Волчица и пряности. Том 18

Лоуренс подошёл по хрустящему снегу и остановился, неопределённо улыбаясь, его дрожащее, белое дыхание рассеивалось в морозном воздухе. Затем положил захваченные с собой дрова.

В этот предрассветный час было всего несколько мест, где собирались служанки и другие деревенские женщины. Например, водяная мельница, колодец. Но сегодня Лоуренс пришёл к общей печи для выпечки хлеба.

"Что случилось с Ханной? Она заболела?"

"Интересно, спит ли его дочь?"

"Ты забыла? Его храбрая дочь отправилась в приключение. Я тоже когда-то хотела так же сделать".

"Ох, серьёзно? Это единственное место, которое я знаю за пределами города, в котором я родилась".

"Но это интересно, раз сам хозяин пришёл сюда. Как вы думаете, госпожа Хоро заболела?"

"О, это ужасно. Мы должны пойти проведать её".

Один или два раза в неделю эти женщины приходили сюда испечь хлеб, необходимый каждой семье или купальне. Жизнь здесь была скучной, и единственное, чему они могли предаться с удовольствием, это посплетничать о ком-то.

Обычно заботы о хлебе доставались служанкам, или молодым жёнам, или девочкам-помощницам. И если приходил мужчина, такое событие тут же становилось темой обсуждения. Немудрено, что и сам Лоуренс думал, как глупо он выглядел, придя с дровами на спине и замешанным тестом, завёрнутым в ткань, под мышкой. Могут подумать, что его жена сбежала из дома, нет?

Но улыбка Лоуренса не дрогнула перед этими невнимательными голубями. Слухи быстро распространялись по всей деревне. Хотя он прожил здесь более пятнадцати лет и открыл свою купальню, на него всё ещё посматривали как на новенького, бдительность терять ему не стоило. Всё же он про себя проворчал по поводу занятия, которым ему пришлось принять на себя вместо Хоро, вероятно, ещё расслаблявшейся в купальне.

— Нет, просто нежданный визит. А у остальных другие важные дела, поэтому сегодня пришёл я.

"О... ты говоришь, что тот человек поселился в "Волчице и Пряностях"?"

"Как это должно быть хлопотно".

"Не помнишь, по-моему, он первым делом остановился у Йозефа?"

"О да. Ты знаешь, это старейшая купальня в деревне".

"А как же Авель?"

"А позже у Раманинова".

Одного за другим, они перечисляли хозяев купален. Это были дети и внуки людей, пришедших в эту деревню со всех концов открыть купальни, поэтому их имена звучали необычно.

"Как думаешь, это значит, что он будет жить в разных местах до весны?"

"Он постоянно ходит с таким кислым лицом, будто что-то вечно не так".

"О, я знаю. У него столько претензий, смотри, обед ему подавай рано утром. Это такая маета! Но он слишком хорошо заплатил..."

"Эй, не болтай. Мой муж считает, что он, скорее всего, исследует деревню".

"Ох! Как вы думаете, наш гость, он из той, другой деревни с горячими источниками, которую они хотят построить на другой стороне горы?"

"Но он вообще не принимает ванны".

"Действительно. Если бы он планировал построить новую купальню, думаете, станет он высматривать по всей деревне".

Их разговоры текли, будто расписанные заранее, и манера говорить была настолько одинаковой, что было трудно различать их в полумраке. Они собирались каждую неделю испечь хлеб, и их мысли словно тоже испеклись в одной форме. Наблюдая за ними, Лоуренс теперь понял, почему Хоро так трудно встать с постели.

Они сразу отнеслись к ней по-другому, тем более, что она была новобрачной, но что ещё важней, она была хозяйкой купальни, где никто из них не работал. По большей части, они держались сами по себе. Это был их способ быть внимательными и держаться за своё место прислуги по найму, но Хоро тяжело переносила такое обращение.

— Ну, если он у тебя, Лоуренс, значит, его гостевание, наконец, закончится, — услышал он упоминание своего имени и оглянулся. И прежде чем он понял, о чём речь, привычно улыбнулся, зная по опыту, что поддерживая приятное выражение лица, можно улучшить любую ситуацию.

"Я уверена, что он хмурился с первой минуты, как он приехал, но он безумно хорошо платит. Он так вёл себя в каждом доме. Уже давно ты начал своё дело, поэтому я могу представить, что он был не чем иным, как занозой кое-где..."

"Когда-то давно появлялись такие же люди. Такие странные посетители!"

"Это было тогда, когда ты была ещё молодой... Лет двадцать назад что ли?"

"Эй, полегче! Я и сейчас молодая!"

Лоуренс невольно усмехнулся, глянув на спор двух сестёр, их истинные мысли и чувства раскрывались во всём, что они говорили. Его купальне было двенадцать лет — не такая старая, как остальные. Первое место, где остановился этот гость, — это купальня Йозефа, самая старая в деревне. И естественно перед тем, как уехать из деревни, он решил пожить в "Волчице и Пряностях" — самой новой купальне.

Кажется, потребуется ещё немало времени, чтобы врасти в общество деревни.

— Ну, во всяком случае, я думаю, пришло время собираться, — сказал кто-то, пока все болтали, как малые дети, и собравшиеся вернулись к действительности. Поскольку общая печь размещалась не в центре деревни, где можно было полагаться на церковный колокол, время определялось на глазок. И так как хлеб был нужен каждому человеку, сельские жители собрались вместе, чтобы испечь хлеб.

— Хорошо, раздавайте соломинки.

Одна женщина взяла пучок соломы, лежавший рядом с печью, и завернула в тряпицу, свисающую у неё с пояса так, чтобы концы всех соломинок торчали из тряпицы на одинаковую длину.

"Это новые? Без обмана!"

"Я уже не так молода, даже если бы я хотела обмануть, в этой темноте не увидела бы, какая короткая".

Все засмеялись и стали по очереди тянуть соломинки. Каждая была разной длины, и чем длиннее, тем везучей человек. Лоренс тянул последним, и, как по заказу, вытянул короткую.

— О-о, у меня...

— Эй, ты уверена, что никто не жульничал?!

В воздухе повисло неловкое молчание. Соломинки определяли очерёдность. Никто не хотел быть первым у общественной печи. Каждый выпекал хлеб на своих дровах. А чтобы разогреть печь, требовалось довольно много времени. Первому приходилось тратить больше дров на остывшую за ночь печь.

— О нет, на самом деле, это даже к лучшему, — вмешался заволновавшийся Лоуренс. — Я не знаю, какие претензии мы бы получили, если бы заставили этого гостя дожидаться. Если бы мне выпало быть последним, я бы, наверное, сам попросил поставить меня первым.

Женщины удивились, но так как сомнение в честности при определении очерёдности может повредить их репутации, все сразу облегчённо улыбнулись.

"Ладно, если ты так говоришь..."

"Это точно хорошо, если подумать о времени. Здесь у нас есть некоторые, которые жгут слишком много дров, пока хлеб до золы не дойдёт!"

"Эй! Это потому, что я была слишком занята разговором! И это когда ещё было!"

Вместе с улыбками возобновилось их непринуждённое переругивание.

Лоуренс облегчённо улыбнулся. Он снял крышку печи, разложил внутри дрова и разжёг их.

Ещё оставалось время до момента, когда солнце взойдёт над горами. Сквозь ткань, в которую был завёрнут свежеиспечённый хлеб, тёплый хлебный дух распространялся вокруг и проникал в нос. По дороге Лоуренс не удержался и наполнил рот мягким хлебом.

Когда он добрался до дома, солнце в небе поднялось уже высоко.

Было непросто выпекать хлеб вместе с женщинами, их руки и рты работали одинаково усердно, но ясное небо и запах свежего хлеба придали ему сил. Благодаря этому, когда он вернулся в свою купальню на краю деревни и увидел этого гостя, молча стоящего снаружи, он был готов благодушно встретиться с неприятностями.

— Извините, что заставил вас ждать.

— Хммм, — недовольно хмыкнул невысокий старик. Он держал обед, приготовленный ему Ханной, и стоял под карнизом так, будто ждал именно хлеба. Кроме посетителей, остававшихся в купальне, были другие, те, кто проводил время в горах — охотники и лесорубы, но необычно было бы видеть, как посетители выходят утром.

Одежда этого старика не позволяла Лоуренсу определить его род занятий. На нём была меховая коническая шляпа с выемкой наверху, ноги защищал медвежий мех, лисий мех красовался на плечах, кожаные оленьи перчатки защищали руки и завершал общий вид довольно грубый топор за спиной. Его котомка была чем-то набита, но Лоуренс не мог понять, что там. Цель свою гость хранил в тайне и почти никогда не принимал ванн.

Когда Лоуренс подошёл, старик к его смущению попытался ухватить весь завёрнутый хлеб — это было бы слишком много на обед, и старик как будто понял и убрал руку. Лоуренс, ощущая странное чувство, взял три куска свежего пшеничного хлеба и завернул в отдельную ткань, потом, продолжая изучать гостя, он передал хлеб старику. Тот молча кивнул и так же молча ушёл.

Он казался грубым, словно не нажил за свои года никаких манер, но это было не так. Лоуренс смотрел на него, наклонив голову. Он, скорее всего, не был плохим человеком, но в нём ощущалось что-то угрюмое. Старик прошёл по склону холма перед купальней и скрылся за деревьями. Тогда Лоуренс он вошёл внутрь и почувствовал нечто приятное и многообещающее в столовой.

На длинном столе стоял его завтрак и, кажется, уже довольно давно. Жареная чечевица, толстый кусок бекона, сыр и последняя солёная селёдка из той, что они заказывали прошлой осенью. Возможно, то же самое Ханна дала этому странному гостю на обед.

И там за столом, откуда приятно пахло, сидела Хоро.

— Ты опоздал. Твой завтрак уже остыл.

Она посмотрела на мужа, который зашёл со свежим хлебом с холодной улицы.

— И это мне ещё повезло, когда тянули соломинки, чтобы определить очередь. И я пёк первым.

Кроме того, это была работа Хоро как жены хозяина. Возражая на её необоснованный упрёк, он отдал оставшийся свежий хлеб Ханне, вышедшей из кухни. Она достала три куска для Лоуренса.

Не два, не четыре, а три? Лоуренс вопросительно посмотрел на неё, а она просто улыбнулась. Смущённый, он взял хлеб и сел, а затем он, наконец, понял. Они сидели не через стол друг против друга, а рядом, бок о бок. Между двух стульев стоял глиняный кувшин с вином. Прежде чем он понял, что этого слишком много для завтрака, его глаза остановились на пустой чашке Хоро. Наконец, он понял, что задумала Ханна, и посмотрел на Хоро.

— Если ты винишь меня за то, что я плохо справляюсь с работой, ты не...

Он взял стул и сел рядом с ней.

— ...ты не должен тогда сделать её сам, верно?

Он положил два куска хлеба на свою тарелку и один Хоро.

— Они просто завидуют тому, что ты всегда выглядишь такой молодой.

Хоро смутилась и обиженно уставилась на мужа. Но она не была девушкой, не была она и человеком. Сейчас в купальне не было посторонних, и она не прятала уши и хвост. Напоминание о том, что её истинная форма — огромная волчица, способная проглотить человека целиком, воплощение, жившее в пшенице.

— И хотят тебе добра, — добавил Лоуренс, и Хоро потянулась за кувшином. Её маленькие ручки схватили ручку кувшина — слишком большого для неё — и неловко налили вина в чашку Лоуренса. Она всегда наливала только себе, поэтому он не мог не улыбнуться её порыву.

— Если бы пошла ты, тебе определённо было бы больно.

Хоро когда-то жила в Йойтсу, но по своей прихоти она ушла на юг и сотни лет следила за пшеницей в одной деревне. Она потерялась в потоке времени, и даже забыла дорогу домой. Тогда-то Лоуренс и встретил её. Она называла себя мудрой, но быстро становилась одинокой. Если бы она пошла печь хлеб, она сумела бы улыбнуться нечувствительности служанок, но легко представить, как быстро это её утомило.

— Я же раньше был торговцем. Я много общался с такими, как они, и хорошо могу себя держать с ними, — заговорил Лоуренс, но Хоро промолчала. Она отрезала мяса и положила кусок перед ним. Обычно, как ни посмотри, она всегда отрезала себе порции побольше. Но на этот раз они были одинаковым.

— Поэтому я не злюсь. Просто мы делим работу.

Он взял второй кусок хлеба со своей тарелки и разломил на две части, большую положил на тарелку Хоро.

— И поэтому ты следила за нашим гостем за меня, пока меня не было, верно же?

Хоро, наконец, подняла взгляд на него и кисло улыбнулась, словно скрипя зубами. Лоуренс нежно поцеловал её в щеку и повернулся к своей еде.

— Но сейчас утро.

Хоро некоторое время внимательно наблюдала за Лоуренсом, потом, наконец, принялась за еду. Её большие заострённые уши и хвост радостно зашевелились.

* * *

Гость этот приехал накануне после полудня.

— Я не думаю, что он плохой, — сказала про него Хоро, дать такую оценку было ново для неё.

— У вас комната есть? — спросил он так тихо, что едва можно было расслышать. Лоуренс слышал о приезжих, проводящих целую зиму, переходя из купальни в купальню.

Когда Лоуренс кивнул, гость молча положил золотой румион в регистрационную книгу. Этого достаточно, чтобы семья из четырёх человек прожила месяц. Этого было более чем достаточно, чтобы прожить две недели в купальне, о таком сроке просил старик.

Однако чтобы двухнедельное пребывание оправдало плату золотым, требуется много усилий. Лоуренс предлагал музыкантов и танцовщиц, но старый гость покачал головой и отказался. Он только попросил об одном — обед в упаковке рано утром. Он был весьма странным, однако слишком неспешным для беглого преступника, скрывающегося после преступления в другом месте, и не оставил впечатления слишком требовательного, недовольного каждой купальней, в которой прежде останавливался. Похоже, его не беспокоили ни ванны, ни комнаты.

Прежде этот странный гость жил в самой надёжной купальне в деревне. Там жил мальчик по имени Калм, ровесник Миюри, вместе с которой он часто играл. Мальчик этот на днях приходил к Лоуренсу с просьбой выдать за него Миюри. Он был стоящим парнем, Лоуренс не отказался бы от такого сына. Его отец, Кир, казался суровым, но если его узнать получше, оказывался не так уж плох. Когда странный гость появился в "Волчице и пряностях", Кир пришёл в купальню Лоуренса и рассказал всё, что узнал об этом человеке. Всякий раз, когда этот старик менял место, предыдущий хозяин рассказывал о нём следующему, а потому сведения от всех хозяев благополучно достигли Лоуренса. Конечно, он рассказал об этом и мудрой волчице Хоро.

— Я подозреваю, что он может быть связан с врачеванием.

— Врачеванием? — переспросил Лоуренс, Хоро кивнула. Её взгляд был нацелен на свежий пшеничный хлеб.

Сегодня это был белый хлеб из самой чистой пшеницы, это было наименьшее, что они могли предоставить гостю, заплатившему целый золотой румион. Хлеб был сладким и мягким, его легко было есть и так. Но Хоро отрезала ломоть и наложила сверху чечевицы и мяса, решив дополнить одну восхитительную вещь другой и так вот просто сделав что-то ещё более вкусное. Довольно улыбаясь, она впилась в пушистый хлеб.

— Хм, но... — глоток. — Ладно. Потому как...

Лоуренс снял чечевичку, прилипшую к её щеке, и жестом попросил её продолжать.

— С ним запах трав, а ещё металлический запах, им пахнут предметы, которые он носит на своей голове. Может, серп или что-то подобное.