Спасти Ссср ч3

Пока плана нет, только наметки. Но прощупать надо.

— Сэр Джеффри...

— Мистер Горбачев...

Церемонно пожали друг другу руки, причем я встал под зонт сэра Джеффри, который был настолько большим, что его хватало на двоих.

— The weather is fine, isn't it?

Сэр Джеффри недоуменно поднял брови

— С этой фразы у нас в СССР начинается учебник английского языка. Считается, что лучший способ начать разговор с англичанином — заговорить о погоде.

Сэр Джеффри рассмеялся.

— Боже, а вы владеете настоящим британским юмором. Просто ужасно, льет с самого утра. Я уже промочил ноги, дожидаясь вас.

— По крайней мере, воздух чище. Вероятно, на дорогах ожидаются пробки, может, используем это время, чтобы поговорить?

Это было не по протоколу. Но сэр Джеффри посмотрел на свою машину, на наш ЗИЛ. Чем всегда отличались британские аристократы — это храбростью

— В вашей машине будет явно больше места...

В бронированном ЗИЛе — сэр Джеффри сел на откидное сидение, страпонтен. Машина плавно тронулась.

— Если вам неудобно, можете пересесть

— Ничего страшного, господин секретарь...

Начальник охраны сидел впереди, с нами было два переводчика — мой и МИД Великобритании.

Кортеж уже вырулил на гудящее транспортом шоссе

— Сэр Джеффри — сказал я — признаться, я не первый раз в Великобритании, но первый раз в качестве руководителя своей страны. Я изучал историю. В обоих мировых войнах наши страны были на одной стороне. Можете мне объяснить, почему выигрывая войну, мы то и дело проигрываем мир?

Сэр Джеффри вздохнул — умудренный опытом аристократ, который как показала практика последующих событий, так и не понял свою страну. Он и понятия не имеет, что есть такое слово "Брекзит", а вот я его уже знаю. И Брекзит этот — он не результат какой-то злонамеренной пропаганды извне. И даже не результат кризиса с беженцами, как говорили потом многие политологи. Это результат принципиального недоверия британцев к континенту, чужеродности Британии в Европе. Британия, как и Россия — пыталась стать Европой, но так ей и не стала.

— Секретарь Горбачев — сказал он — мы прекрасно помним, какие жертвы принес СССР в борьбе с нацизмом, помним и ценим это. Но все что произошло после 1945 года в Европе — внушает глубокое недоверие, а подчас даже возмущение. Полагаю, мистер Громыко, который, как нам известно, возглавил ваш... парламент — с удовольствием вас просветит о сути наших споров и разногласий

— Вам нравятся споры и разногласия, сэр Джеффри?

Вопрос этот ввел министра в глубокую задумчивость

— Признаться, нет, сэр — сказал он, пытаясь вывести все на юмор — но я ими зарабатываю на жизнь.

— И мне не нравятся. Видите ли, я считаю, что в какой-то момент наши споры и разногласия перестали быть следствием политики, и стали политикой как таковой. Мы стали слишком любить их, для нас наши различия стали важнее того что нас объединяет. А нас объединяет многое и по сей день.

— Что вы хотите сказать, сэр? — спросил сэр Джеффри

— То, что мы — Великобритания и СССР — живем в Европе. Так получилось, что и ваша и моя страна живут на самом краю Европы. Но мы часть Европы и никуда от этого не деться. Вы дали Европе Шекспира. А мы — Чайковского. Что будет европейская культура без пьес Шекспира и музыки Чайковского?

...

— Может, понимание того что мы европейцы перевесит споры и возмущения, которые мы так полюбили?

Сэр Джеффри снова задумался

— Это будет нелегко, секретарь Горбачев.

...

— Но мне нравится ваше понимание идеи Европы. Скажите, вы считаете себя европейцем?

— Да, безусловно — ответил я

Сэр Джеффри иронически поднял бровь, имея вопрос не по сути ответа, а к скорости, с которой он был дан и уверенности

— В нашей стране самым изучаемым языком является английский — сказал я — а так же мы учим французский и немецкий. Когда наши дети учат историю в школе, они проходят Грецию и Рим, потом они изучают историю европейских стран точно так же как и свою. Мы знаем про Кромвеля, и мы знаем про Наполеона.

— Если вы встретитесь с Ее Величеством — снова пошутил сэр Джеффри — вы меня очень обяжете, если не будете упоминать Оливера Кромвеля

— Несомненно. Однако, достаточно посмотреть на наши города, на Ленинград, на Киев, на Ригу и Таллинн, чтобы сказать — мы европейцы. И это не подлежит сомнению.

— Ну, хорошо — сказал сэр Джеффри

Я посмотрел в окно машины. Дождь перестал.

Переговоры с британцами проходили не на Даунинг-стрит 10, а рядом, в здании МИД, в Локарнском зале. Я понимал, почему — на Даунинг-стрит 10 просто не было места, чтобы принять делегацию и организовать переговоры, не заблокировав нормальную работу правительства Великобритании. Кроме того здание МИД было прямо на углу, до него можно было дойти за пять минут пешком, что Маргарет Тэтчер и сделала. Тогда еще улица не была перекрыта, впервые ворота и вооруженные полицейские появятся после теракта ИРА, до него еще несколько лет.

Переговоры — в отличие от тех же США — шли вязко и мало результативно. Я понимал, что Тэтчер это даже не Рейган. Рейган во многом случайный человек и в политике и в русофобии, а вот Тэтчер как и все англичане — заклятый враг.

Тем не менее, я выслушал нотации по поводу ситуации в Европе и изложил свое видение, предложив Великобритании активно участвовать в торговле с Советским союзом. Предложение, я уверен, останется без ответа.

Тем не менее, Тэтчер было что-то нужно от меня. Что — я понял в перерыве, когда миссис Тэтчер подошла со стаканом виски. Она кстати пила виски как мужик, без льда

— Вы пьете виски? — спросила она

— Пью. Но только в компании.

— Сейчас принесут

Лакей МИД принес виски.

— Что вы сделали с Уль-Хаком — спросила она, и взгляд ее стал твердым как уилкинсоновский клинок

— С кем?

— С генералом уль-Хаком. Я же видела. С тех пор он сам не свой... отказывается от сотрудничества, начал строить еще одну мечеть в Пешаваре. На деньги, которые ему дают для организации сопротивления арабские шейхи.

— Организации сопротивления кому?

— Вашим войскам в Афганистане.

Я покачал головой

— Это не сопротивление. И это даже не классовая вражда как было у нас, когда помещики и крестьяне воевали. Вы даете пуштунам деньги, а они отрабатывают их, убивая и советских солдат и своих соотечественников. Но знаете что? Кто-то из англичан сказал — пуштуна нельзя купить, но можно взять напрокат. Что будет, когда вы перестанете платить? Вы об этом думали?

— Сначала они должны победить. Пока думать об этом рано.

— Они никогда не победят. Миссис Тэтчер, если вы так спокойно говорите о том, что даете деньги тем, кто убивает советских солдат, что мешает нам передать деньги и оружие организации ИРА?

— Вы уже это делаете!

— Вы ошибаетесь. Секретарь Андропов запретил сотрудникам КГБ вступать в контакт с террористическими организациями в Европе. И это не лицемерие, как вы думаете — приказ действует. Причина... в начале двадцатого века террористы в России убили слишком многих, чтобы мы теперь рисковали повторением подобного. Мы не можем сотрудничать с террористами, опасаясь повторного занесения террора в наш дом. Но приказ можно и отменить.

Тэтчер сверкнула глазами

— Вы угрожаете?

— Вообще-то да.

Визит советской делегации был коротким и исчерпывался половиной суток. Прилетели, переговорили и улетели. Но миссис Тэтчер была в ярости — ее окружение называло такое состояние "настроением Боудикки" — так звали жену погибшего вождя племени, возглавившую восстание против римлян.

Римляне ее казнили.

После переговоров, она уединилась на Даунинг-стрит 10 со своей помощницей Синтией Кроуфорд. Ее буквально трясло от гнева.

— Он не смеет — повторяла она за виски — он не смеет.

Ее смущало и бесило то, что она как оказалось, совершенно его не поняла. На тех переговорах 1984 года она приняла его за некое подобие британских аристократов — тряпок от рождения. Теперь же он показал, что готов убивать. Это немало...

— Сукин сын.

— Да успокойтесь вы миссис Тэтчер

— Успокоиться? Этот чертов коммунист угрожал террором!

— Ну, возможно, это просто слова

— Не просто.

Как она могла это пропустить? Во время последнего разговора — она почувствовала...что-то темное. Потому она не колеблясь, поверила.

В кабинет заглянул толстяк Хау, как всегда взъерошенный

— Вы то мне и нужны, барон — сказала Тэтчер

Помощница ретировалась

— Мне нужен доклад от Форин-офис. Даже два. Как мы можем навредить Советскому союзу прямо сейчас, и какие действия сможем предпринять на перспективу. И надо что-то делать...

— Мне секретарь Горбачев показался вменяемым — признался сэр Джеффри

Тэтчер резко остановилась

— Что? Что он тебе сказал?

— Мы ехали в одной машине. Он сказал, что он европеец. Мне кажется, он верит в это даже если не так

Тэтчер снова обозлилась.

— Послушайте, Джеффри — сказала она — и послушайте внимательно. Вся эта наша европейская игра — все это чушь собачья. Британия никогда по-настоящему не была Европой и сейчас не является

— К сожалению — уточнил Хау

— Нет, Джеффри, к счастью. История Европы — это история грязи, преступления, революций. Какую страну не возьми — их история ужасна, и Россия тут не самая ужасная из всех дебютанток на этом балу. Будущее всего человечества, если оно хочет выжить — оно не в Европе, оно там — в Соединенных штатах Америки. А будущее Британии, если мы хотим выжить — в том чтобы помочь Соединенным штатам сделать Европу своей провинцией. Вот только ради этого — я терплю всех парижских, боннских, римских и брюссельских умников, в противном случае я не потратила бы на них ни минуты времени.

...

— И я не потерплю в своем правительстве никакой другой политики кроме этой. Понял, Джеффри?

— Да, мэм — мрачно сказал барон Хау

Тэтчер смягчилась — она видела, что передавила

— Послушайте, Джеффри — сказала она — я понимаю ваш идеализм на этом направлении... в конце концов, наш остров и Европу многое связывает. Но многое и разъединяет. Я действую исходя из нашего, британского понимания свободы. Которое во многом и американское тоже. Европейцы действуют исходя из своего. Но они разные. Наши свободы. На континенте произошли две мировые войны, это были чужие счета, по которым мы расплатились в полной мере. ЕС и НАТО были созданы для того чтобы держать Америку в Европе, а Германию — под контролем. И пока что это удается и это одна из тех причин, по которой мы во всем в этом участвуем. Но Россию, в каком бы виде она не была — нельзя подпускать ко всему к этому, ни Россию, ни их сателлитов. Нам еще не хватало разбираться с делами всей Восточной Европы. Россия виновна в обоих мировых войнах, хотя начала их Германия — вина России в их начале едва ли меньше. Надо держаться от них подальше — и их держать подальше от нас. Такова наша политика, понял, Джеффри?

— Да, мэм.

17 августа 1985 года

Париж, Франция

Крайним городом, который я намеревался посетить — был Париж. По сути главная пророссийская и просоветская столица континента.

Если с Великобританией мы цивилизационные враги, то с Францией — цивилизационные друзья. Нашим взаимоотношениям — сотни лет, начиная с того как дочь князя Киевской Руси вышла замуж за первого короля Франции. Русские дворяне говорили на французском. Французские аристократы, бежавшие от революции, служили русскому императору, а русские интеллигенты — изучали опыт французской революции. В обоих мировых войнах мы сражались на одной стороне. Шарль де Голль считал себя большим другом Советского союза и отказался войти в НАТО. Во Франции живет множество русских эмигрантов, и многие французы состоят в обществе франко-советской дружбы. Франция всегда поддерживала самые разные связи с СССР, продавала, покупала, строила. Я думаю, по совокупности исторических связей ближе страны у нас и нет.

Париж тоже переживает последние годы — но не перед годами взлета как в Лондоне, а перед годами упадка. Только что Франция прошла "славное тридцатилетие" — с 1945 по 1975 годы. Собственное ядерное оружие, авианосцы, атомные подлодки, гражданские самолеты, военные Миражи, скоростные поезда, кино, собственный интернет "минител*", три автомобильные кампании, множество шикарных марок в сельском хозяйстве — марочные вина, сыры, дающие возможность очень дорого продавать товар. Совет по планированию, пятилетние планы и контроль цен на продукты. И где ошиблись французы? В социальной политике. Мать четырех детей может не работать — пособие огромно. Только вот французы не рассчитывали на то, что это будет мать из Сенегала или Ливии. Страшную ошибку допустили французы, впустив мигрантов.

Ну и... социализм у них. Приняв на работу человека, уволить его почти невозможно — потому и не принимают. В конце года часто пропадают из продажи какие-то товары — это потому что многие продукты питания продаются по государственным ценам, которые пересматривают раз в год — вот фермеры и перестают возить если невыгодно.

На Францию я ставлю огромную ставку. Потому что экспорт технологий уже налажен, опыт сотрудничества по поставке целых заводов уже есть — французы до сих пор обижаются, что в Тольятти купили ФИАТ, а не Рено. Франция, помимо родства по духу и многолетних связей способна помочь там, где не поможет никто — в сельском хозяйстве и легкой промышленности. Позиции французов там сильны как нигде, само понятие "высокая кухня" подразумевает французскую. Это у нас до сих пор — нажраться бы досыта.

Миттеран, президент Франции, по сути, последний аристократ не по крови, а по духу на этом посту (дальше будут ловкачи, подозрительные мигранты из Венгрии и подкаблучники, которых жена по голове графином бьет) — встречал в аэропорту, встреча была на высшем уровне — с почетным караулом Национальной гвардии. Сам Орли тоже еще не превратился в свинарник — кстати, у нас по образцу Орли строили Шереметьево-2.

Миттеран встречал у трапа — худой, аристократического вида. В молодости фашист, в старости коммунист, живет на две семьи**, это не считая любовниц. Надо бы ему намекнуть, чтобы от онкологии он проверялся регулярно.

Чтобы не смущать французского президента, ограничились рукопожатием — я не Брежнев. Обошли строй, Национальная гвардия отдала честь. Мне не кстати подумалось, что так же отдавали честь приговоренным к смерти перед исполнением приговора в начале века, когда казнили еще публично.

Тронулись. Полиция, мигалки, километровый кортеж. Кстати, интересный момент. В Лондоне дороги не перекрывают никогда и ни для кого — ни для меня, ни для собственной королевы — даже для Рейгана не перекрыли когда тот приезжал.

Город. Старый, один из старейших на континенте, с шикарной застройкой барона Османа, с бульварами.

Я закрыл глаза и представил себе Париж из того мира, который я не по своей воле покинул. Палатки беженцев на Елисейских полях. Арабы, негры, турки. Течет моча. Шмыгают крысы. Мелкие шныряют, высматривая, что бы украсть. Знают, что им ничего не будет, чтобы они не сотворили. Те, кто постарше торгуют наркотиками и собирают закят.