Ранение-то оказалось, в принципе, пустяковым — шкуру разорвало касательной и обожгло/вывернуло в стороны, штаны, конечно, попортило… Фельдшер, старшина Рудько, обколов вокруг новокаином, почистил и зашил, удивляясь в процессе трудов праведных прихотливости ранения. А рана, действительно — для любителя честно посачковать просто подарок! Серьезно не задето ничего вообще! Разодрана кожа, крови натекло прилично, для царапины прилично, так-то грамм двести, триста от силы… И все! То есть, в принципе, можно забинтовать и, время от времени меняя повязку, продолжать тяжко трудиться на благо общества. Но — фигушки! Место такое, что ни двигаться нормально нельзя, ни даже сидеть за столом не получится. А, следовательно, в караул меня не поставить, к поискам и сбору ништяков не припахать, да и за рулем мне делать нечего… лафа! Даже пожрать бойцы в будку притаскивали, когда обед организовали… Пока длилась суета — а с базы смаглов мы выехали уже ближе к вечеру, часов в шесть, вычистив её перед этим до голых стен — я даже покемарить успел неплохо, пока новокаин еще действовал. В туалет первый раз вообще сам похромал, а вот ближе к отъезду, когда проснулся от дергающей боли… в качестве подпорки пришлось Рыжего, который ближе прочих оказался, использовать!
В ЦУП-е нас как героев встречали! Раненых-то все кто мог/хотел уже видели, их ещё утром «уралом» забрали, а вот мне досталась почетная роль «пострадальца», который «чуть не погиб уже после победы», да еще и из-за своих идиотов, этакий несправедливо обиженный… Процесс выноса меня на носилках и препровождения в загребущие руки коновалов чуть не получебки наблюдало! Девки из «раз-разов», да и не только, прям тропинку натоптали в санчасть! Кстати, бывший ефрейтор, Серега Луцак, только к вечеру в лапы фельдшера попал, когда его совсем скособочило, до того шуршал во дворе и в здании, аки электровеник! Наутро его вывели на построение, где уже лично полковник торжественно разжаловал дурня в рядовые, а потом обратно в санчасть вернули, ему в повязке-корсете еще недели две ходить. Тогда и познакомились уже нормально… И парень-то неплохой, когда Хорь подошел с вопросом, буду ли я писать рапорт для судебного разбирательства, я отказался сразу. Но и Серёга зла не затаил вроде, сам же виноват был и понимал это прекрасно. Попади пуля не мне в ногу (в ногу!), а тому же Хорю в печень или Новику в почку, про сердце и говорить не стоит… поехал бы Луцак на каторгу, лет так на пять-семь как минимум. За халатность со смертельным исходом! Больше бы вряд ли дали, и те пять лет еще попробуй переживи…
Но мне теперь, и тоже недели на две, прописан постельно-профилактический режим. С ранами, тем более открытыми, в Новом Мире не шутят! Денька три-четыре побегаешь в местной жаре, даже с повязками и пластырями — смотри-ка, у тебя уже не царапина, а хорошее такое нагноение с осложнениями, с ближайшей перспективой гангрены и прочих удовольствий! Так что лежать, в стерильной чистоте санблока, кушать много и сытно, в качестве физических упражнений можно поворочаться с боку на бок… И перевязки, каждые четыре часа, со сменой пропитанных какими-то мазями тампонов.
Арес, морда мохнатая, добирался на Базу со мной вместе, в этой же «ихней буханке». Машинка оказалась австрийской, со странным названием «пинцгауэр», и являлась, по сути, именно санитарной — в бурной молодости. Приличных размеров кузов, переоборудованный бандюками в КШМ-вариант, тем не менее сохранил часть оборудования, в первую очередь пару подвесных откидывающихся коек. Для меня лучшего варианта и представить невозможно, кошак же, нагулявшийся всласть и кем-то перекусивший на обед, забрался примерно к полудню в машину и устроился под моей койкой дрыхать…
В общем, позавчера ещё вся эта суета меня даже радовала немного — как же, вокруг суетятся симпатичные и не очень медсестры (я ж герой, блин), делать ничерта не требуется, разве что отчет накатал для начальства, старательно напуская туману в скользких моментах, чистота, хрустящие белые простыни-наволочки… рай! А вчера и сегодня — ску-у-у-учно-о! Суета несколько подулеглась, награды обещаны (посмотрим, насколько правдивы обещания), ЦУП вернулся в обычный ритм, тело погибшего Гаврилыча пока в холодильнике, вроде завтра семейство Рыжего приехать должно, на тризну… Ребята заскочили, рассказали последние сплетни и новости. Смаглы действительно подстрелили Гавряева в спину — когда он вылез из своего «уазика» посмотреть, куда это ведут относительно свежие следы колес. Контрабасы-наркодилеры, приехавшие на встречу с передовым дозором перевозчиков, были отнюдь не сопляками, а потому поставили одного из своих следить за местностью, и пост организовали грамотно, на небольшом скальном выходе. Гаврилыч даже не понял, наверное, что погиб — метров сто для винтовки не дистанция. Удалось разговорить пленных — аж четверых взять живьём умудрились, а один из них и вовсе в той машине, которую мы преследовали, водилой оказался! Из первых рук, можно сказать… И, надо же — действительно, стрелявшим в сержанта ублюдком оказался мой «крёстник», тот самый, которого я завалил на полянке! Вот как чувствовал, что этих гадов живьем отпускать нельзя, так и оказалось... Рюкзачок тяжёлый тоже непростым оказался — часть налички за товар, золотишко, эти твари прихватить успели, там бы им на всех хватило. Хотя, думаю, делили бы они деньги методом розыгрыша на стволах… Но это догадки, хорошо, что никто не сбежал, Гавряев, на том свете, не будет в обиде!
Мои бойцы вчера вывели очередной взвод курсантов на двухсуточный — или двухночёвочный точнее — променад, я даже прихромал проводить соратников на КПП, больше от скуки, чем по реальной необходимости. С прошлыми выходами — две большие разницы, как говорится! Не скажу, что прям в рот заглядывают курсы, но что-то похожее. Я же остался неприкаянно тосковать в тишине и стерильности…
— Товарищ сержант, перевязка, идемте. — о, очередная проблема! Светочка-медсестричка, милая смешливая девица лет двадцати с копейкой, то бишь шестнадцати по здешним меркам, вполне фигуристая, притом стройненькая и… вот же блин! Глазки у девахи шалые, буквально блестят всякий раз, когда я к ней в лапки попадаю, а лапки такие мя-а-агкие, аккура-а-атные, и перевязку делает она ме-е-едленно… я ж не железный! Я уже несколько месяцев в буше и на плацу с хозпостройками ишачу, как-то не до того было, а вот теперь, когда и уставать не от чего, и времени свободного вагон — такая симпатюля рядышком… Да и не только она, их тут целый выводок!
— Тарщ-младш-сержт, вы зачем крутитесь все время?! Вы мешаете наматывать бинт! Неужели вам настолько болезненно?! — я не кручусь, я отворачиваюсь! Вернее, отворачиваю, физиологическую реакцию от твоего носа, зараза! Эти деликатные, но уверенные пальчики, аккуратно снимающие старую повязку, а потом еще и прощупывающие… м-м-м… раненую конечность… мне — наоборот! Очень, прям-таки невероятно приятно! И если ты, коза, немедлено не перестанешь хулиганить — а то я не вижу, как тебя забавляет ситуация — то меня, наверное, посадят в кутузку. За изнасилование!
— Ох, товарищ сержант, все вы такие, только обещаете! Болтать мастера, а как до дела — так сразу в кусты! — и гладит, гладит, стервоза! Минутку… я что — вслух сейчас высказался?! Поворачиваюсь всем телом, пофиг, что там впереди торчит — а она только что на мне не повисла, дышит, дрянь такая, в живот, глазки дурные, губки мокрые… все, хватит, после будем разбираться. Иди сюда, ласковая, вижу, мысли у нас в головах одинаковые, а твой язычок… о-о-ойй!
Обед я… мы, пропустили. Хорошо ещё, что в санчасти имеется свой кухонный закуток, где готовую еду разогреть можно — поели мы часов в пять, после почти четырехчасового марафона. Нет, не всё время… м-м-мм… процесс, я ж не железный… но время провели прекрасно, пришлось меня дважды мокрыми салфетками обтирать (а нельзя мне в душ ниже пояса пока что), ну и гигиенический процесс тоже… затагивался, по независящим от меня причинам. К счастью, в лазарете народу почти нет — тут всего два пациента на текущий момент, я да Луцак — а уж в процедурную и вовсе никто не суется, чего кому тут делать? Это в первый месяц то кто-то из призывников ногу сотрет, то палец куда-то сунет не туда…
— Ну что, наелся? — Светуля довольно улыбается, глядя на то, как я дожевываю булочку, машинально переплетая косищу. Волосы у красотки шика-а-а-арные... Я хмыкаю:
— Смотря что ты имеешь в виду, Светик, смотря что!
— Я — про обед! И ни про что больше! — хихикает блудливо — И так заездил уже! Так что хорошенького — понемножку, топай к себе в палату, до вечера процедур больше не назначено.
Я демонстративно вздыхаю, пожимаю плечами, Светочка прижимается к спине и облизывает ухо, шепча:
— Ну правда, сил больше нету… Ум-м-м, сладкий какой!
Я еще раз целую её в выпяченные губки и хромаю в коридор. А я ещё на скуку жаловался! Ух, какая горячая девчонка! Хорошо, что она никогда не узнает, сколько мне на самом деле лет — попадались мне такие красавицы, знаю я эту породу. Хорошие в целом девочки, очень аппетитно выглядящие, активные и без комплексов, да и вообще с любой стороны прелесть — только ма-а-аленький недостаток у них. Любят молодых мальчиков, фетиш такой! Некоторые — до педофилии «дорастают»; хотя, честно говоря, разговаривать о совращенном — двадцатитрехлетней «учительницей» — четырнадцати-пятнадцатилетнем «ребёнке» мужского пола, на мой взгляд, несколько лицемерно; я думаю, большинство «жертв» и куда большее число «счастливо избежавших растления» о подобном только и мечтало! Ну а в основном — просто предпочитают мужчин моложе себя, хотя бы на несколько лет. Хотя — мне-то что с того? Обоим приятно было, так что какая кому разница… С девочками, кстати — другой подход, у них взросление индивидуально различается, некоторые к четырнадцати созрели и даже перезревать начинают, а некоторые и после двадцати двух/пяти ещё совсем дети; каждая по-своему, и физиологически, и психически тоже…
Ужинал я в одиночестве, из-за чего даже немного расстроился, мне тут не так уж долго валяться, а некоторые — время зря тратят! Перевязку вечером делала почему-то не Света, вместо нее бинты сдирала и наматывала обратно демонстративно строгая и из-за чего-то взъерошенная Ирина, чья светленькая, практически блондинистая короткая стрижка и тонкая фигурка заставляли воспринимать ее как бы не подростком, хотя я точно знал, что ей уже под двенадцать. Спать пришлось тоже укладываться в раздрае, я надеялся на продолжение дневных процедур, но все равно заснул быстро и спокойно. И проснулся быстро — от ощущения чьих-то ладоней на своем теле. Женских, ласковых… пришла все-таки! Кровати в лазарете хорошие, широкие и достаточно твердые, я сгреб пискнувшую девушку и, по возможности мягко, повалил на подушку. Темно, но чего я там не видел сегодня?! О, кажется, Светочка решила поиграть в недотрогу — отталкивает, выкручивается, но очень нерешительно, только заводит, хитрюга! Явно сопротивляется для вида, вроде руками отталкивает, но ни коготки в ход не пускает, ни коленками не пинается… хе, наоборот, ножками бока обхватила намертво! Да и целуется охотно и задорно, хотя играет в неумеху…
Тонкий вскрик и неожиданное… препятствие, меня буквально огорошили — кто… м-м-м… со мной, сейчас?! Это не Светик!!! Я попытался отстраниться, но девушка оплела меня конечностями и простонала:
— Дава-а-а-ай… ещё-ё-о-о… — что меня полностью устроило, и дальше уже я думать и не пытался, наслаждаясь и стараясь делиться взамен…
Девушка сбежала почти сразу, я на фоне открытой двери под тусклым ночным освещением коридора успел разглядеть только накинутый на голое тело халатик и закинутые за голову руки, даже лица не увидел… Жаль — простыня сохранила на себе явные доказательства…
1-е число 7-го месяца, санчасть, поздний вечер.
Утром персонал лазарета на меня поглядывал с совершенно нечитаемыми выражениями лиц — какие-то перемигивания за спиной, хихиканья, закатывания глаз горе или опускания долу, да и просто разглядывание моей личности… если бы хомячка в зоомагазине выбирали, так же бы рассматривали! «…Давайте этого купим, с белым пузиком!.. Нет, вот смотрите (могучая длань переворачивает бедного хомячка вверх лапками и головой вниз заодно, придавливая так, что животинка теми самыми лапками дергать начинает в судорогах предсмертных!) у этого задница лысая какая-то. Давайте брать вон того, рыжего, смотрите, какой толстый!..». Желания хомячков не волнуют вообще никого — ни покупателей, ни продавцов. Укусит ошалевший зверёк бесцеременного хватателя за хваталку — останется без ужина, нечего дармоеда кормить, купят — там и накормят…
Светик тоже на меня дулась, перебинтовала быстро и небрежно, да еще и отдирала присохший тампон грубо и безжалостно. Ладно, ей, в общем, простительно — простыню я хоть слегка и прополоскал, но… кровь отстирывается поганенько, да и, думаю, смысла в том никакого не было всё равно. Любой закрытый коллектив — одна маленькая деревенька, все знают обо всём, или хотя бы сильно подозревают! Самое забавное, что я, получается, самый неинформированный — знаю, что ночью «кто-то» была, но кто?! Нет, если бы я мог… тактильно… определять, самые стратегические зоны тела, то узнал бы легко — но кто мне даст всех молоденьких санитарочек и прочий персонал общупать?! Марат бы ещё мог по запаху узнать, наверное, дак то Марат…
Короче, до вечера я лежал в одиночестве. Луцак забрёл на пару минут, но был быстро изгнан бдительной, с какого-то перепугу, медсестрой, раньше вообще внимания на наши шатания по этажу не обращавшей — лишь бы мы вовремя процедуры проходили. Я попытался выйти в курилку — и был безжалостно обломан, причём даже не медсестрой! Лично заместитель начальника всея медицины ЦУП-а, майора Анатолия свет-Федоровича Бакрая, капитан Гусик Максим Палыч, запретили-с. Они же, заботливые-с, изволили меня на кашку перевести, взамен полноценного питания из нашей столовой — причем даже не потрудился причину объяснить, гад! Я же не с гастритом или диабетом мучаюсь, в конце-то концов — какая, к демонам, диета №2?! Но вот же — вписал, сволочь, в медкарту на весь период «…посттравматической реабилитации…», и даже втихаря в магазинчик сбегать не дают! За что?! Ему-то я когда любимый мозоль оттоптал, да так, что даже не заметил?! Не скажу, конечно, что я совсем уж голодаю, но и валяться в удовольствие сегодня как-то не получается. Ничего, еще пару-тройку суток, а потом меня в любом случае выпишут «на легкий труд», там уже появятся варианты…
Ареса я чувствую почти постоянно — котяра отъедается и отсыпается после нашего марафона. В лазарет ему хода нет — даже не потому, что пробраться не сможет, этот сможет куда угодно пролезть — а из соображений общей маскировки. Если уж Марат в саванне смог унюхать не такую уж крупную и крайне чистоплотную зверюгу, то в атмосфере больничных ароматов запах дикой кошки почувствуют и хронические гайморитники, не то что персонал. А ведь есть еще и следы, и время от времени все же линяющая шерсть — объяснить её наличие в не то чтобы совсем стерильном, но все же медицинском помещении будет достаточно сложно… Ничего, дотерплю, никаким Гусикам меня жидкой кашкой не сломить!
