Время течёт неумолимо, а Сикхт никак не может решить, как ему поступить. Он знает, что угрозы Вайсена — это не пустой звук, но что касается шантажа со стороны Джорджа, то здесь всё тоже очень не просто. Хотя, скорее всего, он не имеет серьёзных доказательств причастности Сикхта к убийству брата, иначе дело давно бы рассматривалось в суде. Однако имя Ксифа всплыло совсем некстати. По всей видимости, в этом виновен дорогой племянничек, притащивший с собой проклятый ошейник. Надо же было так проколоться! С другой стороны, Сикхт лично осматривал все имеющиеся в наличии экземпляры — ни на одном нет особых отметок, указывающих на изготовителя этих аксессуаров. Ксиф работал под жёстким контролем и не мог ничего вынести из своей лаборатории, к тому же он был страшно зол на тех, кто содействовал его увольнению из университета. А Джордж был именно из таких энтузиастов, ополчившихся, как они заявляли, на 'бесчеловечные опыты'. Можно подумать, что вампиры достойны иного отношения! Сикхт всё просчитал, но кто же знал, что Алекс ради мелкой вампирской шлюхи побежит к Джорджу, его заклятому врагу, да и с редчайшим ошейником в придачу?! Ну что же, раз племянничку так дороги исчадия ада, то ему придётся с ними повозиться. Сикхт не в силах сдержать короткой усмешки, берёт телефон и вызывает Патрика...

* * *

Расслабившийся после разговора с военными церковник вздрагивает от раздавшегося в гробовой тишине звонка. Вайсен — точен как часы.

— Я хочу услышать твою версию исчезновения Ричарда.

— Да, конечно, — Сикхт отвечает холодно и безэмоционально. — Скорее всего, его похитили работорговцы. Вампир-шаман, исцеливший пациентов хосписа, — заманчивая добыча для продажи организаторам подпольных боёв.

— Имя. Координаты, — рычит Вайсен.

— Увы, — с ноткой сожаления в голосе произносит Сикхт, — я планировал оставить этого вампира в монастыре для своих целей, но эти люди вышли на меня после публикации статьи о парне в центральном издательстве. Всё, что у меня имеется, это электронное письмо с просьбой о встрече.

— Лжёшь, должны быть какие-то его фотографии! — безапелляционно заявляет Вайсен.

— К сожалению, я сам не знал, как он выглядит, вплоть до нашей встречи. А на неё он принёс устройство, не позволяющее делать какие либо снимки и записывать голоса, но я пришлю его фоторобот, специально составленный для вашего запроса. Однако хочу предупредить, что поиски ведёте не только вы. Джордж — владелец клуба 'Арена', прикидывающийся когда-то лучшим другом моего брата и оказавшийся замешанным в его убийстве через родственников жены, — тоже мечтает получить парня в безраздельное пользование. Кроме того, мой племянник вбил в себе в голову, что он непременно станет владельцем Ричарда. Они уже ищут, и, как понимаете, победитель напоит вампира своей кровью. Надеюсь, вам не нужно объяснять последствия такого шага?

Ответом на его проникновенную речь служат отменные ругательства, прервавшиеся длинными гудками.

Второй звонок раздаётся почти сразу после окончания напряжённого разговора, во время которого у Сикхта было ощущение, что он бредет по хрупкому льду, грозящему расколоться при любом неверном движении. Теперь же церковник злорадно улыбается, предвкушая большую игру. Он говорит Джорджу о работорговцах, предупреждая об охоте, открытой на Ричарда большим чиновником Вайсеном. Всё складывается весьма удачно для ордена. Теперь все будут заняты поиском вампира, мешая друг другу, а если выяснится, что мелкое ничтожество уже вкусило кровь своего нового владельца, то Сикхт остаётся в выигрыше. Никто не сможет заподозрить его в устранении гадёныша, ведь он лично помогал поискам, сообщая всю известную информацию. Необходимо лишь вывести из этой игры своего 'любимого' племянника.

Патрик проскальзывает в кабинет абсолютно бесшумно, но Сикхт замечает прокравшуюся тень:

— Оставь свои военные игры. У нас возникла серьёзная проблема. Алекс помчался в клуб 'Арена' с ошейником абсолютного подчинения. Джордж почему-то сразу вычислил Ксифа. Думаю, только Алекс может дать действительно ценную информацию об убийстве своего отца, поэтому нам нужно немедленно его изолировать и заставить изменить своё мнение, даже если для этого придётся его сломить. Всё нужно успеть до того, как дело будет передано в суд.

— Да, времени у нас очень мало, — соглашается гость.

— Как только мой племянничек будет один — нам не нужны свидетели, — забираешь его и немедленно везёшь сюда. Работай с ним в пыточной камере по двенадцать часов в сутки. За малейшую провинность пороть. Пусть выберет, что ему дороже — собственная шкура или его любимые вампиры. Про меня говори, что я в глубокой депрессии из-за его предательства. Никаких встреч со мною не будет, пока он не сломается окончательно. Да, ещё вот что: он обязательно попытается попасть ко мне в кабинет, насколько я знаю его упрямую натуру. Пусть придёт сюда, я на столе оставлю те самые документы, об убийстве моего брата. Пусть увидит, как сильно замешан Джордж в этом деле, и как мы пытались спасти честь ордена, не арестовывая этого мерзкого подстрекателя. Надеюсь, эти факты остудят его горячую голову, и он, наконец, поймёт, что служение ордену — его единственный долг.

— Сикхт, ты гений! — восхищённо выдыхает Патрик и тут же исчезает за дверью.

* * *

Клуб 'Арена'. Джорд, несколько ранее...

Требование гостей увидеть Ричарда удивляет Джорджа. Он знает, что мелкий не появился в клубе.

— Скорее всего, Рич задержался где-то по пути сюда. Его здесь нет, хоть он и предупредил девушек, что придёт сегодня.

— Он уже давно должен быть тут! Рич ушёл от меня не позднее четырёх утра, а до 'Арены' всего минут сорок идти, — нервно высказывает Алекс.

— Что он делал у тебя в комнате, мразь?! — рычит и пытается приблизиться к своему сопернику оборванный, грязный и покрытый синяками и ссадинами спутник Алекса.

— Господи, да угомонитесь вы уже! Поубиваете же друг друга, вместо помощи Ричарду! — уставший и бесцветный голос девушки заставляет успокоиться обозлённых друг на друга парней.

— Алекс, ты лучше покажи ту дрянь, которую тебе подсунул мой дражайший батюшка, — два последних слова она произносит с непонятной ненавистью, словно говорит не о родителе, а как минимум о враге народа.

Джордж в растерянности от странного поведения этой живописной группы. По всей видимости, они уже не раз выясняли отношения по пути сюда.

Алекс мрачнеет от слов своей спутницы, молча достаёт странный предмет и, подойдя, кладёт его на стол. Все остальные тоже приблизились к нему. Джордж с недоумением разглядывает необычно изготовленный ошейник. Жуткие изображения лиц, вытянувшиеся в гротескном крике, — такое, хоть раз увидев, не забудешь. И воспоминания, как лавина, обрушиваются на него...

* * *

— ...думали, что вышвырнув из университета, вам удастся меня заставить забросить исследования, на которые я потратил столько лет?! Хааа-хаа-ха! Как бы не так! Ты пожалеешь об этом. И не только ты! Вы все пожалеете. И Вернер, и Дик, и другие. Нашлись те, кто понял, что моё изобретение перевернёт мир. Оно позволит нам достичь господства! Смотри, видишь это?! — Джордж вздрагивает, вспоминая, как к нему на стол Ксиф швырнул одну из таких пластин. Она звенела и вращалась некоторое время, невольно притягивая взгляд, создавая иллюзию ожившей головы, зашедшейся в предсмертном вопле. — Когда тебе попадётся на глаза эта вещь, вспомни, что настал час расплаты — ты умрёшь. Это твоя чёрная метка! Я всем вам пришлю её! Вы ответите за то, что изгнали меня из лаборатории. Да, да — ответите!..

Через неделю Ксиф погиб при странных обстоятельствах. Друзей и родных у него не было, а с бывшими сослуживцами он уже успел рассориться. Никто из знакомых Джорджа на похороны не ходил. А через пару лет, когда забылось и само имя этого сумасшедшего учёного, произошёл ряд трагических событий. Последние, казалось, были совсем не связаны со странными угрозами Ксифа. Да и кто бы воспринял их всерьёз, когда они скорее походили на детские ссоры в песочнице, чем на заявления взрослого человека.

Только сейчас, рассматривая необычный ошейник с закреплёнными на нём пластинами, Джордж понимает, что это и есть то самое изобретение, несущее смерть. Осознание страшного открытия накрывает удушливой волной. Вот почему головы напавших вампиров были отрезаны так высоко — на них были эти позорные атрибуты рабства! Но сейчас сложно сказать, каким образом они воздействуют на вампиров. Это может определить лишь экспертиза, и чем быстрее, тем лучше.

* * *

— У меня есть одна подобная пластина, — с трудом, словно преодолевая ком в горле, выдавливает из себя Джордж. — Я обладаю отвратительной привычкой не выбрасывать вещи, даже если они подброшены мне врагами. Это изобретение одного из моих бывших знакомых. Он прославился своей жестокостью и садизмом, проводя опыты в университете на вампирах. Твой отец, Алекс, потребовал его увольнения и лишения возможности дальнейших экспериментов, а я лично курировал это дело. Мы надеялись, что он так и не закончил свои работы, но ему всё же удалось найти спонсора и завершить начатое дело.

— Откуда у вас она?! — с нескрываемым подозрением спрашивает Алекс.

— Ксиф принёс мне её в качестве чёрной метки, — задумчиво отвечает Джордж, не показывая, насколько уязвлён недоверием. — Он предупредил меня, что именно так будет выглядеть моя смерть. Но она обманула его, и сначала пришла за ним. А вот каким образом эта вещь попала к тебе?!

— Мне её дал дя... Сикхт, — неожиданно для себя Алекс понимает, что больше не может называть дядей единственного родственника — по крайней мере до выяснения всех обстоятельств гибели своей семьи. И это причиняет сильную боль.

Взгляд воинственно настроенного парня, вошедшего вместе с ним, становится жёстким и более враждебным, стремясь распылить на атомы и без того расстроенного Алекса.

— Сикхт не разбрасывается редкостями просто так, — в интонации Джорджа звучит подозрение, а его голос становится напористым, — он должен был дать тебе задание. Я хочу знать, для кого предназначался этот ошейник!

Глубокая тишина служит ему ответом. Алекс опускает голову: он чувствует себя потерянным.

— Мой отец всегда был порядочной сволочью, — разряжает накалившуюся до предела атмосферу девушка. — Мама сбежала от него, когда я была совсем ребёнком. Она часто повторяла: 'Сикхт — сумасшедший ублюдок'. Она искренне боялась его. Я ей не верила, да и он не давал мне такого повода. Пока мне не пришлось увидеть, как он ломает Алекса. Я пыталась ему помочь и заступиться за него, но отец быстро выпроводил меня из монастыря, запретив общаться с братом. Я писала ему гору писем, но ответа так и не получила.

Алекс потрясённо смотрит на свою спутницу и затем произносит:

— Алиссия, ты мне писала?! Сикхт говорил, что ты ненавидишь меня за то, что вас выслали. Он, правда, обещал, что когда-нибудь ты обязательно вернёшься, и я ждал тебя, надеясь на нашу встречу.

— Отец обвинял тебя в предательстве, в подробностях рассказывая, как ты сжигаешь мои письма, а несколько дней назад предложил мне поссорить тебя с невестой в наказание за твоё отношение ко мне, сказав, что если твоя избранница действительно любит, то будет бороться за тебя, а если нет, то невелика потеря.

— У тебя ещё и невеста есть?! — от вопля враждебно настроенного спутника Алекса закладывает уши.

— Секка! Нет, никакой невесты и не было! Мой отец всё это выдумал, для того чтобы всех нас поссорить! — Алиссия беспомощно разводит руками и вздыхает. — Как же с вами тяжело. С обоими.

— Думаю, что ваша перебранка совсем неуместна. Нужно искать Рича, а не препираться. Алекс, если не возражаешь, то я отдам этот ошейник на экспертизу в нейрофизиологический центр. Сейчас я позвоню Сикхту, постараюсь прояснить ситуацию: думаю, он замешан в исчезновении вампирёныша. Вы пока приведите себя в порядок, мои девочки проводят вас в душевые и дадут во что переодеться.

* * *

Город Даленбург. Вайсен.

Огромное окно было распахнуто настежь. Тёплый ветер забавлялся, играя лёгкими дорогими шторами. Они были сделаны из модной сейчас паутины, так подходящей для хозяина этой комнаты. Вайсен, как гигантский паук, дёргая за нити своей сети, задействовал целый штат официальных лиц, для поиска одного невзрачного вампира. Но все усилия оказались напрасны. Если бы на сутки раньше! Всего-то на одни сутки и Ричард был бы уже здесь. Впервые за свою карьеру важного чиновника он потерпел фиаско. Он стоит, совершенно растерянный, и бездумно смотрит в окно, не замечая ничего вокруг. Он сделал всё, что мог. До сегодняшнего дня он не представлял себе, что может испытывать человек, осознавая, как разваливается его семья, рушатся его надежды на будущее. Вайсен уже тысячу раз проклял себя за недальновидность. Но ничего уже не вернуть назад. Счастье оказалось таким недолгим, и вина за его крушение лежит только на нём самом.

У Вайсена с самого начала не получилось встречаться с девушками. Подростком он мечтал о большой любви и искал романтичных встреч, но его внешность гадкого утенка никого не привлекала: высокий, нескладный и тощий. 'Выдавленный из тюбика' — смеялись над ним юные девы. Семья Вайсена не имела ни богатства, ни связей. Бесперспективному и некрасивому юноше с насмешками отказывали. У девушек были всегда свои стандарты. Кто-то на его месте опустил бы руки, возможно, запил, но только не он. Он работал, создавая себе имя, занимался спортом, изменяя фигуру. И как-то незаметно для окружающих неожиданно вышел в люди. С ним стали считаться, его заметили, и тут же потянулись вереницей невесты. Правда, сам Вайсен не простил прежних обид, и к ним добавились новые. Его пытались напоить и уложить в постель, с ним заигрывали, ему писали письма... но он уже успел вкусить свободной жизни без обязательств. Теперь он отвергал любовь. Он больше никому не верил: не задумываясь, разбивал девичьи сердца и избегал длительных отношений. А однажды понял, что для таких встреч вполне пригодны и симпатичные юноши, которые вдобавок не беременеют.

В тот день, когда Вайсен встретил Эрни, он не подозревал, насколько изменится его жизнь. Не заметил, как жажда обладания этим красавчиком переросла в нечто большее. Гордый и независимый вампирёныш прочно обосновался в его сердце. Сейчас же из-за ошибки в прошлом, в то время казавшейся незначительной мелочью, он может остаться один. И самое страшное, что изменить произошедшее уже не в его силах. Вайсен

тяжело опускается в кресло, стоящее напротив окна, и застывает неподвижно.

Он так погружён в свои мысли, что не слышит ни тихого звука открывающейся двери, ни лёгких шагов и лишь вздрагивает, когда ощущает на плечах руки своего любимого. Любимого, которого он потерял.

— Дорогой, ты заболел?! Ты такой бледный, — серебристый голос Эрни заставляет вернуться из горьких мыслей.

— Нет, я здоров. Физически здоров, но давно и неизлечимо болен тобой, — Вайсен поднимает голову и пристально смотрит в глаза своему юному мужу, внешне кажущемуся таким хрупким и уязвимым. Эрни не отводит встревоженного взгляда, словно предчувствуя беду.