Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она вывернулась. Пришлось выписать незапланированный чек на сто тысяч как благотворительную помощь. Но перебить впечатление она не смогла.
На форуме Семейной лиги Америки было еще хуже.
Текст выступления миссис Горбачевой был согласован, но только в тезисах. Но как только советская первая леди взошла на трибуну, с первых же слов стало понятно, что согласованный текст полетел в корзину
— Тридцать лет назад — сказала она, смотря в зал — я закончила Московский университет. Мы с Михаилом учились вместе, он на юридическом, а я на социологическом. Жили мы в общежитии, и после получения диплома у нас встал выбор — остаться в Москве или вернуться на родину Михаила и попытаться начать там. Мы выбрали второе.
Нэнси мрачно подумала — хитрая дрянь. Если бы она начала говорить про политику, все вежливо слушали бы ее, но не более того. Но она говорит не про политику, она говорит про жизнь, какую прожили и многие американки, о проблемах, которые стояли и перед многими семьями здесь. Тем самым она вызывает сочувствие и к себе и к своей коммунистической стране.
— ... перед тем как Михаил получил новое назначение, и мы переехали в Москву — мы двадцать лет прожили на Ставрополье. Мы многое пережили вместе, воспитали дочь. Михаила назначили губернатором края, он много работал, строились дороги, дома, новые предприятия. Но мы никогда не думали и не говорили о войне...
...
— Войны затевают мужчины, но с их последствиями приходится иметь дело нам, женщинам. Мы отправляем на войну своих сыновей, мы вынуждены трудиться, когда мужчины воюют, мы готовим мужчинам, лечим их и утешаем в поражениях. Со всем злом, которое может принести война — приходится иметь дело нам. И поверьте, мы, советские женщины, вынесшие на своих плечах тяжесть самой страшной войны в истории человечества — больше всего хотим, чтобы новая война никогда не началась. С этим, мы протягиваем руку мира вам, нашим сестрам, нашим подругам. И давайте, скажем нашим мужчинам, чтобы они и не думали начинать новую войну...
* Ричарда Никсона
** Киллеров звали Чарльз Николетти и Ричард Кейн, последний был полицейским из Чикаго, который работал еще и киллером. Кейн был убит в семьдесят третьем, Николетти в семьдесят седьмом, убийства не раскрыты
Несколькими неделями спустя
Сентябрь 1985 года
Рочестер штат Нью-Йорк
Итан Гринвуд уже жалел, что послушался мистера Горбачева и передал снимки в прессу.
Несколько дней их дом осаждали журналисты и отец, наверное, бы его выпорол, если бы не вездесущие журналисты с камерами.
Наверное, папу несколько смягчил тот факт, что за снимки им заплатили семьдесят тысяч долларов. Папа положил деньги в банк на счет для оплаты обучения — а теперь снимки кочевали по всем газетам и к ним постоянно приезжали брать интервью. На работе папе дали даже небольшой отпуск.
Что касается школы, то там Итан конечно стал звездой дня, на него стали обращать внимание даже старшие девочки и все хотели услышать его рассказ про мистера Горбачева у них дома. В их захолустье, где обычно ничего не происходит — визит советского лидера был событием, по крайней мере, столетия. Правда, все спорили, должен он был или нет так себя вести с советским лидером, ведь тот был коммунистом! Кто-то считал, что его надо было выставить вон, кто-то — что это бы опозорило людей и город, ибо, если кто-то приезжает — надо проявить гостеприимство
В тот день — Итан как обычно приехал в школу на школьном автобусе. Он был всего лишь мальчишкой — и не заметил на стоянке черный Шевроле Каприс с затемненными окнами. А в классе — миссис Рут сказала, что суперинтендант Майлс просил его зайти к нему и с урока она его отпускает...
В кабинете суперинтенданта* — Итан увидел двоих мужчин в костюмах, одного помоложе и одного постарше, старше даже папы. Самого мистера Майлса не было.
— Итан? — спросил молодой — Итан Гринвуд?
— Да... сэр.
Отец всегда учил его — к взрослым надо обращаться "сэр" и разговаривать вежливо. Но ему инстинктивно не хотелось обращаться к этим людям "сэр". Но он был всего лишь четырнадцатилетним американским парнишкой, которого учили любить свою страну и верить ей — и потому он не сказал этим людям, что не хочет говорить с ними и требует вызвать папу и присутствия адвоката. Хотя он имел на это право.
— Садись, Итан — сказал молодой и бросил на стол газету Нью-Йорк таймс, на которой на первой полосе была его фотография с мистером Горбачевым — мы из ФБР и хотели бы задать тебе несколько вопросов. Это ведь твое фото?
— Да, сэр.
— И ты отправил его в газету?
— Да, сэр.
Молодой снова взял газету
— В прошлом году тебе присвоили орла-скаута за твои заслуги, Итан. В числе прочих для получения этого звания нужен значок за гражданскую позицию в стране. И вот так ты проявил свою гражданскую позицию? Снимаешься вместе с врагом нашей страны, позоришь звание скаута?
— Сэр, мистер Горбачев был гостем в нашем доме, его привел отец. Что плохого в снимке на память.
— Плохо то, что ты снялся для русской пропаганды, парень! Этим снимком ты работаешь на русских! И против своей страны!
— Выйди-ка — вдруг жестко и требовательно сказал тот, что постарше — и газетку свою забери
Молодой казалось, не знал, как поступить и ему неприятно было уступать перед юнцом — но старший смотрел сурово и требовательно, и молодому пришлось подчиниться. Выходя, он намеренно громко закрыл дверь
Старший выдержал паузу в несколько секунд.
— Послушай, Итан — наконец заговорил он — тебя никто ни в чем не обвиняет. Ты всего лишь американский подросток. И в том, что ты сделал фотографию с секретарем Горбачевым, нет ничего плохого. Мой коллега был не прав, обвиняя тебя в отсутствии патриотизма. Ты ведь не выдал секретарю Горбачеву никаких тайн?
— Нет, сэр.
— Значит, ты не сделал ничего плохого. Поговорить с кем-то и сделать снимок на память не преступление, даже если этот кто-то коммунист.
...
— Ты знаешь, что секретарь Горбачев коммунист?
— Да, сэр. Но...
— Но?
— Он не похож на коммуниста, сэр. И папа пригласил его на ужин его и мистера Буша.
— А как, по-твоему, выглядят коммунисты, сынок?
— Ну... как в кино. Знаете, такое кино про вторжение.
— Знаю. Но коммунисты могут выглядеть и не так. Они могут носить костюм и говорить умные вещи. Но они ненавидят нас. Они ненавидят нас, наш образ жизни, нашу конституцию, нашу свободу. Они готовы на все чтобы уничтожить Соединенные штаты Америки. Даже если у них сейчас в руках нет автомата.
Итан опустил голову
— Я все понял, сэр
— Что ты понял, сынок?
— Мистер Горбачев лжец. Папа зря его привел в дом.
— Ну, не обвиняй папу. Скорее тут виноват мистер Буш, что секретарь Горбачев оказался в вашем городе. Надо быть бдительными. О чем он говорил с твоим папой?
Итан как смог пересказал суть бесед за столом
— Значит, мистер Горбачев пригласил вас в Артек.
— Да сэр, я не знаю, что это
— Это хорошее место, парень. На юге, что-то вроде Диснейленда для коммунистов. Если ты будешь неосторожен, там тебе промоют мозги, и ты сам станешь коммунистом. Но ты же осторожный парень, Итан. Осторожный и умный, как и положено быть орлу скаутов. Верно?
— Надеюсь, сэр.
— Твой папа. Что он думает об этой поездке?
— Я не знаю, сэр. Вероятно, это бесплатно, но папа не любит одалживаться.
— А ты скажи ему, что очень хочешь поехать. Это будет твоим первым заданием.
— Заданием, сэр?
— Кем ты хочешь стать, Итан? Думал уже об этом?
— Ну... папа говорит, что мы должны учиться в университете но я... пока не знаю.
— Ты не думал о том, чтобы защищать свою страну, Итан?
— В армии, сэр?
— Нет, Итан, не в армии. Защищать свою страну от врагов, шпионов и коммунистов, которые могут в нее проникнуть и причинить вред. Это очень сложная и опасная работа, Итан, но орлу скаутов она явно по силам. Что скажешь?
— Я... не знаю, сэр.
— Не такого ответа я ожидал от орла скаутов.
— Сэр, я...
— Можешь пока не отвечать. Но если ты выполнишь задание и уговоришь отца отправить тебя в Артек, позвони вот по этому телефону. И спроси мистера Клея. Это будет первым твоим заданием и первым вкладом в безопасность Соединенных штатов Америки. Понимаешь?
— Да, сэр.
— Уже лучше. Далеко не все мои коллеги были в СССР. Но ты — ты побываешь, расспросишь всех обо всем, посмотришь, как все устроено, все запомнишь и, вернувшись, расскажешь обо всем нам. Это будет настоящим шпионским заданием, о котором знать никто не будет. Понял?
— Да, сэр.
— Молодец. Отцу ни слова. И мою визитку спрячь. А теперь как можно подробнее вспомни, о чем мистер Горбачев говорил с тобой и с папой в доме. Что ты слышал.
Итан попытался вспомнить все как можно более подробно. Интервьюер иногда останавливал его и расспрашивал подробно, заставлял вспоминать детали. Итан вспоминал, как мог.
В какой-то момент — интервьюер спросил
— А где был переводчик, Итан? Ты кстати запомнил переводчика? Как он выглядел?
— Переводчик был в доме, сэр.
— Вот как? Тогда как же ты разговаривал с секретарем Горбачевым? Ты знаешь русский?
— Нет, сэр. Мы говорили по-английски.
— По-английски. Ты уверен?
— Да, сэр.
— Но зачем тогда переводчик?
— Не знаю, сэр. За столом мы говорили через переводчика. Но там, на дворе, мистер Горбачев говорил по-английски
Через полчаса — Каприс на предельно допустимой в таких местах скорости несся к Нью-Йорку. Мимо мелькали фермы, голые поля, на которых ранее росла пшеница и кукуруза.
— Как видишь, даже разговор с обычным подростком может дать результат. Русский лидер говорит на английском. Кто это знал? Никто. А теперь мы знаем.
— Этот маленький засранец сыграл им на руку
— Брось, парень, он просто повелся.
— И что мы будем делать дальше, сэр.
— Работать. Парень согласился работать, пусть отправляется в свой Артек.
— Постойте, сэр, вы его что... завербовали?
— Ну, в списки агентов я его вносить не буду. Убедил помогать так сказать. Посмотрим... лет через десять, он может быть нашим коллегой.
— Погодите... ему четырнадцать. Мы что, уже детей вербуем?
— Ты только что называл его засранцем.
— Да, и его отцу надо было его выпороть, чтобы не снимался, с кем попало, и не продавал снимки в газеты!
— Идет война, Бретт. И от этой войны нельзя уклониться. Парень едва не стал сочувствующим, а отсюда прямая дорога в коммунисты. Он едва не поверил. Но я спас его от этой участи, научил не доверять и сражаться. Разве это плохо?
* В США в школах не директор, а суперинтендант
16 августа 1985 года
Лондон, Великобритания
Визит мой был спланирован так чтобы на обратном пути из США посетить с краткими визитами еще две страны — Великобританию и Францию.
Первой была Великобритания.
Так получилось, что уже будучи на холоде, я довольно часто посещал Великобританию и Канаду. Но про Канаду потом, вопрос как раз в Великобритании, а точнее — в Лондоне. Лондоне времен Маргарет Тэтчер.
Лондон — это особенный город на земле, второй после Рима, который достиг численности в миллион населения, до войны это крупнейший мегаполис планеты, в девятнадцатом веке — и самый развитый город европейской цивилизации. Лондон дал миру очень многое — например, сам мужской костюм, который сейчас норма во всем мире — был придуман в Лондоне. Автобус, такси, метро, парламент... и еще много чего. Лондон, по сути, первоисточник не западной цивилизации, а цивилизации вообще. Потому что и мы в Москве — не в косоворотках и смазных сапогах ходим, верно? Туфли кстати тоже здесь придумали — самая распространенная в мире модель, это оксфорды.
И так далее, далее, далее.
После Второй мировой войны, когда город подвергался бомбардировкам — он долго восстанавливался, последние руины исчезли лишь в шестидесятые. Численность населения до войны была девять с лишним миллионов, сейчас упала до семи с половиной. Правление Тэтчер это время когда Лондон вновь стал расти.
Сейчас же Лондон — живет последние годы как столица Великобритании, а не как мировой хаб. Здесь, как и десять и двадцать и пятьдесят лет тому назад. Смога меньше, но он все еще есть — от него окончательно избавились, когда перестали топить углем. На улицах черные кэбы — их больше чем частного транспорта. Знаменитые двухэтажные красные автобусы мчатся сломя голову. Куча навязчивой рекламы. Все еще британские марки — Роверы, Мини, Воксхолы — превалируют на дороге.
Тэтчер знает что делает — через пятнадцать лет тут будет биржа сравнимая с Нью-йоркской, а цена на жилье взлетит в десять раз. Причина в том, что в США со времен Великой депрессии действует ограничительное законодательство по банковским и биржевым операциям. Тэтчер предоставит банкирам и инвесторам то же самое законодательство, ту же систему права, тот же язык — но без американских ограничений ФРС. Как сказал глава тэтчеровской комиссии по банкам и биржам: два взрослых человека в одной комнате? Остальное нас не касается. Именно тут в Лондоне будет зарождаться экономический кризис 2008 года — но до него Великобритания получит такой допинг, который из больного человека Европы превратит ее в пятую экономику мира. По размерам экономики — Великобритания и Индия стоят рядом, только в Великобритании этот объем производят пятьдесят с чем-то миллионов человек, а в Индии — полтора миллиарда.
Великобритания — единственная страна, с которой я не знаю, что делать. И дело не в том, что у меня нет ничего на Тэтчер. Между Великобританией и СССР существуют принципиальные и очень сильные расхождения, которым много сотен лет. Настоящий культурный разлом. Отношение к свободе, к собственности, к власти — полностью различны. И это преодолеть не получится. Не договориться как с континентальными странами.
Наше детство прошло на разных букварях, вот что главное. И наше участие в деле достижения Индией независимости они не простят никогда.
Посадили нас не в Хитроу — Хитроу уже сейчас самый загруженный аэропорт в мире — а на военной базе. Ничего необычного тут нет — из Хитроу и королева не летает...
И оркестра нет. Встречающие мокнут под дождем под типично лондонскими, черными и большими, очень простыми зонтами. Дождь усиливается.
А Тэтчер не приехала. Нас встречает сэр Джеффри Хау, барон Хау, глава Форин-Офис. Это явно свидетельство того что Маргарет в Москве не понравилось.
Мелькнула мысль — похоже, план есть. Сэр Джеффри — будущий могильщик премьерства Тэтчер. Конфликт между ними был всегда, и предметом конфликта было отношение к Европе. Маргарет Тэтчер всегда относилась к Европе скептично и подозрительно, чем отличалось и большинство простых британцев. Я хочу назад свои деньги — эта ее фраза уже стала мемом. А вот сэр Джеффри евроидеалист. Конфликт между ними случится, когда Тэтчер откажется вводить евро вместо фунта и переводить страну на метрическую систему. Сэр Джеффри уйдет в отставку и произнесет в парламенте речь, обвиняя Тэтчер в подрыве усилий по евроинтеграции и евроизоляционизме. Эта речь, как в свое время речь Милюкова послужит сигналом к штурму власти — через три недели будет вынуждена уйти и сама Тэтчер.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |