Волчица и пряности. Том 18

* * *

Вернувшись в здание городского правительства, Лоуренс позвал Милике и рассказал ему о своём плане. Милике нахмурился, но не сказал "нет".

— Таким образом, компания Дива успокоится, Церковь сохранит лицо, и там будет жить Арам с остальными.

Был только один способ, который мог всё урегулировано мирным путём.

— Попытка не пытка... хм.

— В худшем случае архиепископ может подумать, что его обманула лиса.

— Мм... — Милике подумал, и его борода дрогнула. — Ты действительно подумал об этом. Разве это торговля между торговцами?

— Я не торговец, — Лоуренс пожал плечами и улыбнулся. — Я хозяин купальни в Ньоххире, которая находится на рубеже мира.

Милике изумлённо махнул рукой и вернулся к делам.

Лоуренс встал и направился в комнату, отведённую Селим. Когда он открыл дверь, Селим, освещённая огнём свечей, сидела на кровати. Вероятно, она слышала громкие шаги Лоуренса и приготовилась.

— У нас есть план. Всё может закончиться хорошо для всех нас.

Она не удивилась, но взглянула на Лоуренса с сомнением.

— Но это может закончиться немного иначе, не так, как вы мечтали, — предупредил он, а затем объяснил план.

Сначала Селим была озадачена, но когда поняла, какой будет результат, цвет её глаз вдруг изменился.

Лоуренс добавил последнее.

— Мне понадобится твоя помощь.

Она встала.

— Я помогу.

Она больше не оставляла впечатление слабой овечки. Уж скорее, одной из тех храбрых овец, которых поймали последними на той грязной площади. На самом же деле, Селим была волчицей. Когда она выбирала себе добычу, её настрой отражался на её лице.

— Но я должен кое-что уточнить.

— Что?

Лоуренс кашлянул.

— Хорошо... Будут ли какие-то проблемы, если я проеду на твоей спине? — он считал, что так будет вежливей. В конце концов, она была взрослой.

— Если госпожа Хоро не рассердится, со мной всё будет в порядке.

— Вероятно, не рассердится.

— Хе-хе. Тогда всё в порядке. Господин Лоуренс, я точно отвезу тебя в Реноз.

— Я с тобой только до входа. Всё зависит от твоего мастерства.

Обрадованная такой ответственностью Селим просияла улыбкой, подходящей девушке её возраста и сказала:

— Я уверена, что смогу изобразить монахиню очень хорошо.

Лоуренс кивнул.

— Давай посмотрим, соглашусь ли я с тобой.

Селим неловко улыбнулась, глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Появилось лицо монахини, которая никогда в своей жизни не улыбалась.

— Давным-давно в горах был монастырь. В этих развалинах есть могила, и есть те, кто её разграбил. Я Селим. Я монахиня, чья могила была разграблена.

Изображено было идеально.

Лоуренс с Селим вышли из города, он снова отвернулся, пока она превращалась, теперь он отворачивался не для вида. Его окликнули, он повернулся и увидел молодую волчицу с красивым серебряным мехом, раза в два раза меньше Хоро, но всё равно намного выше человека.

— Странно, что ты меня не боишься.

— Моя волчица гораздо страшнее.

То, что исходило от неё, сильно отличалось от Хоро, но он был странно тронут, поняв, что волки улыбаются одинаково. С письмом, приготовленным для него Милике, одеждой монахини и одеждой Селим, он забрался на серебряную волчицу.

— Тогда в путь.

Они сразу же стали ветром.

Ногам волка понадобится больше двух дней, чтобы добраться до Реноза, города меха и лесов. На человеческих ногах нужно готовиться к десятидневному путешествию. Им нужен был архиепископ, глава Церкви в этих местах. Если бы архиепископ сказал, что голова сельди священна, так бы оно и стало.

По плану Лоуренса волчица Селим легко перепрыгнула бы стены и прокралась бы в дом архиепископа, чтобы встретиться с ним. "Я сестра Селим. Далеко на севере я дремлю под благословением Бога..."

Было хорошо, что она приняла свою веру глубоко в горах, а затем была призвана к богу, но тело, которое она оставила позади, оказалось небесным даром и превратилось в серебро. Она смогла спокойно отдыхать, потому что лесные обитатели её телом не интересовались, в отличие от жадных людей. Её теперь беспокоят, и она хотела, чтобы архиепископ помог ей во имя Бога.

Два дня на холодном ветру — и они, наконец, достигли Реноза.

Архиепископ спал в своей усадьбе, похожей на особняк аристократа и построенной позади величественного собора. Месяц поднялся в небо, Лоуренс смотрел, как Селим исчезает в саду усадьбы.

На следующий день Лоуренс, играя нерешительность, постучал в ворота собора. "Я скромный торговец, но вчера вечером мне приснился сон, который велел мне направлять архиепископа в Сувернер..."

Архиепископа же прошлой ночью посетило то, что могло быть либо видением, либо правдой. Казалось, он не стал бы сомневаться даже в самой дикой истории. Он тепло принял Лоуренса, решив, что тот действительно посланник Божий, и, отложив свои дела, стал готовиться в дорогу.

Затем архиепископ направился прямиком к Сувернеру, куда уже добрались представители Дивы, контролировавшей добычу серебра на севере, и те, кто нашёл серебро с разрешения папы, все сидели в ожидании, молча. Более того, они оказались посреди уродливой борьбы за серебро.

Архиепископ побледнел, считая, что только ему известно, чем является то серебро, и немедленно вмешался.

— Подождите, не трогайте это серебро! Это святая женщина, которая была благословлена Богом!

Его слова также предопределили рождение паломнической святыни.

* * *

Если это — чудо святой женщины, архиепископ не даст так грубо обращаться с землёй, особенно после той ночи, когда она сама приходила к нему. И горожане, как бы ни были они жадны, не смогут добывать серебро. Если они не могли добывать серебро, тогда компании Дива не нужно обнажать свои клыки. И если бы пришли люди и предложили деньги, они без проблем смогли бы открыть там небольшой постоялый двор.

— Было много острых краёв, но всё получилось очень красиво, — Хоро была впечатлена. — Это только потому, что ты сражался до конца.

Она не изображала скромность. Время, когда они были убеждены, что в конце пути их ждёт что-то хорошее, уже прошло. Усилия принесли мир, но и ощущение пустоты, словно всё, что должно было случиться, уже случилось.

На их пути, начатом десятки лет назад, больше всего позаботился об Араме и остальных сам Лоуренс. Без сомнений, он влез в переделку, почувствовав возможные неприятности из-за того серебра, что не было использовано. Он протянул руку Селим, не в силах вынести её переживаний, он даже ждал, что Хоро будет ревновать, и произойдёт драка и большое волнение...

Но ещё не случилось, что госпожа мудрая волчица Хоро уже простила его.

— Так что, тебе понравилось кататься на этой девушке? — с улыбкой спросила жена.

Лоуренс лежал в постели, Хоро сидела на стуле рядом с ним. Она держала миску каши в одной руке и ложку в другой и кормила его.

Было прекрасно проехаться на спине Селим до Реноза, выполняя план, но ничего не поделать со своим возрастом. Он растратил силы на праздник, на скачку в Реноз на холодном ветру, и, наконец, на недельное путешествие с архиепископом до Сувернера. Он и подумать не мог, что выдержит такое изнурительное приключение.

Вернувшись ночью в Сувернер, он свалился в сильной лихорадке. Три дня и три ночи он провёл в кошмарах, лихорадка стала стихать лишь сейчас.

— У неё серебряный мех.

— Хм.

Хоро подула на ложку каши и поднесла ему ко рту.

— Она примерно вдвое меньше тебя. Чуть больше крупной коровы.

— М-м.

— Я не знаю, насколько быстро она бежала.

Она набрала побольше каши и снова подула.

— А ещё?

После этого вопроса, он понял: она хотела рассердиться.

— Ещё? Да... Возможно, это из-за её молодости, но её мех был очень мягким... мгмг!

Она улыбнулась и засунула ему в рот ложку, которую он еле перехватил. Он чувствовал, что знает, почему она могла рассердиться.

— Я с самого начала не мог предсказать, чем всё закончится. Я делал, что мог, чтобы скруглить эти острые края.

И взявшись за острые края, он не знал, что теперь делать.

Хоро смотрела на Лоуренса, медленно помахивая хвостом. Волчица, готовая броситься за добычей, если та попытается сбежать. Он не знал, как долго длилась тишина, потом Хоро медленно вытянула ложку из рук Лоуренса, зачерпнула каши и подула. И сама съела.

— Ты. Дурень.

Потом она снова стала кормить Лоуренса, должно быть, её злость ушла. Возможно, как волчица, охраняющая свою территорию, она рассердилась бы, собери он их вместе.

— Раз мы сделали эту девушку святой, она не может просто открыть постоялый двор в месте паломничества себе.

Куда она могла пойти в таком случае? Поблизости имелась купальня, которой нужны люди, которые будут работать усердно и не удивятся звериным ушам и хвосту хозяйки. И Хоро знала ответ, как и то, что ей следует делать. Но как Лоуренс знал всё о Хоро, так и Хоро знала всё о Лоуренсе.

— Тебе нравятся несчастные, слабые девушки, да? Мм?

Она не подула на новую ложку каши и поднесла к его губам.

— Но ты тоже... Горячо! Х-Хо!

Он тут же потянулся за элем, что стоял у его кровати. Хоро, не обращая на него внимания, принялась за кашу.

— Вот как я обожаю зависть.

— Это было слишком, — во рту Лоуренса ещё пекло.

— Спасибо, что ухаживала за мной, — поблагодарил он потом, когда его жена доела кашу, уши её поднялись.

— Я не буду возражать. Я просто образец любящей жены.

— Конечно.

Вероятно, она действительно беспокоилась о нём. Ведь когда он проснулся и пожаловался на голод, она была рада, что может быть ему полезной. Хотя она и звала себя мудрой волчицей, иногда она не могла полностью управлять своими чувствами. Но он не возражал.

— Я хочу поскорее вернуться в купальню.

Хоро, съевшая половину каши, довольно вздохнула и сказала:

— Ну, у нас пока нет работы. Сейчас тебе надо поправляться.

Он откинулся на подушку, Хоро укрыла его одеялом.

— Хорошие дети должны закрыть глазки.

"Как ты думаешь, сколько мне лет?" — подумал он, но не возражал против обращения с ним как с ребёнком. Она нежно поцеловала его в лоб и щеку, он заснул. Ему показалось, что Хоро была с ним рядом всё то время, пока он спал.

Глава 4. ПЕРГАМЕНТ И КАРАКУЛИ *

Горы окрасились в цвет пламени, настало время напряжённой подготовки к зиме. Деревня горячих источников Ньоххира, расположенная глубоко в северных горах, проводила короткое лето и ждала зимы. Ветер, с каждым днём становился всё холоднее, шелест падающей листвы изредка навевал грусть. Некоторые называли это тоской, но оно больше отдавало сонливостью. Сонное время в преддверии тихой зимы.

Он не ненавидел это.

— Господин Лоуренс, мне положить сыры из Альво в подвал?

— Да, спасибо, Коул. Просто положи их куда угодно... Ой, они же большие.

В тот день он начал по-настоящему уставать. Все усердно работали, готовясь наполнить желудки гостей, которые приедут в "Волчицу и Пряности" — купальню в Ньоххире. Двое мужчин разбирали товары, полученные из соседней деревни. Среди них были сыры — настолько большие, что взрослый мужчина едва бы смог отнести такой.

— Чем крупнее они, тем больше в них съедобного... Правильно?

— Потому что твёрдая корка на вкус ужасна и практически несъедобна, верно? С большими сырами потерь меньше, но... Они огромны. Думаю, мэр Альво заработает больше денег, если уйдёт и откроет магазин сыра.

— Я слышал, что их сложно сделать больше. Если недостаточно процеживать, сыр может заплесневеть внутри.

— Тогда... давай молиться, чтобы разрезав его, мы не увидели, что он полон плесени.

— Ха-ха. У их мэра сердце ремесленника, не думаю, что это случится, — засмеялся Лоуренс, хозяин "Волчицы и Пряностей". Прошло уже больше пятнадцати лет с тех пор, как он пришёл на эту землю и открыл купальню, и хотя, по мнению местных жителей, ещё считался новичком, сам он уже привык к здешней жизни.

Коул, прошедший много путей, стараясь изучить богословие, и проживший здесь почти столько же, сколько и Лоуренс, прекрасно понимал, насколько ужасен поток времени.

— Тогда я положу их... единственное, я беспокоюсь, что полки не выдержат, уж очень они большие.

Поднять сыр на плечи оказалось ему не под силу, он держал его в обеих руках, хотя это было неудобно. Идя по задней части главного здания и пошатываясь на ходу, он услышал оживлённые голоса, доносящиеся из ванн за перегородкой.

Летом или зимой приезжала большая часть гостей Ньоххиры, и некоторые из них уже начинали прибывать на зиму. Большинство из них было аристократами или главами огромных торговых фирм, или высокопоставленными священнослужителями, поэтому, завершив свои осенне-весенние праздники или дела, они приезжали отдохнуть. В "Волчице и Пряностях" уже поселилось несколько гостей, лениво проводивших дни в ваннах под открытым небом. Пока гостей было немного, танцовщицы и музыканты в Ньоххиру не приезжали, они дожидались зимы, потому во всей деревне было тихо.

Шум из-за перегородки выдавал горячее волнение гостей.

"Вa-ха-ха-ха! Ты сможешь это сделать!"

"Вот, выпей, выпей! Смелей!

Они были оживлены, хотя солнце было ещё высоко в небе. И почему-то был слышен стук лошадиных копыт по камням. Что там происходило?

Клиенты в ваннах обычно теряли ход времени, как только пьянели. Но такое было обычным при большем стечении людей, когда больше пили, и уже после того, как им наскучивало отмокать в ваннах. Потому Коул немного заволновался, держа на весу сыр, он подошёл к перегородке и заглянул в щель.

"Убедись, что верёвка не порвётся! Ты хорошо её привязал?"

"Ах-ха-ха-ха-ха! Щит! Щит! Щит... Ба-ха-ха-ха!"

"Вперёд, наша богиня!"

"Да! Пусть Бог присмотрит за тобой!"

Голосов было необычно много. Казалось, подошли гости из других купален. Голые люди держали кружки в руках и радостно размахивали ими. Сквозь пар от ванны видно было плохо, но он разглядел мула, топтавшегося рядом с ванной. Рядом стоял мальчик с напряжённым лицом, пытавшийся его успокоить. Тот самый мальчик, что привёз на этом муле груз из Альво. Но что они делали у ванны?

Разгадка заключалась в толстой верёвке, привязанной к ярму. Люди смотрели на конец натянутой верёвки, шедшей к верхней части ванны.

— В-ва...

Он не мог найти слов. Там стояла юная девушка, улыбаясь и приветствуя всех поднятыми руками. Кажется, её не беспокоило, что мужчины были голыми, а её саму прикрывала лишь тонкая ткань на груди и бёдрах. Хотя ванны не были поделены между мужчинами и женщинами, это само по себе было необычным, а ещё она почему-то была в грубых перчатках.

— Ч-что?

У него появилось очень неприятное предчувствие. Девушка стоявшая там, среди приветствий, была дочерью владельцев купальни — Миюри. В этом году ей должно было исполниться двенадцать лет, возраст, когда было ещё рановато выходить замуж. Ей бы сейчас заниматься рукоделием или кулинарией, готовясь стать будущему мужу хорошей женой или матерью семейства. Но почему-то она сейчас стояла здесь, почти обнажённая, держа руками в грубых перчатках веревку, прикреплённую к мулу у ванны. Сама Миюри стояла на чём-то странном.