Джордж разворачивается к включённому монитору, где отображаются съёмки скрытых видеокамер, и взгляд невольно выхватывает фигуру, медленно идущую в сторону душевых. Увидев этот живой труп, он непроизвольно издаёт звук, больше похожий на рычание. А как иначе? Помяни чёрта и он объявится — так и этот ублюдок, имя которого он не запомнил, плетется, держась за стены.
— Чёёёрт! — Джордж шокирован. Он помнит, что вампир уже поправился ко времени их встречи, а сейчас он очень похудел, истаял. Сейчас он являет собой образец готовых покинуть бренный свет, поднятых злобным некромантом, мощей. А как же Рич? Он зря, выходит, вытаскивал с того света неблагодарного папашу? Джордж злится, и впервые в жизни включает камеру в той душевой, куда заходит это существо.
Вампир так медленно снимает свои тряпки, как будто он играет роль на съёмках эротического фильма. Но худоба тела, открывшегося взгляду, отталкивает. Вампир снимает заколку со своих волос — и чёрным водопадом они скрывают тело, как шёлковым плащом. Пройдя под душ, он долго стоит под бегущей тёплой водой, словно раздумывая, что дальше делать. Джордж уже не может отвести от него взгляд — и жалко, и поколотить придурка хочется. Как можно было довести себя до столь ужасающего состояния? Ему жизнь, что ли, не нужна? Внезапно лицо вампира меняется. Оно сначала содрогается, как в судороге, от боли, а сквозь неё проглядывает... похоть! Нет, не желание, а зверское неконтролируемое чувство, такое сильное, как сход лавины или волна цунами. Захватывающее, пленяющее и причиняющее муку. Джордж вскакивает: он не может спокойно наблюдать за этим природным магнетизмом. И уже плевать, как выглядит сейчас измученный вампир. Он быстро выходит в коридор и направляется к душевым кабинкам, обуреваемый коктейлем чувств: злостью, возбуждением, стремлением помочь и убить урода. Хотя, пожалуй, всё-таки красавца, хоть и значительно потрёпанного жизнью.
* * *
Хлопает дверь, распахнутая в нетерпении. Сброшены вещи, почти на ходу. Джордж врывается в кабинку, слыша высокий стон вампира, бьющий по нервам. Он видит изломанное в порыве желания тело, взгляд, затягивающий, как омут, манящий, умоляющий и разрешающий. Безумие захватывает Джорджа, когда он улавливает волны страсти, стремление отдаваться, вызывающие жажду обладания. Немедленно, не рассуждая, подчиняя, подавляя волю. Вампир опирается на стенку душевой, обернувшись к нему лицом. Он всем телом подаётся навстречу Джорджу — уговаривая, завлекая. Открытый, желанный, чувственный. Хочется впиться ему в шею зубами и так и держать: чтобы не рыпнулся, не соскользнул, не удрал. Джордж сдерживает свой внезапный порыв и, подойдя, обхватывает руками пойманную добычу, не обращая внимания на льющиеся струи теплой воды. Вампир дрожит от напряжения, предвкушения или от страсти, только распаляя и так заведённого охотника. Поставить метку, заклеймить, сделать только своим. Жажда обладания сильнее разума. Сколько прошло времени с тех пор, когда Джордж был не один. Он не помнит. Забыл, похоронив прошлое, в желании мести. Он яростно целует своего неожиданного любовника, терзая тонкую кожу. Зверь, проснувшийся от долгого воздержания, из-за умоляющего взгляда, просящего тела. Отбросить тяжелое покрывало волос, провести руками по выступающим рёбрам, найти затвердевшие комочки сосков, спуститься вниз по мокрой коже вместе с потоком воды, найти изнывающую в нетерпении плоть, заставить голос сорваться низким бархатным звуком, от которого начисто выносит из реальности. Добыча уже готова, и Джордж врывается в это горячее тело. Он задыхается от нахлынувших ощущений, а вампир выгибается в его руках, мечется в объятиях, пока не запрокидывает голову на его плечо, обдав новым потоком воды со своих волос. Они застывают, словно привыкая друг к другу, как будто проверяя, нет ли ошибки в их выборе. Идеальный хищник и идеальная жертва сплетаются в жарком танце страсти. Плеск воды, стон нетерпения, горячее, узкое тело и сводящая с ума огненная страсть.
Джордж приходит в себя сидящим в душевой, держащим вампира так крепко, словно боясь, что он незаметно уйдёт. Доверчиво прижавшееся тело в вихре тёплой воды, смывающей следы безумного секса. Тихое, измученное 'спасибо', срывающееся с губ невольного пленника окончательно протрезвляет. Джордж в шоке. Он никогда ещё так не терял над собой контроль. Что он испытывает к сидящему с ним существу? Ненависть? Желание? Нет, пожалуй, стыд и усталость. Как он мог так поступить, не зная даже его имени?..
Он аккуратно помогает встать измотанному вампиру, поднимается и сам. Выключает душ и, видя, что его любовник совсем не держится на ногах, подхватывает его на руки и выходит в раздевалку. Надев свои вещи, одевает и его, а потом несёт его в госпиталь. Лёгкий как пушинка истощённый вампир постепенно кажется тяжёлым. Джордж справляется со сбитым дыханием и слабеющими от ноши руками. Он добирается до кровати вампира и аккуратно укладывает его, прикрыв одеялом. 'Извини', — шепчет он, понимая, что это уже не поможет стереть из их памяти бурную страсть, от которой сейчас не осталось и следа. Вампир уже спит, не выдержав напряжения, и Джордж не задумываясь, поддавшись внезапному порыву, нежно целует его в висок и собирается выходить. Неожиданно он натыкается на сочувственный взгляд Леда.
— Я должен тебя предупредить кое о чём, но нам лучше выйти отсюда, — тихо произносит племянник.
— Пошли, — соглашается Джордж. Они молчат всю дорогу, и только зайдя в кабинет, Лед нарушает неловкую тишину.
— Джордж, постарайся не влюбиться в этого парня. Иначе он разобьет тебе сердце.
— С чего ты решил, что можешь давать мне такие советы?
— Он не жилец. Сикхт очень долго его ломал. Говорят, вначале болью, — он выдержал. Тогда извращёнными ласками и своей кровью. Я думаю не нужно тебе объяснять, что значит зависимый вампир. Ричард единственный, кто так долго держался без новой порции, но это исключение из общего правила. Этому вампиру осталось слишком мало, постарайся держать свои чувства в узде, иначе потеряешь ещё одно дорогое тебе существо. И это может произойти уже очень скоро.
Джордж застывает от услышанного, ему становится больно. И возникает странное ощущение, что предупреждение пришло слишком поздно. Уже ничего нельзя изменить...
Лед уходит, стараясь не потревожить погрузившегося в отчаяние Джорджа, но уже у самой двери он произносит:
— Только не вини себя в произошедшем, ты действительно ему помог. У него просто нет другого выхода.
* * *
Вампир уже давно скрылся за дверью, а Джордж не может отойти от нахлынувших на него воспоминаний. Он всегда умел сдерживать свои гормоны, но то, что произошло в душевой, не поддаётся разумному объяснению. Он сорвался. Как дикий зверь... без мыслей, без чувств, поддавшийся только своему желанию. Как могло такое произойти? Почему понимание этого только сейчас резануло с особенной ясностью?
Джордж раньше слышал о природном магнетизме вампиров, но никогда не приходилось сталкиваться со столь сильным его проявлением. С одной стороны, злость на этого нерадивого папашу и в тоже время его привлекательность вполне могли сработать, как катализатор притяжения. С другой стороны, ни один вампир из этого мира не обладает подобной мощью, но и по ту сторону щита, пожалуй, только лордам такое доступно. Выходит, этот заморенный пленом красавец из благородных. Тогда получается, он попал в плен ещё во время войны, а это было довольно давно. Странно, что он до сих пор жив. Скорее всего, Сикхту понравилось ломать непокорного и сильного духом вампира, именно поэтому он и давал своему узнику кровь. Джорджу теперь очень хочется узнать всё о семье Ричарда и, особенно, о его отце.
Резкий звонок телефона застаёт его врасплох. Он подходит к телефону и, посмотрев на высветившийся номер, отвечает:
— Шейн, я тебя слушаю.
— Джордж, срочно приезжай ко мне в отдел расследования, желательно один. У меня есть для тебя неприятные новости.
— Вы нашли Ричарда?! — голос почти срывается на крик.
— Нет, ещё нет. Информация по делу Сикхта. Без разглашения...
— Хорошо, сейчас выезжаю.
* * *
Оштен, клуб 'Арена'. Алекс. Ранее.
В небольшой комнате на диване, стоящем возле окна, сидит задумчивый Алекс. За прошедшие несколько месяцев он сильно изменился: осунулся, под глазами появились тёмные круги, даже взгляд потерял живость. Создаётся ощущение, что это тело владелец уже покинул, оставив его наблюдать за происходящим, а сам отправился в неведомые дали.
Ему всегда казалось, что в жизни легко найти свой путь. Несмотря на гибель родителей, у него был любящий дядя, спасший от смерти. Пусть иногда он казался жестоким и несправедливым, но он всё делал для своего племянника. Даже наказания — и те, казалось, были направлены на усиление духа, подобно закалке стали. Алекс безмерно доверял Сикхту, считая его надёжным и сильным. Всё было ясно — в мире есть много врагов, но самые подлые, хитрые и мерзкие — это вампиры. Орден всегда стоял на защите интересов и жизней людей и охотников от этих кровожадных тварей. Алекс убивал их без сожаления, не задумываясь ни на минуту, но вот измываться над попавшими в плен вампирами он не хотел. Он выполнял приказы Сикхта, требующие причинять боль, терзать плоть, растаптывать их гордость... но делал это отрешаясь от происходящего, стараясь не думать, не чувствовать происходящего. Закончив свою работу, он уходил, словно зомби, из помещения, пропитавшегося кровью и чужими страданиями. Он приходил в себя только на улице: глотнув свежего воздуха, попав под дождь или ветер. Он уговаривал себя, что это было не с ним. Просто ужасный сон. Врага можно и нужно убить в бою, но не так, пользуясь его беспомощностью. Алекс взволнован, эти мысли его нервируют. Он никогда не мог понять наслаждения в грубом изнасиловании, полной власти, вызывании панического страха у жертвы или унижении. Сикхт страшно злился, видя такое отношение к ломке пленников. Ему хотелось добиться у Алекса, терзающего жертву под его присмотром, проявления наслаждения, превосходства, желания унижать. Дядю бесило видимое безразличие и автоматическое подчинение племянника.
Он только сейчас понимает, что Сикхт уготовил для Ричарда. Ошейник не зря вызывал у него недоверие. Мелкий правильно сделал, что сбежал, ведь стоило только примерить эту мерзкую вещь — и вампирёныш попал бы в вечное рабство, контролируемое именно дядей, без единого шанса на освобождение. От этой мысли тело Алекса напрягается из-за мышечного спазма, и он непроизвольно стискивает кулаки.
Ему страшно представить себе, что мог бы сделать Сикхт с Ричардом. Абсолютное подчинение... Алекс никогда о таком эффекте не слышал. Ему бы просто в голову не пришло, что юный вампир находится под контролем. Его бросает в жар от представления Ричарда в пыточной и ледяного, вымораживающего душу голоса Сикхта, приказывающего причинить боль. Алекс не смог бы отрешиться от своих действий, и он не знает, какие бы чувства ему пришлось испытать. Чтобы им пришлось пережить в такой ситуации? Ему сложно сказать, как дядя мог бы манипулировать ими обоими. Алекс рад, что этого не произошло.
Благодаря снятым кольцам он смог убедиться, что его чувства не вызваны магией. Ему действительно дорог мелкий бесёнок. Но теперь отсутствие связи с Ричардом Алекса угнетает. Раньше он мог найти его по усиливающейся волне ощущений. После побега он смог лишь понимать, что с вампирёнышем всё в порядке, но определить место пребывания у него не получалось, как бы он не старался. Примерно через два месяца на него неожиданно обрушилась острая боль, тошнота, и он больше ничего не чувствует. Ни-че-го! Связь прервалась...
Судьба заготовила ему новый удар: именно в этот день выяснилось предназначение 'подаренного' дядей ошейника. Сбылся страшный кошмар, преследовавший его во снах. Сикхт, которому он всегда доверял, считая родным, оказался убийцей его семьи. Алекс не помнит, что было потом, когда он узнал эту весть. С тех пор он не чувствует себя живым, здесь его держит лишь долг перед тем, кому он сам изломал жизнь. Мелкий зависит от его крови — вдруг его смогут ещё найти. Если в течение года о нём не будет известий, то больше не будет смысла его искать, — тогда Алекс убьет Сикхта, пусть и ценой своей жизни. Она всё равно теряет свой смысл... без Ричарда.
Глава 20
Предместье Оштена. Ричард. Два месяца спустя...
Каждый вечер меня шатает от усталости. Я не помню, как оказываюсь в кровати. Но утром, выпив эликсиры, восстанавливающие магию и силы, мне кажется, что я способен свернуть горы. Ирония судьбы — сбегая от рабства, угодить сюда. Совсем как в детской сказке: круглый шарик хлеба ушёл из дома и пришёл... к лисе.
Но если хорошо подумать, то кроме ошейника и запрета покидать значительную территорию поместья и связываться с кем-либо из знакомых или друзей, тут вполне терпимо. Своя лаборатория и комната, обширная библиотека, а главное — работа, заставляющая забыть все неприятности. Я лечу гладиаторов, участвующих в боях без правил. Для этого мне пришлось научиться следить за зелёным драконом — рисунком на моём плече, определяя уровень потери магии. Главное, не стать беспомощным и жалким, растеряв свою жизненную энергию, ведь Алекса рядом нет. Наверное, меня уже никто не ищет, но это и к лучшему, пусть считают, что я погиб.
Алексу теперь не о чем беспокоиться. Он свободен. Жаль, что ни девочкам, ни Джорджу, ни Эрни я не могу сообщить, что со мной всё хорошо. Мне стыдно, что я выключил телефон перед своим побегом, так и не ответив на звонок друга. Отсюда не вырваться, да я и не стараюсь. Не вижу в этом смысла. Мне хотелось надёжно спрятаться, и я это сделал. Здесь искать не будут, да и дело нашлось по душе. Меня всегда привлекало лечить обречённых на смерть существ — этим я и занимаюсь.
Но иногда, когда приносят искалеченного на арене воина, мне становится не по себе при виде тела с порванными связками и поломанными костями. На это так страшно смотреть. Всё нужно заново срастить и восстановить регенерацию, очистив раны от состава, препятствующего этому. Только после оказания магической помощи пострадавшему, ему предоставляется донор — охотник, попавший в нелегальное рабство. Их здесь довольно много. Они сильно выделяются среди остальных своей внешностью, безжизненным взглядом и автоматизмом движений. Несмотря на отсутствие ошейников и других рабских атрибутов, они не пытаются сбежать или сопротивляться, только умоляют не трогать, когда к ним подходят для взятия крови. Я никогда не думал, что в этом мире могут сделать настолько бесправными существ своей же расы. Их содержат в специальных загонах, как скот. У них нет ни имён, ни кличек, лишь номера в виде татуировки на правом плече. Меня передёргивает от этого. Разве можно так поступать со своими?
Выбранных жертв, как объяснил мне один из охранников, по разрешению владельцев своим укусом зомбируют вампиры. Но молодые вампиры не могут оказать значительного влияния на охотника, сами попадая от них в зависимость. Такой же эффект возникает у взрослых, находящихся под действием рабского ошейника или браслетов. Я вспоминаю, как Алекс в первую нашу встречу напоил меня своей кровью. Мне интересно, а знал ли он об этом обратном эффекте? Или просто рисковал, не зная, что может нарваться и на взрослого мага? Хотя ему никто, кроме меня, не помог бы. Лорд Родригес тогда сказал, что если бы не моя самодеятельность, то под его присмотром я, выпив кровь, перенёс бы всё намного лучше. Значит, Алекс стал бы марионеткой, пищей, скотом? Я вздрагиваю от такой перспективы. Мне претит видеть безжизненный взгляд пустых и покорных зелёных глаз.
