Впрочем, женщину эти неудобства явно не волнуют. Она выглядит измученной, испуганной, измождённой. Больной. Одета в какое-то убогое платьице, лежит на боку, скрючившись, одна из ладоней сжимает грязную ткань простыни. Смотрит на папу, испуганно. Молчит. И вообще, эта [Женщина с тяжёлой родильной горячкой, 31 год] какая-то неприятная. И немолодая, даже почти что старая.
— Ну что, будешь лечить? — с некоторой иронией спрашивает папа. — Или пойдём?
Чувствую, как Бея сжимает мою ладонь, и, приободрённая поддержкой, заявляю:
— Буду!
{Попытка обнять саидар, навык 12, бросок 3d6: 10. Успех.}
Единая Сила приходит тяжело. Единая Сила приходит неохотно. Но, сжав зубы, я всё же впускаю её в себя. Тело наполняет привычное, но нисколечко не приевшееся удовольствие... хотя от обострённых чувств я бы сейчас с удовольствием отказалась!
Подхожу к больной, беру за руку. Какая она горячая! Неестественно, тревожно горячая. А вблизи глаза выглядят ещё хуже, чем издали. Какие-то... абсолютно безнадёжные и отчаявшиеся. И очень, очень больные.
Так, нет, ладони тут недостаточно. Взбираюсь на лежанку, сажусь рядом, прикасаюсь к плечу и задней части шеи. Так-то лучше, хотя жар тут, кажется, ещё сильней.
Теперь — плетение. То же самое, привычное, жутко-сложное. Свить Воздух, и Воду, и Дух... о, как у неё в теле всё плохо-то! Ещё хуже, чем у тритона, хотя и у Киваила было бы хуже, если бы он ко мне через пару дней попал. А сейчас у женщины в крови куча отравы, а между ног вообще какой-то ужас творится, не знаю, как назвать, и я должна всё это поправить, одним рывком, иначе эта женщина умрёт, совсем умрёт, как моя мама умрёт!
Сплести потоки. Сплести потоки. Сплести...
{Лечение тяжёлого послеродового сепсиса. Соревнование между Исцелением Рейены (15 — 3 (выравнивание) = 12) и тяжестью сепсиса (12 — 3 (выравнивание) = 9). Броски 3d6: 10/14. Успех.}
Потоки сплетаются тяжело, потоки сплетаются плохо, и даже в чём-то неправильно, а потом болезнь уступает, быстро, одним рывком отступает и исчезает, побеждённая плетением Единой Силы!
Женщина резко и потрясённо ахает. Папа напрягается и изумлённо спрашивает:
— Рея, получилось? Неужели получилось?!
— Ага, — важно киваю я, а потом начинаю частить, торопясь поделиться данными силой советами, — теперь вам надо плотно поесть, и боли ещё пару дней могут сохраняться, но пройдут, а ещё вам лучше больше не рожать, а если решитесь, то перерыв не менее двух-трёх лет, и... — там ещё какой-то совет, но у меня не получается его сформулировать, поэтому закругляюсь, — и вот.
— Мледи, — потрясённо шепчет женщина и неловко садится на лежанке. — Млорд...
Странно. Теперь она таращится на папу ещё испуганней, чем раньше. Да нет, это даже не испуг, это самый настоящий ужас!
— Хм, — папа молчит и смотрит сверху вниз на сидящую женщину. Как-то неуютно смотрит. — А, всё равно Нира скоро проболтается, — запускает руку в поясной кошель и достаёт монеты. — Везти обратно в Гавань не стоит, устраивайся сама, — папа один за другим отщёлкивает пять золотых драконов, и они падают прямо на подол.
— Млорд, спасибо, млорд! — частит женщина, крепко-крепко зажав деньги в кулаке.
— И если ты хоть кому-нибудь проболтаешься, — папа говорит спокойно, даже с какой-то ленцой в голосе, но женщина зажмуривается, отчаянно мотает головой и продолжает ещё быстрее.
— Млорд, никогда-никогда-нкогда-нкогда млорд!
— Брысь, — обрывает её папа, и женщина, замолчав и вскочив на ноги, быстро и неуклюже выходит из хибары. Неужели папа действительно так сильно других пугает, а?
Едва за женщиной закрылась дверь, папа тут же преобразился. Подхватил Бею, сел на лежанку, меня тоже сграбастал и обнял обеих, крепко-крепко.
— Девочки мои... Рея, ты понимаешь, что ты сейчас сделала? Ты понимаешь, на что ты теперь способна? — нет, мне только кажется. Папа не может плакать, это же папа! — Лейена умерла при родах. Алисса, моя мать, умерла после родов. Эйемма, первая жена Визериса, умерла при родах, как и её мать, Дейелла! Рея, ты понимаешь, что ты теперь можешь делать? Это же не просто магия, это самое настоящее чудо!
Папа не может плакать. Я могу. И плачу.
Ну почему, почему, почему я получила силу тогда, когда уже не могла спасти свою маму? Почему?!
Но... но теперь, когда я владею Исцелением, я сделаю всё, всё возможное, чтобы ни один мой родич не умер раньше срока!
{Выберите, какую интерлюдию вы желаете прочитать следующей:}
[ ] "Кошмарный сон" (Эйемонд)
[ ] "Ночные кошмары" (Рейенира)
[*] И то и другое, и можно без хлеба! Бросок 1d2, 1 — обе интерлюдии, 2 — ни одной.
Интерлюдия 5. Кошмарный сон
Эйемонд Таргариен
В ином месте, в иное время
Опасно.
— Склонись передо мной.
Слушать — опасно.
Иссушающе-серое небо дышало жаром. Воздух был наполнен пылью и пеплом, мелким, горьким. И под ногами он же. Пепел. Эйемонд бежал по чадящему бездорожью, не разбирая направлений. Бежать — опасно. Но не так опасно, как всё остальное.
— В конце концов вы все склонитесь передо мной.
Низкие, но крутые холмы. Острые скалы. Гарь, которая не даёт толком вздохнуть. И жар. Везде и всюду. Льющийся со злых небес. Таящийся под жестокой почвой. Эйемонду казалось, что он сам пропитывается этим жаром, захлёбывается в нём, плавится, воспламеняется. Жар — опасно.
Эйемонд бежал.
Где-то там, наверху, чёрно-серые тучи ещё раз вспучились и сложились в образ смуглого темноволосого мужчины с пылающе-зелёными глазами. Эйемонд не поднимал головы. Он уже успел изучить его во всех подробностях. Ещё тогда, когда он ничего не знал. Смотреть — опасно.
— Ты или склонишься передо мной, или умрёшь.
Земля продолжала дрожать, и дрожь усиливалась. Эйемонд продолжал петлять по ложбинам, полностью потеряв чувство направления — он уже пробегал мимо этой скалы, нет? Или вообще всё время бежит кругами? — но это было неважно. Главное — оторваться от того, что преследует его по пятам. Нельзя подниматься на вершины холмов. Вершины — опасно. С вершины он может увидеть Червя, и Червь увидит его.
Червь — это очень, очень опасно.
Дрожь усиливалась, и Эйемонд продолжал бежать.
— Ты умрёшь, как и все остальные.
У Эйемонда перед глазами вновь встали обугленные кости мамы, шевелящиеся наросты на трупах Эгга и Хелы... нет. Вспоминать — опасно.
Эйемонд бежал.
Эйемонд бежал, пока одна из лощин не вывела его к почерневшим развалинам. Тут он точно ещё не был. Возможно, несмотря на дрожь за спиной, ему удастся...
Из-за стены вылез белёсый ком плоти размером в два эйемондовых роста. У него было очень, очень, очень много рук. Рук и пастей.
— А когда ты умрёшь, ты тоже склонишься передо мной.
Эйемонд бежал. Пытался бежать — оказывается, это отлично умело метать червяков. Длинных белёсых червяков с цепкими ладошками и человеческими лицами.
— Склонись передо мной и обрети вечную власть над миром, или умри, и всё равно склонись передо мной!
Один из червяков приземлился прямо на правое плечо. Эйемонд сграбастал его левой рукой и отбросил, попытался отбросить — тварь сделала выпад и впилась ему в правую ладонь, Эйемонд изо всех сил сжал кулак,
Двадцать четвёртый день пятого месяца 120 года от З.Э.
стремясь раздавить голову твари, и проснулся.
Опять. Опять. Второй раз уже...
Правый кулак был стиснут так крепко, что не разжать. Тело била крупная дрожь, кожу покрывал липкий горячий пот. Опять, и второй раз ещё хуже, чем первый. Что это вообще было-то? Валирия? Вот это — Валирия?!
Дейерон!
Мысль обожгла подобно приземлившемуся на кожу червяку. Если всё было так плохо, то каково пришлось младшему?!
Эйемонд стремглав выскочил из комнаты, к счастью, спальня Дея в соседнем помещении. Братишка не спал, он сидел на кровати, прислонившись спиной к изголовью и обхватив руками колени.
— Дей, у тебя тоже?!
— Да, — тусклым голосом ответил он, — но меня Тесс вывела. Показала дорогу и вывела. Я к тебе сходил, но разбудить не смог. Извини.
— Ооох, — Эйемонд приземлился на кровать рядом с братом и приобнял его. — Ничего страшного. Ничего.
А ещё Эйемонд в который раз подумал, что ему нужна Вхагар. Нет, не из-за сегодняшнего. Просто нужна. Как воздух.
Дейерон посмотрел на брата. Глаза у него были... зашуганными. Воспалёнными
— Мы скажем кому-нибудь? Или только им?
Эйемонд мысленно фыркнул. Кому говорить-то? Маме? Так она не поверит. Или, того хуже, поверит, и тогда будет полным-полно бессмысленных криков, шума и суеты. Эггу и Хелайене? Им-то как раз можно, они, по крайней мере, приободрят и поддержат. Но вдруг им тоже начнут сниться эти сны? Первого-то у Эгга не было, у Хелы, кажется, тоже (по крайней мере, Эйемонд очень на это надеялся). Отцу? Точно не поверит, да и после того случая, когда Змей с малявками практически отдали ему Вхагар... нет, точно не отцу. Великому мейстеру Меллосу? Пфф!
К счастью, Эйемонд знал, к кому обращаться в таких ситуациях.
— Только им.
Приняв решение, Эйемонд всё же смог разжать сведённый кулак. На ладони виднелся полузаживший ожог в форме мелких человеческих зубов.
Интерлюдия 6. Ночные кошмары
Рейенира Таргариен
Двадцать пятый день пятого месяца 120 года от З.Э.
Отпустив горничных, Рейенира плюхнулась на кровать.
Очередная ночь, которую она проведёт в одиночестве. Чёртовы глубинники! Нет, сначала они даже помогли (невольно), на них очень кстати удалось свалить вину за ту комбинацию. Но вот потом...
Рейенис зверствовала. Разумом Рейенира могла понять свекровь — кто угодно возжаждал бы крови за смерть сына (хотя, с точки зрения Рейениры, Лейенор этого совершенно не заслуживал). Но Семеро, как же не вовремя! Дейемон просто не мог отказаться участвовать в войне (особенно сейчас, когда у глубинников появился этот проклятый кракен). А свадьба во время войны... негласная свадьба во время войны... Рейенира невольно поёжилась, представив, как на это прореагирует её отец. Нет, ему всё равно это не понравится (мягко говоря), нет, его всё равно поставят перед фактом, но осложнений хотелось бы поменьше.
А ещё у Рейениры начались задержки лунных очищений. Сперва она от этого отмахивалась, потом отмахиваться уже не получалось. Нет, она была рада родить Дею сына, но теперь со свадьбой приходилось спешить, и роды так её портили... Джоффри дался ей особенно тяжело. Может быть, Рейена сможет их как-то... облегчить? Племянница со своими чудесами не переставала поражать. Интересно, чей это дар, и чем в итоге придётся заплатить? После того открытия Рейенира временами замечала взгляд неестественно умных глаз на детском лице, и по коже невольно пробегал морозец.
Ничего. Рейена — добрая девочка. И Дей прав: раз уж твоего дракона подхватил ураган, единственное, что остаётся — это лететь как можно дольше и дальше. Дадут Семеро, и она сама со временем обретёт магию. Хотя вряд ли стоит молиться Семерым в таком деле...
Но Дей... То, как он убил беднягу Харвина... Нет, чувства прошли. Чувства прошли, но что-то осталось. И теперь это "что-то" болело каждую ночь, когда Рейенира оставалась наедине с сама собой. Отчасти и потому, что она согласилась принять объяснение Дейемона: дескать, Харвин видел магию девочек, он мог разболтать, и вообще... Чушь! Рейенира понимала, что Дейемон сделал это из ревности, для того, чтобы поблизости неизбывным укором не маячил её бывший любимый, понимала, но Дей так хорошо умел уговаривать... Дей... Поскорее бы покончить со всей этой свааа...
Рейенира спала.
Двадцать шестой день пятого месяца 120 года от З.Э.
И видела сны.
И понимала, что это сны.
И не могла перестать их видеть.
Рейенира видела, как её полубрат Эйемонд толкает Джоффри, её любимого маленького Джоффри в драконий навоз, а сам забирается на Вхагар. Как приземлившись, Эйемонд колотит её мальчишек, насмехается над ними, но из всех его речей она могла уловить только одно слово: "Стронги! Стронги!"
Рейенира видела шторм над Штормовым Пределом, и повзрослевшего Люцериса на повзрослевшем Арраксе, и как он отчаянно пытается улететь прочь и проигрывает неистовому ветру, и как его догоняет повзрослевший и почему-то одноглазый Эйемонд на колоссальной Вхагар, и она кричала, и как она кричала! Но она ничего не могла сделать, только смотреть, смотреть до конца за неравной схваткой двух исполинских ящеров, не в силах помочь, защитить, спасти своего сына.
Рейенира видела, как Рейенис на Мелейс сражается с... кто это, Эйегон на Солнечном Огне? Рейенис сражалась и побеждала, пока с земли не поднялась колоссальная туша Вхагар, и Рейенис не побежала, она никогда не бежала, она продолжила бой, который невозможно было выиграть.
Рейенира видела, как Эйемонд жжёт деревни и замки, день за днём, методично и неуклонно, уничтожая её подданных, подданных, которых она должна защищать.
Рейенира видела далёкий Харренхолл, и пляску Вхагар и Караксеса над Божьим Оком, и прыжок Дейемона, и его удар Тёмной Сестрой, и она кричала, страшно, отчаянно кричала, когда оба дракона разбили водную гладь.
Потом было много видений, сбивчивых, сумбурных видений: Вермакс скрывается под толщей вод, Джоффри, её последний сын Джоффри падает с Сиракс, люди идут в пламя, горят и рвут драконов на части, и она сама, сама Рейенира, во дворе Драконьего Камня, прямо перед пастью искалеченного Солнечного Огня.
Потом было много видений, но первые врезались в её память намертво. Вызванные ими ярость и боль впечатывались в её естество. Так, значит, вот так всё было бы? Значит, вот так всё будет, если она ничего не предпримет, да?
Проснувшись, Рейенира долго глядела в потолок, а видения горели перед её глазами, даже не думая угасать.
Когда-то давно Дейенис Сновидица увидела гибель Валирии. Таргариены распродали всё и бежали на запад. Тогда над ними смеялись все. Долго. Двенадцать лет. Пока было, кому смеяться.
Потом у некоторых из её рода случались драконьи сны, но — такие ясные, чёткие, понятные? Неужели обучение магии что-то пробудило в ней, и она получила толику сил Сновидицы?
Рейенира не знала. Может, так, а может, иначе. Но она не собиралась отказываться от этого дара. Дара... богов?
Но одну вещь Рейенира поняла чётко: вся та цепь катастроф, ужасов и потерь, та цепь, что как на аркане приведёт её к пасти Солнечного Огня, начнётся с одного-единственного события.
С Эйемонда, оседлавшего Вхагар.
И теперь, чтобы выжила она, чтобы выжили её дети, родные и близкие — она должна предотвратить это.
Иначе — конец.
45. Находки
Двадцать восьмой день пятого месяца 120 года от З.Э.
