С каждым словом напряжение в воздухе нарастало. Создавалось впечатление, что не только гладиаторы, но и великан эмоционально связан со зрителями. Каждое слово отражала арена, либо он вторил ей, но стоило сказать последнее слово 'вечность', пространство взорвалось овацией.
— Сейчас! Сейчас! — не выдержав, закричал кто-то рядом, но Лока едва его услышал.
В комнату вбежал работник арены с листом бумаги в одной руке и круглой тускло светящейся стекляшкой в другой. Остановившись рядом с Собираеном, он сверился со свитком, бросил взгляд на стекляшку и объявил:
— Мерзт, вторая пара — второй бой по общему расписанию. От пяти до десяти минут. Готовьтесь.
И тогда это началось. Спустя секунд двадцать, когда стадион вдруг замолчал, судорожно вздохнув, Лока усомнился: все ли в порядке с его чувствами? Но уже спустя мгновение, как будто по голове ударило: насколько резким получился переход от давящей на уши тишины к безудержному сумасшествию трибун, от которого с потолка сыпалась каменная крошка. Толпа замолкала еще несколько раз, потом раздался звук, с каким встречается в поле пара закованных в латы рыцарей — одного из гладиаторов бросило на решетку, через которую минуту назад он вышел на арену.
Лока отрешился от происходящего: на несколько часов он оказался предоставлен сам себе. Было время подумать, и вновь восхитился новой способностью принимать решения, к которым его никто не обязывает. Удивительное дело! Вот захочет он на улице прохожему голову оторвать или сто кошек хвостами друг с другом связать, кто его остановит? Хотя кошек, наверное, все же жалко, а вот в остальном... Как тут не броситься в крайность? Стоило поразмышлять над этим, только сначала... Локе вдруг стало стыдно. Когда он последний раз по-настоящему соединялся с миром? Он тут сожалеет о том, на что Сахайя только намекал, но было и то, о чем он говорил недвусмысленно. От этого уж точно отрешаться неправильно.
Лока собрался с мыслями и вдохнул. Мир, как оказалось, ждал его. После долго перерыва ощущения оказались неточными, слишком резкими, и мало к чему удавалось хорошенько присмотреться. Воздуха не хватало, да и чувствовал совсем не так, как бывало в Западном лесу. Мир готов был принять его таким, какой он есть и не задавать вопросов, а только отвечать на них. Лока заулыбался: по крайней мере в самом себе он рано или поздно сумеет разобраться...
— Тушкан! — кто-то тряс его за плечо.
Лока открыл глаза. Великан стоял перед ним. Кроме него, в комнате был только Собираен. Видимо, после боя их отводили в другое место. Стоило здоровяку убрать руку, Лока почувствовал на коже что-то странное. Посмотрел и увидел оставшийся там отпечаток — ожог в виде скрещенных меча и топора, заключенных в пятиугольник. Вот, значит, как: поставили, пока он был без сознания.
— Это не мое имя.
— У тебя больше нет имени, мальчик. Выбирай оружие, — он снял с Локи кандалы и указал рукой на ящик.
Лока поднялся на ноги.
— А если я не буду драться?
— Думаешь, никто не пробовал?
Лока отвернулся от него, посмотрел на мага. Напасть на них? И что это даст? Ни одну из его проблем это не решит, а делать что-то 'просто так', без цели и не просчитывая последствия он как-то не привык. Это была одна из тех особенностей, которая, он был уверен, останется с ним до самой смерти. Так что же делать?
— Выбирай оружие, — повторил великан.
В ящике лежали короткие мечи, копья, кривые сабли, гигантская булава, несколько топоров и еще многое из того, что Лока не смог бы поименовать. Ему вдруг вспомнилось, как тщательно он ухаживал за своим луком: чистил древко, проверял тетиву, правил баланс... Ни одному дрекови не пришло бы в голову сваливать оружие в кучу.
— Нет.
— Без оружия пойдешь?
Лока пожал плечами. В комнату вбежал взмыленный работник арены и, заглянув в свиток, сказал:
— Последний бой дня! Одна минута!
Наставник молча подошел к решетке и сдвинул ее в сторону.
— Если я откажусь выходить, меня заставят? — спросил Лока у Собираена.
— Разумеется.
— Я просто спросил, — немного рисуясь, Лока извиняюще поднял руки.
Он перешагнул через высокий порог, и в лицо ударили потоки ярко-желтого света. Сотни световых шаров разгоняли вечерний мрак подобно гигантской короне, парящей на недостижимой высоте. Успев сделать всего пять или шесть шагов, Лока наткнулся на первое тело. Видимо, чтобы не затягивать перерывы между боями или создать особую атмосферу, мертвецов оставляли в песке до конца соревнований. Вскоре Лока заметил еще одного — с отрубленной по колено ногой и судя по всему истекшего кровью, а когда глаза привыкли, он смог насчитать около десятка. Трибуны начинались на высоте метров четырех, где была оборудована позиция для работников арены. Каждый держал в руках по арбалету. Лока заметил пару магов в мантиях.
— Дамы и господа! — раздался вдруг голос, наверняка усиленный магией. Просто человек так бы орать не смог. — И вот, наконец, апогей этого вечера! Бой в турнире одиночников между Тушканом из гладиаторского дома господина Мерзта и победителем двух последних турниров, проведшим двадцать семь поединков, в двадцати трех из которых он убивал противников... Смертоносный.... из гладиаторского дома Октав... Тлирийский Палач... Нод!!
Арена, казалось, едва устояла от общего приветственного крика. Лока посмотрел вверх: он и представить не мог, что в одном месте может скопиться столько людей. К тому же, ни чем друг от друга не отличающихся. В его сознании все они выглядели родными братьями: только не внешне, а внутренне.
Нод вышел на поле с противоположной стороны круга. Высокий, широкоплечий, худой. В левой руке он держал тяжелый палаш с широким лезвием, в правой — прямой полуторный меч. И если большинство гладиаторов выходили в поле голыми по пояс, то у Нода почти все тело покрывали доспехи: не сплошные, зато движений не стесняющие. Сделав несколько шагов, он остановился. Медленно развел в стороны руки, поднял голову. Вот уж кто чувствовал себя здесь в своей стихии. Несколько секунд Нод не двигался, потом резко перевел взгляд на Локу и под оглушительный свист двинулся вперед.
Юноша смотрел на происходящее с сомнением. Выходя на бой безоружным, он не имел ни малейшего понятия, насколько он силен по сравнению с другими бойцами. Может его убьют тут же. Только задумавшись об этом, Лока понял, что не подвержен чувству страха.
Нод двигался изящно, быстро, рассчитывая каждое движение. Доспехи стесняли его, но самую малость. Заметив, что Лока никак не реагирует на его приближение, Нод чуть сбавил скорость, но уже спустя секунду, так ничего от Локи и не дождавшись, бросился вперед и ударил.
В последний момент Лока отпрыгнул в сторону. Нод развернулся и, чуть пригнувшись, кинулся к нему в резком выпаде. Лока ушел от удара. Трибуны восторженно ахнули. Нод хищно усмехнулся:
— Долго бегать не получится, щенок!
Лока уклонился от атак еще несколько раз, и произошло то, чего он не ожидал: зрители недовольно загудели. Видимо, им хотелось увидеть другое. Прошло еще минут пять, движения Нода потеряли прежнюю молниеносность, и происходящее окончательно перестало походить на бой. В отчаянии Нод попытался метнуть в него мечом, но не попал даже близко.
— Идиот! — прохрипел он Локе в какой-то момент. — Не будем драться, нас обоих прикончат!
Лока не ответил, но задумался. Действительно, на такой случай у них должно быть что-то предусмотрено...
— Дамы и господа! — раздался вдруг мощный голос. Тот же, что объявлял участников поединка. — Время, отведенное на бой, истекло, и впервые за последние шесть лет на Тлирийской арене ничья! Уже проведен жребий, и первым испытание на ловкость выпало проходить... Тушкану! И пусть испытание начнется!
Это было даже интересно. Испытание на ловкость... Их заставят по очереди на одной ножке скакать? Лока заозирался по сторонам, но особенных приготовлений не заметил. Вдруг, в окружающем поле реве, он заметил что-то постороннее. Резкий щелчок, и Лока понял, что должен упасть, что сразу же и сделал. Арбалетная стрелка взбила тучку песка в паре метров от него. Значит, арбалетчики тут не только для охраны. Спустя секунду раздался еще один выстрел, а сразу за ним — вскрик. Нод почти сумел уклониться, но болт все же разодрал ему кожу на локте. Затем выстрелили еще по разу. По Локе не попали, а вот Ноду стрелка засела глубоко в бедре.
Затем настал черед магии. От огненного шара Лока увернуться не успел, но Сахайя неплохо научил его бороться с враждебной средой, а вот Ноду повезло меньше. Заклинание порядком обожгло его и от следующего болта он увернуться не смог. Бой закончился. Трибуны приветствовали Локу. План, очевидно, не сработал. Такой бой им понравился не меньше. Так что же делать?
Дориан
— Поздравляю вас.
— Нас, Собираен, — поправил мага Дориан, — тебе премия за удачный турнир.
— Спасибо, господин Мерзт.
— Как там наш чемпион? — спросил Дориан.
— Отдыхает. Я наложил на цепи несколько заклятий, но насколько их хватит... — маг пожал плечами.
— Зелье помогало первую неделю, — напомнил Мерзт.
— Я думаю, дело было не столько в зелье, сколько в том, что с парнем происходило раньше. Раны, истощение, апатия... А теперь он полностью здоров.
— Удержать-то мы его сможем? — спросил Дориан самое главное. У него у самого был не малый опыт, но он всегда предпочитал сперва выслушать помощников.
За тысячи лет было разработано немало методов управления рабами вообще и гладиаторами в частности. Самый простой и действенный — частично напугать, частично убедить. В доме Мерзт этим занимался Цорк. Если ему не удалось, никто не сможет. Второй способ — договориться. Применяют к наиболее ценным кадрам. Особые условия проживания, положение не столько раба, сколько привилегированного работника, немного ограниченного в перемещениях. Ну или оборотная сторона этого же метода — шантаж. Но для этого нужно больше знать о человеке. К кому-нибудь одновременно очень сильному и глупому можно применить ментальное подчинение: тот же Собираен не без удовольствия взял бы процедуру на себя. Но человеку сильному духом такое не подойдет: либо без мозгов оставит, либо не подействует. Еще для управления рабами нередко использовали амулеты боли. Надевают такой на человека, и если он вдруг какой приказ выполнять отказывается, заклятия мучают его. Самых безнадежных, как правило, просто сдерживают — способ вроде бы действенный, но есть свои минусы. Прежде всего, не знаешь насколько сильные меры нужно изыскивать. К зелью можно привыкнуть, веревки перетереть, цепи разорвать, подавляющие заклятия разрушить. Случается это не так часто, но порою в гладиаторы умудряются попасть настолько неординарные личности... Умение заставить такого человека драться — настоящее искусство.
— До Сената, я думаю, довезем, — произнес Собираен. — Кое-что у меня есть. А там придется что-то придумывать. Знать бы о нем побольше. Но теперь, когда он в себя пришел, его просто так не обследуешь. И откуда он такой...
Дориан кивнул. Теперь он уже жалел, что не додумался основательно проследить за продавцами. Можно будет еще расспросить Лепку, но вряд ли это поможет. В первый раз он все очень подробно описал.
— Варвар, судя по всему, — произнес Мерзт, — дрекови или мелик. Но это неточно.
— Может быть, он из школы келото? — предложил Собираен. — Ребенком взяли на воспитание, а потом чем-то не понравился.
— Не знаю... Ладно, займемся этим в Сенате.
* * *
Дориан приказал, чтобы парня перевели в комнату на третьем этаже — попросторней и посветлей, но, разумеется, тоже хорошо защищенную. Ему принесли хорошей еды, переодели в новую одежду. Цепи, конечно, не сняли, но Мерзт распорядился, чтобы в еду больше ничего не подмешивали. Пусть поймет, что и в рабстве жить можно по-разному.
— Как самочувствие? — спросил он, войдя внутрь и прикрыв за собой дверь. Дориан знал, что за все время парень проронил не больше дюжины слов, так что на диалог он не слишком рассчитывал, скорее, прощупывал обстановку.
Парень сидел в кресле рядом с зарешеченным окном. Собираен оставил ему способность двигаться, и вместо того чтобы неотрывно смотреть в потолок, он мог наблюдать за пробегающими по улице экипажами, гуляющими людьми.
Впервые Дориан смог, как следует, его рассмотреть, и теперь парень показался даже меньше размером, чем когда Мерзт увидел его в первый раз лежащего в грязной повозке и уж, тем более чем когда он выходил на арену. Сам Дориан был его на две головы выше.
— Знаешь, распорядитель был очень недоволен тобой... ну и мной соответственно. Четыре ничьих подряд. Такого и не вспомнишь.
Парень повернул к нему голову.
— Распорядитель? Кто это?
— Второй человек в любом городе, где есть арена, — ответил Дориан, пододвигая к себе стул и присаживаясь. — Бывает даже, что у него больше власти, чем у губернатора.
— И он был недоволен? Чем?
— Ты что не слышал? Трибуны гудели. А распорядитель счастлив тогда, когда счастлив зритель.
— И что теперь будет? — спросил парень. Кажется, Дориану удалось завладеть его вниманием.
— В смысле?
— Распорядитель. Что он сделает, чтобы избежать подобного впоследствии?
Дориан нахмурился. Вообще-то, расспрашивать он должен был... Да и вопрос какой-то странный.
— Думаю, что ничего. Ничьи редкая штука.
— Ясно... Ну а если зрители каждый раз будут недовольны?
— Губернатор назначит нового распорядителя.
— А если это не поможет?
Дориан хотел ответить, что это невозможно, что система живет и работает не одну тысячу лет, а потом задумался. Что тогда будет? Если почти половина жителей города — те, кто попадает на арену, плюс интересующиеся боями, но не имеющие денег на билет — вдруг расстроится, перестанет ходить на бои, останется наедине со своими мыслями. Что тогда будет? Бунт?
Мерзт не стал отвечать. Бросил взгляд на парня, но тот уже отвернулся, может быть, даже забыл, о чем спрашивал. Дориан потряс головой. Он не для этого сюда пришел.
— Я предлагаю тебе сотрудничество, — сказал Мерзт.
— Я же раб, — парень как-то странно, с сомнением на него посмотрел.
— Сейчас, да, — согласился Дориан. — Но от этого легко избавиться. Твое рабство может превратиться в формальность. Лучшая еда, жилище, все, что только сможешь придумать. Дерись по-настоящему, и не будешь знать проблем. Тебе ведь нравится драться, так? Не отвечай, я знаю, что да. Иначе бы ты просто не умел. Может быть, ты не любишь убивать, но... какая разница? Прикончат его из арбалетов, или ты сам проткнешь. Просто подумай: какие шансы тебя ждут. Тлирийская арена по сравнению с Сенатской — загончик для петушиных боев, а с Арианской и вовсе конура собачья. Тебя людей будет больше знать, чем Аанского императора. А, кроме того... — Дориан задумался на секунду, — такое не всем предлагают, но можно подписать особый договор, скажем, на десять лет о том, что по истечении этого срока ты перестаешь быть рабом, плюс тебе выплачивается определенная, очень немаленькая, сумма. В гражданском департаменте его заверят. И через десять лет ты будешь богат, знаменит и свободен. Как тебе? Все, что нужно — драться и не пытаться сбежать.
