Спасти Ссср ч3

А вот это место — там, на противоположном берегу через ущелье — хорошо поставить зенитную установку и расстреливать машины.

И поставят.

Вот такой вот практический национализм.

Агрокоммерц потрясал с самого первого взгляда, как только ты въезжал на его территорию.

Вывеска его ярко-алого цвета, но не знаменного, а скорее малинового. Вывески везде, новейшие корпуса, техника.

Персонал в чистой спецодежде, на улицах много личных машин, коттеджи. Видно, что здесь есть хозяин...

Народ высыпал на улицы — здесь конечно всякое видели, но чтобы приехал сам глава СССР, сверхдержавы, которую все по-прежнему считают тут Россей. Никто не работает, в стороне замечаю — мужики среднего возраста в одинаковых, светло-серых костюмах лихорадочно рассовывают по рукам маленькие красные флажки. Видимо, или подвезли невовремя, или где-то сбой — но массовку организовать не успели. Но люди настроены искренне...

Помахал людям, потом прошли сразу на производство, митинг будет потом...

Ельцин потом напишет в книге, что прозрел как только посетил супермаркет в Хьюстоне. А мне вот — прозрение наступило здесь, в Великой Кладуше. Я понял, как мы надругались над собственной страной, устроив колхозы и уничтожив всех хозяйственных мужиков.

Достаточно сравнить то что я вижу здесь, и то во что мы превратили собственную Среднюю полосу. Потемневшие от времени дома, по окна вросшие в землю. Остатки деревень, переселенных во время хрущевского укрупнения.

Пьяные, матерящиеся мужики.

— Но-но. Опять антисоветчину разводить стал?

— Какая антисоветчина? Ну смотри — только что на Владимирщине были.

— И что? Там намного ли хуже.

— Не ври!

— Ну, ладно, но есть же объективные обстоятельства

— Отговорки это. Все начинается с человека. Есть хозяин — или нет.

— У нас колхозов — миллионеров мало?

— Мало.

...

— Пока в Москве мясо на прилавках с утра до ночи лежать не будет — мало!

— Ладно... я тоже внедрял

— Внедрил?

...

— То-то и оно...

Производство меня потрясло прежде всего своей простотой.

Ничего такого необычного не было — просто консервные автоматы, ничуть не сложнее чем те которые мы в СССР производим. Есть участок сушки. Разница в том, что это есть, работает, и товары отправляются в два с лишним десятка стран мира, в то время как у нас — гниют на базах, разворовываются.

Надо сказать, что это у местного населения долгая история. В 1906 году Австро-Венгрия развязала против молодой Сербии таможенную войну, отказавшись покупать ее свинину — массовый экспортный товар. Тогда сербы едва ли не первыми в Европе наладили массовое изготовление тушенки, с которой вышли на экспортные рынки. Местные крестьяне привыкли консервировать свой продукт.

Показывал производство сам Фикрет Абдич, глава и основатель Агрокоммерца. Примерно моего возраста мужик с блеском в глазах — своим делом человек занят.

Фикрет Абдич был тринадцатым ребенком в бедной семье, его отец во время войны сражался в партизанском отряде с нацистами и их пособниками из мусульманских отрядов СС. С детства он видел нищету, голод, немецкую оккупацию. Видя, как жители его деревни шли в услужение к немцам — Абдич навсегда возненавидел национализм в любой форме

* * *

.

Закончив сельскохозяйственный, Абдич заметил, как много пропадает урожая и начал строить небольшие консервные цеха. К середине 80-х его предприятие развилось до 80 крупных заводов разного профиля. Продукция поставлялась в более чем двадцать стран мира, в том числе например во Францию и ФРГ.

На производстве — нам провели дегустацию, после чего мы переместились в офис Агрокоммерца — он не уступал любому европейскому, и по оснащенности техникой превосходил любое советское министерство.

В своем кабинете, Фикрет Абдич уже к накрытому столу достал пару бутылок раки. Я заметил — напряглась охрана...

— Фикрет... — сказал я — я не пью...

...

— Но в подарок бутылочку возьму...

— Как вы получаете сырье?

Абдич пожал плечами

— Заключаем договоры...у вас разве не так?

Вопрос его явно смутил своей очевидностью. Проблема как раз в том что у нас — не так.

У нас бюрократия, надо исписать тонны бумажек.

— А кто выращивает столько овощей и фруктов?

— Люди. Кооперативы.

— Я говорю о том, что это довольно сложно

Абдич улыбнулся

— Здесь это всегда выращивали. У людей опыт, сады переходят от отца к сыну, дети помогают отцам

— Но как же выращивание пшеницы?

— Ее мало кто выращивает. Невыгодно, проще купить мукой

Вот оно!

У нас выращивают не то что выгодно — а то, что приказали. Если товарищ Хрущев приказал внедрять кукурузу — ее и внедряют. Люди просто не думают о том что — выгодно.

Если так подумать, в средней полосе, особенно вблизи крупных городов — может и вовсе невыгодно зерновое хозяйство. Вдумайтесь — урожайность в какие-то годы и на каких-то почвах и двадцати центнеров с гектара нет, но ради этого работает мощная техника — пашут, боронуют, убирают, вносят удобрения. Расходуется масса топлива, труд людей. Может, и смысла в этом нет — посадить сады, завести, условно говоря, кроликов, выращивать скотину, а поля засеять кормовыми.

Но такого председателя тут же снимут. Райком кричит: давай-давай! Успешность хозяйства, района, области — оценивается, прежде всего, по зерну. Есть специализированные хозяйства и даже районы — но их мало.

Весь Узбекистан в хлопке. Хотя там прекрасно растут все виды овощей и фруктов — но там как воздух нужно консервирование. А им спускают план по хлопку. Хлопок "выпил" весь Каспий, там экологическая катастрофа...

Горные Киргизия, Таджикистан — получается там выгодно именно так как тут — сады, скотина и консервирование.

Я мрачно и с сожалением подумал: что же мы такое... Хлеб всему голова... видимо, в народе так сильна память о голоде, что к хлебу у нас почти мистическое, религиозное отношение. Потому хлеб максимально дешевый, потому и сажаем везде пшеницу. Хотя как видно, хозяйство можно вести и совсем иначе...

Здесь ведь нет фермеров в западном понимании. Агрокоммерц — это пример успеха с людьми, опыт и историческая память которых ничем не отличается от наших. Получается — можно. Но для этого надо отринуть многие из аксиом, которыми мы руководствуемся...

— А как вы выбираете места для своих предприятий? Что если они останутся без сырья?

— Предприятия мы ставим там, где есть люди, производящие то, что можно переработать или консервировать. Но если есть предприятие по консервации, если есть те, кто заинтересован в том, что вы выращиваете — то крестьяне все равно будут выращивать больше. И предприятие останется загруженным...

— А как вы помогаете крестьянам?

— Даем семена, агрономов. Помогаем строить. У нас кооператив, многие состоят в кооперативе. Люди работают сами на себя.

— А почему вы занимаетесь и другими делами? Например, у вас есть кинотеатры.

— Чтобы люди жили и работали, надо создать им условия. Мы построили один кинотеатр, затем другой. Но они прибыльны, мы и не думали делать их бесплатными. Люди платят за билет и смотрят кино и всё хорошо.

Я вспомнил про наши кинопередвижки. Они то ли были бесплатными, то ли и сейчас бесплатные. Приезжает в село кинопередвижка, ставят экран и крутят фильмы...

Одна из особенностей советского менталитета, с которым я не знаю, как бороться: дешево это хорошо, а бесплатно еще лучше. Это частично отрыжка стремления к коммунизму, хотя понятно, что бесплатно ничего не будет, частично — еще старая русская общинность, когда в деревнях многое делали бесплатно, оказывали друг другу услуги.

Весь опыт США мне подсказывает: дорого — это хорошо.

Вопрос не в том, дешево или дорого — а в том могут ли себе люди это позволить. Если люди хорошо зарабатывают — то для них и высокие цены не страшны.

Это не безобидная разница. При Сталине — труд в ГУЛАГах считался бесплатным, хотя если взять издержки на охрану, размещение, питание, вкупе с тем как работает подневольный человек — понятно, что это не только не бесплатно, это может быть и дороже свободного труда. В США на огромных мостах — Бруклинский, Золотые ворота в Сан-Франциско — в свое время при строительстве погибло ненамного меньше людей, чем в ГУЛАГе на стройках. Зарплата там была высокая по тогдашним меркам, люди дрались за возможность там работать. И работали.

Я посмотрел на Фикрета Абдича, взвешивая все "за" и "против". Потом сказал

— Товарищ Абдич. Мне нужен советник по реформе в сельском хозяйстве. За труд вознаградим — и вас лично, будет зарплату получать. И кооператив ваш — сможете получать советскую технику. На все время уезжать не надо будет, будете приезжать в Москву. Беритесь!

Понятно, что Абдич сразу не ответил, но я знал, каким будет ответ.

Что я приобретаю? Первое — огромный опыт человека, который реально сделал крупное работающее предприятие, преобразил к лучшему жизнь как минимум крупной области. Причем не через фермерство, а из тех же исходных условий что есть у нас. Фермерство то у нас не сработает, я это знаю. Я по возвращении в Москву потребую в минсельхозе создать совет по реформам, включим туда 10-12 крупных председателей колхозов-миллионеров. Может даже больше. Работу организуем так — два-три человека в президиуме, они работают в Москве постоянно, через месяц или два президиум переизбирается, чтобы каждый мог и активно работать над реформой, и работать в своем предприятии. Ну и иностранные участники — пока только Абдич, но думаю, еще найдем. Все придуманное можно тут же апробировать.

Второе — мы сумеем продвинуть в Югославию нашу технику: с ней еще мало кто знаком здесь. Хотя поставки были.

Ну и третье — я приобретаю влияние на потенциально крупного политика и реформатора Югославии, через которого в будущем можно активно действовать для предотвращения или прекращения войны и вовлечения Югославии в советскую орбиту влияния...

Разве это не хорошо?

* Именно этот опыт и пытался перенять Горбачев в Перестройку

** В 1987 году в газете Борба будет опубликован материал против этого кооператива, он станет одной из причин начала гражданской войны в стране. Во время войны в Боснии Абдич ушел в политику, два года кооператив фактически был независимым государством. В ходе войны многое из построенного было разрушено и сожжено — но кооператив уцелел и работает и сейчас. Но без прежнего успеха

* * *

Это правда

* * *

В реальной жизни произошло следующее: Абдича посадили в тюрьму по приказу Милошевича а предприятие разгромили. Это потому что Милошевич опасался связки Абдич-Поздерац. Хамдия Поздерац был представителем в Госсовете от Боснии и возможно будущим новым главой Югославии

Выйдя из тюрьмы Абдич и диссидент Алия Изитбегович создали Партию демократического действия. На выборах Абдич был избран в Президиум БиГ, причем с большим перевесом голосов. Люди сознательно голосовали за умеренного и чуждого религии и национализма Абдича. Но он уступил место первого президента БиГ диссиденту Изитбеговичу — а тот развязал в республике гражданскую войну, так как для него религия оказалась важнее

На момент написания книги Абдич жив и является мэром родного города

24 августа 1985 года

Белград, Югославия

Подобраться к Слободану Милошевичу, будущему главному действующему лицу в распаде Югославии было не так то просто: он сейчас всего лишь председатель Белградского горкома СКЮ. А вот Раисе Максимовне в этом смысле было проще — она попросила о встрече с коллегой — ученым. У Раисы Максимовны была защищенная кандидатская по социологии, у ее собеседницы, Миры Милошевич* — Маркович — степень доктора наук и десятки опубликованных работ по социологии. Она преподавала социологию в Белградском университете. При посещении Белградского университета — Мира Милошевич была удивлена, что супруга советского лидера — ее коллега социолог, практикующий ученый, директор профильного института. Знакомство переросло в предложение приехать в гости, посидеть за чаем...

— Мы не знаем общества, в котором живем...

Мира, разливавшая кофе по чашкам насторожилась. Они сидели в гостиной довольно скромной трехкомнатной квартиры в одной из новостроек Белграда

— Кто это сказал?

— Юрий Владимирович. Андропов.

— Ваш бывший генсек?

— Да, он ввел Мишу в Политбюро. Мы переехали в Москву...

— Что же, это очень умно. Я здесь тоже говорю, что мало внимания уделяется социологии, развитию общества — но меня никто не слушает.

Мира посмотрела на дверь, за которой была охрана. Говорили они по-русски, Мира, как и Слободан свободно говорили по-русски

— Ты помогаешь мужу?

— Стараюсь — развела руками Раиса Максимовна — мы создали институт конкретных социологических проблем. Точнее восстановили.

— У вас есть очень хорошая поговорка. Муж — голова, а жена — шея.

Раиса развела руками

— Да, но это если видишь мужа хотя бы раз в день.

Мира испытующе смотрела на гостью

— Товарищ Горбачев так много работает?

— Его порой сутками не бывает. А когда бывает — к нему страшно и подойти. Он каким-то... совсем чужим стал. Иногда мне кажется, что его подменили...

Мира взяла гостью за руку

— Никогда не позволяй мужчине использовать себя как домохозяйку. Никогда.

— А то он спрашивает

— Тогда у тебя два пути. Или ты занимаешься своим делом, причем, не спрашивая его, нравится ему это или нет. Или требуешь от мужа, чтобы он не пренебрегал семьей и семейными обязанностями. Но мужчины это не любят, и может кончиться разводом. Мужчине нужно чтобы кто-то готовил и оставлял поглаженную рубашку — и все на этом.

— У вас мужчины такие же?

— О, еще хуже. У вас не принято проводить время в кафанах, а у нас там сидят постоянно.

— По крайней мере, там не пьют

— Ну, ракию приносят с собой, хотя да, ракию в кафане не нальют. Твой пьет?

— Нет

— Что, совсем?

...

— Тебе стоит внимательно присматривать за ним. Таких мужчин мало.

— А что твой?

— Сербов, которые не пьют и не курят нет. Просто у нас кто-то умеет держать себя в руках, а кто-то нет. Домашняя наливка делается в каждом доме, это традиция. Табак тоже все выращивали, потому и курят

— Михаил, кажется, говорил, что они собираются бороться с курением и пьянством

Мира фыркнула

— Это все равно, что бороться с дождем. Можно взять зонтик, но дождь будет продолжать идти.

— А твой?

— Он скоро придет. У нас, кстати, мужчины так не работают "в загон" так не принято. В загон — я правильно сказала?

— Загнать себя, такое выражение есть...