула за ворота.

* * *

Вернулась она через час. Истерика еще продолжалась, алканарий как в воду глядел. Все выглядели изрядно утомленными, но дама не унималась.

Она СТРАДАЛА.

Красиво, вдохновенно, точь в точь как в сериалах. Ирина махнула Люсе и протянула ей пакет.

— Тут на всех. Спасибо дядюшке Робину.

Салатов не предвиделось, но булки с сосисками вполне достойная замена. И стаканчики с кофе и чаем, кому что понравится...

Из окружения истерички мигом исчезли четверо человек, почти материализуясь рядом, оперативник выхватил булочку и буквально вгрызся в нее.

— Шпашибо.

— Кофе. Салфетка. И вот — горчица, — протянула Ирина самое жизненно необходимое.

Мужчины жевали.

Истерика постепенно стихала, лишившись зрителей. Наконец тетка отряхнулась и встала. И была тут же препровождена в дом, разбираться, что пропало и что осталось.

Истерика пошла заново.

Как оказалось — пропало ВСЕ.

Три магнитофона, три куртки кожаных, три, портсигаров золотых... нет, тех — шесть, иконы старинные особо ценные, ваза хрустальная, картина...

Когда вы у матери были последний раз?

Ээээ... около года назад. Или полтора.

Могла она это продать, подарить...

Нет ответа.

Обычно на всю процедуру, с допросами, протоколами и прочим, уходит три часа. Иногда даже меньше.

Сегодня ушло шесть.

Потом квартиру опечатали, и все посторонние, в том числе и Ирина, наконец смогла тронуться со двора. Чтобы натолкнуться на дядю Колю.

— Уходите уже?

— Уже?

— Так Клавка могла и полдня блажить. Дурная баба, что тут скажешь? Парашка все сокрушалась, род прервался...

— Она с рождения такая?

— Ты знаешь, нет. Жена говорила, сначала Клавка нормальная была, а в какой-то момент как пошло, и пошло... Парашку жалко. Хоть и стервь она была, а все ж баба правильная.

Дядя Коля как-то даже ссутулился. А потом вдруг просветлел лицом.

— Слушай, а погоди пару минут?

Ирина пожала плечами, переглянулась с Люсей и осталась на месте.

Дядя Коля влетел во двор и через пять минут вылетел оттуда с большим керамическим горшком, в котором покачивало листьями какое-то непонятное растение.

— Что это?

— Вот, возьми. Парашку помянешь. Это вербена, она ее на подоконнике выращивала, к чаю... у меня-то такого добра вагон на даче, а тебе, глядишь, и пригодится.

Кустики покачиваются под ветром, приятно пахнут.

— А давно вам соседка ее отдала? — сделала стойку Ирина.

Дядя Коля махнул рукой.

— Да не так, чтобы уж. Слегла когда, вот и отдала. Ей ухаживать не под силу было, а я все никак его до дома не дотащу. И поливать забываю... жалко, погибнет...

Ирина переглянулась с Люсей.

С одной стороны, они не могут ничего брать на месте преступления.

С другой — это и не так. И не на месте, и не было там этого горшка, и потерпевшая сама его отдала, и им сейчас все отдают добровольно...

— Вы уверены? — на всякий случай спросила Ирина.

Дядя Коля вдруг ухмыльнулся.

— Во-во. И я Парашку спрашиваю, мол, ты уверена? Может, хоть оборвешь да засушишь? А она посмеялась так, и говорит — я до зимы все не доживу, лучше сейчас все добром отдать. Как чуяла... Вот и я добром отдаю. Берешь?

— Беру, — согласилась Ирина. И потащила тяжелый горшок.

Люся шагала рядом.

— Так... день пропал. Квартирка мне не обломится. Ну, хоть горшок с цветком, и то хлеб.

— Вот и помогай нести, если хлеб, — огрызнулась Ирина.

— Вот еще. Тебе подарили, ты и тащи.

— Ну и потащу. Смотри, какой красивый.

Горшок и правда был шикарный.

Явно старый, тяжелый, из обливной керамики. В несколько цветов, переливчатый такой, синий цвет плавно переходил в багровый, тот в зеленый, и безвкусным это не казалось. Павлиний хвост ведь не вульгарен?

Такой же была и подставка под горшок.

Вербена в нем выглядела не слишком интересно. Сюда бы розу, или орхидею... одним словом, что-то экзотическое.

— Ладно. Смотреться он будет, — признала Люся. И вытащила из сумки пакет. — Ставь сюда, вместе понесем.

* * *

На окне в общаге горшок особенно не смотрелся. Чужеродный элемент, иначе и не скажешь. А дядя Коля и правда не поливал это растение, земля аж растрескалась, как еще трава держится?

Люся махнула рукой, не мешая подруге заниматься и ушла в душ.

Ирина набрала воды в бутылку и принялась лить тонкой струйкой.

Земля впитывала воду.

Порыхлить чуток?

Черт!

Рука дрогнула, и вода пролилась чуть мимо горшка. Ирина схватила тряпку и принялась промокать ее. Потом вытерла бок горшка, сняла его с подставки... а почему он так неустойчиво стоит?

Вот на подставке — ровно, а сейчас кренится на один бок?

Скол какой-то?

Ирина подняла одной рукой горшок, а другой провела под ним, ощупывая дно чуткими пальцами.

Что-то отломилось и упало ей в ладонь.

Ирина от неожиданности вытащила руку и отпустила горшок. Тот встал, как ни в чем не бывало, и теперь уже не кренился. А в руке у нее осталось...

Больше всего это походило на монету.

Старую, из темного металла, к которой зачем-то приварили ушко. Вот, оно и мешало.

Размер?

Дореволюционный пятачок.

Рисунок?

С одной стороны коловрат с концами, загнутыми против солнца.

С другой — змея, свернувшаяся клубком. Кажется, так...

Кругляшок и темный, и чистить его надо, так ничего не разберешь.

Может, это то, что искали?

Ирина подумала, и чуть сама себе пальцем у виска не покрутила. Вот еще чушь какая. Искать — такое? Да такого хлама в любой антикварной лавке вагон, грести лопатой замучаешься.

Не золото, для золота легковат. Ирина поставила бы или на медь, или на бронзу.

Снаружи зашумела Люся.

Ирина оглянулась... куда сунуть? В карман халата?

Дальше, она действовала по наитию. Или по придури?

Цепочка с крестиком была расстегнута, на нее надет кружочек, и цепочка застегнулась вновь. Отвечать на Люсины вопросы почему-то не хотелось.

Показывать монетку и рассказывать о ней?

Вдвойне не хотелось.

Это была Иринина тайна и ее дело. Все.

* * *

Обычно сны Ирине не снились. Никакие. Или кошмары виделись, после которых она просыпалась и долго лежала в темноте, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

А вот в этот раз...

Ей приснился лес.

Большой, величественный, с громадными соснами. И она медленно шла по тропинке.

Та прихотливо вилась между деревьев, показывая самые красивые и заповедные места, давая полюбоваться то роскошным белым грибом — в локоть вырос, шляпка — хоть на голову надевай, то алыми волчьими ягодами, то веселым дятлом на сосне, то прихотливой сеткой паутины...

Тропинка выводила на большую поляну, на которой стояла избушка.

Ничего вроде частокола с черепами у нее не было. И курьих лап не было. И...

А вот выглянувшая из дома бабка больше всего походила как раз на бабу-ягу. Уставилась на Ирину, улыбнулась, рукой поманила.

— А-а... преемница? Ну, заходи, учить тебя стану.

* * *

Стоит ли упоминать, что утром настроение у Ирины было замечательным?

Его не испортило ни Люсино ворчание, ни работа.

Рапорт?

Ну и пусть его, напишу!

Архив?

Значит, шагом марш в архив.

Подумаешь, какие мелочи! Переживем!

Ирине было хорошо, спокойно и уютно. Впервые за полтора года. И это настолько отражалось на ее облике, что девушка просто светилась.

Улыбалась, беззлобно отшучивалась, просто светилась. Чувствовала Ирина себя так, словно с плеч упал давний груз.

Простила и отпустила?

Нет, не так...

И не прощала, и не думала она о том случае, и...

Просто как будто все это происходило не с ней. Совсем не с ней. Это отметили даже сослуживцы.

— Иришка, цветешь, — пошутил Петрович.

— Ага, и пахну Шанелью, — ответила девушка, продолжая порхать по кабинету.

— Шинелью.

— Вам, мужчинам, можно и портянками, все равно успехом пользоваться будете.

Вышло это совершенно беззлобно и ни капельки не кокетливо, так что Сеня недоуменно переглянулся с Колей. Ни смущения, ни какой-то другой реакции, с тем же успехом Ирина могла бы в детском саду отшучиваться.

Стоит ли говорить, что вечером Ирина легла на час раньше.

И опять оказалась в том же самом лесу, на той же тропинке.

Что-то неладное?

Да ей такое и в голову не пришло. И про монетку она забыла, словно и не было той никогда. Висит — и висит себе, кушать не просит.

И уж точно Ирина не думала, что искали эту монету. Быть такого не может! Почему?

Да потому что никогда не бывает. Что это — роман, что ли? Вот еще...

* * *

Следующий день начался с вызова из дежурной части. Куда?

В тот самый дворик, в котором Ирина была в выходные. Сердце невольно екнуло.

А когда она увидела труп — еканье повторилось.

Дядя Коля лежал в луже собственной крови. И горло у него было разорвано так, что голова держалась на обрывках мышц, даже позвоночник перебили.

Кровь хлынула фонтаном, и в этой крови были следы.

Не человеческие.

— Медведь, похоже, — опознал Иван Петрович. — Видел я такое...

— Медведь Баскервилей? — мрачно пошутил кто-то.

Действительно, в медведя-маньяка совершенно не верилось.

В лису, которая рвет горло человеку, а потом уходит, закрыв за собой дверь, тем более. На такое только люди способны, звери ведут себя намного приличнее.

Собака мнение насчет медведя подтвердила. Медвежьей болезнью, аж за три метра до входа в дом. И продолжала выть и гадить, пока кинолог пробовал затащить ее внутрь.

Пришлось отказаться от попыток, пока овчарка совсем на навоз не изошла. Но медведь?

В городе?

Да что за бред-то?

И никаких следов человека?

Ирина бегала по мелким поручениям, помогала осматривать место происшествия, и все время давила в себе одну и ту же мысль.

А если это из-за нее?

Если кто-то сказал, что дядя Коля отдал ей горшок с цветком?

Если...

Если теперь придут за ней?

Говорить — или промолчать?

Но сказать про монетку?

Немыслимо.

Ирина бы скорее руку себе оторвать позволила, чем рассталась с черным кругляшком. А вот про горшок можно.

Так что девушка вздохнула, и пошла признаваться Ивану Петровичу.

Глава 2.

Странности и радости.

Против всех ожиданий, нагорело ей не сильно.

Ну, горшок.

Ну, с цветком.

За это — не убивают.

За что убили алканария?

Да увидел теперь что-нибудь, или ляпнул, что видел. Они ж пьяные, дурные, что те паровозы, поди, пойми, куда их занесет? А похвастаться хочется...

Вот и трепанул поганым языком. Ну а кто услышал, что подумал...

В горшке бриллиантов не было? Нет?

Значит, и не заморачивайся. Иди, вон, в архив, ищи такие же случаи.

Ирина вздохнула — и пошла.

* * *

В архиве она уселась за стол, и принялась тыкать в телефон.

Символы, кругом символы.

Достала кругляшок, подумала пару минут.

Сфотографировала символ на нем и попробовала найти его в интернете, благо, тот ловил неплохо.

Толку-то!

Коловрат.

Солярный оберег древних славян.

А вот то, что лучи направлены противосолонь...

Ведьмин оберег. Так и написано было, практически прямым текстом. Обозначает ясновидение, позволяет ведьме — ведать и защищать, оберегать и хранить.

Змея?

Тут ничего толком и не скажешь. Про змей столько за эти века написали, что у чешуйчатых, небось, линька раньше срока начинается. И такие они, и сякие... какую трактовку брал данный конкретный человек — не угадаешь. Просто не поймешь.

То ли мужское начало, то ли василиска, то ли еще какое? Вон, на Крите жриц как раз со змеями изображали, и Асклепия тоже — того, со змеями.

Тут — глухо.

А вот что с 'козлячьей мордой'?

Ирина подумала пару минут, и принялась копаться дальше.

И таки нашла нечто похожее. Настолько, что несколько минут смотрела — и не могла понять, как же раньше никто не сообразил.

'Козлиной головой' была всего-навсего перевернутая руна 'Одаль'. Просто в достаточно своеобразном написании.

Почитаем?

Самая последняя руна футарка. Или — первая с конца?

Так, в прямой трактовке это наследие, традиции и устои.

В перевернутой — сложности, конфликты, убытки. В принципе — да, это есть. Но зачем ее рисовать?

Кто и что хотел сказать этим футарком?

Да кто бы тут вообще о чем догадался?

Ирина и сама не была гениальным специалистом, но техника развивается, а интернет дает возможность перелопатить столько информации, что даже подумать страшно. Раньше бы она из библиотеки неделями ради этого не вылезала, а сейчас...

Фотография, специальная программа, поиск соответствия в интернете — и радуйся, подруга.

Ирина и радовалась.

Ровно до тех пор, пока не положила свои выводы на стол Ивану Петровичу, а тот не повертел пальцем у виска.

— Успокойся. Дело все равно у нас заберут, такое не оставят.

Ирина это подозревала.

— Но сказать же стоит...

— Ага, а знаешь, что мы в ответ услышим?

— Что?

— Меньше ужастиков смотрите, полезнее будет.

Ирина надулась.

— А если это правда?

— Ага, древние скандинавы выползли. Или кто-то про Тора насмотрелся... что-то такое недавно по телику гоняли...

— Это еще символ пары рот СС, я даже записала каких...

— И нацистов не добили. Тебе что — заняться нечем? Так я тебе сейчас найду работу.

И поди, поговори тут...

* * *

Вечером Ирина жаловалась Люсе.

— И даже не выслушали, прикинь?

— Иришка, ну чего ты расстраиваешься? Дело у вас забрали?

— Да. В следственный комитет.

Ирина была свято уверена, что это — серия, но кроме нее таких умных не было. Так что ФСБ пока бездействовало, а вот следственному комитету сам Бог велел работать.

— Вот пусть у них голова и болит. А тебе чего горевать?

Ирина махнула рукой.

— Чего-чего... обидно. Понимаешь, человек-то был хороший...