Черная жижа, сыто чавкнув, сомкнулась над нами и тело обожгло холодом. Я попыталась дотянуться до мага, но тут наши сны разошлись. Я проснулась, резко сев на лавке. Надо мной обеспокоенно навис Румпель, серые глаза пристально вглядывались в мою физиономию.
— Великий Первопредок, — облегченно выдохнул он, сообразив, что все в порядке, — ну ты и визжала!
Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи
Меня еще трясло, но вместо мерзкой жижи под Пёсьим мостом под ногами уже скрипел музейный паркет. Я очнулся от алхимического зелья. То ли закончилось его действие, то ли вода во сне сыграла роль катализатора. Приподнявшись, я провёл ладонью по лицу. Мокрое! Да и костюм весь хоть выжимай. Всё взаправду, надо запомнить это навсегда, чтобы больше никогда не соваться в сновидения живописцев, и не позволять рисовать на себе всякие узоры, пусть и для лечения.
В центре галереи друг перед другом застыли аланин кошмар и смешливица. Твари из снов пока только примерялись, но я уже чувствовал мощную магию, расходящуюся от них по всему залу, словно круги на воде. Даже отголоски этой энергии заставляли стиснуть зубы. Волосы на голове шевелились, а ноги наоборот никак не желали двигаться, будто я еще не выбрался из сновидения и существовал по его особым законам.
На другой стороне галереи сидел на полу Пшкевич и тёр шею.
— Что гадина, не сработала твоя ловушка, — пробормотал я.
Кошмар со смешливицей так и не сделали ни одного шага. Только выгнули спины и шипели, как рассерженные коты. По их телам прокатывались волны ряби. Они расплывались, как мороки во время жары, но тут же собирались обратно и становились больше. Мерзкие твари росли прямо на глазах. Вокруг них собирались клоки тьмы и окутывали их как огромные плащи. От тёмной энергии, раскатами оглушающего грома расползающейся по галерее, заложило уши. Я почти ничего не слышал, кроме низкого клокочушего шипения. Кошмар вырос выше висящих на стенах картин. В его пасть уже могла въехать повозка. А смешливица вздымалась над ним, в тёмном саване похожая на морскую богиню бурь, в которую верили на островах Янского архипелага.
Чем больше они становились, тем сильнее давила сконцентрированная темная энергия. Я чувствовал, как она проходит сквозь меня, подавляя готовые защитные заклятья. Сметая на своём пути все магические препоны. После неё оставался только страх. По дороге в Кипеллен я успел ознакомиться с трактатом Мартина Горица и почерпнуть для себя кое-какие особенности запертых кошмаров. Эти твари пришли со стороны неподвластной обычному волшебству, более древней и опасной чем все чары Растии. К счастью они не могут объединиться, иначе всем нам пришлось бы туго, а будут рвать друг друга, как хищники за добычу.
Воплощения кошмаров уже подпирали потолок. Темные щупальца метались по всей галерее. Они трепетали, как лоскуты тумана на ветру. Будто могли развеяться в любую секунду, исчезнуть, как наваждение, но вместо этого только сильнее увеличивались, заполняя зал. Аланино чудище стало таким громадным, что нависло над фигурой смешливицы и яростно зарычало. Тварь дрогнула. Перестала шипеть и начала сжиматься. В глазах отразился страх, но потоки черной энергии буквально хлестали из них. Сдувался черный саван, а вместе с ним и сама смешливица.
Я зажмурился. Незримый бой закончился. Кошмар победил, и мерзкая тварь, убившая столько неповинных людей, растворялась в нём, наполняя еще большей силой.
Когда шипение стихло, я открыл глаза. Он впитал в себя всё без остатка, превратившись в чёрную тень. Вот только его голод невозможно утолить. Кошмар не остановится, пока не поглотит всех, до кого сможет дотянуться.
Как только в него втянулась темная энергия, я смог подняться. Хорошо, что эта тварь не в состоянии использовать её против чародеев, только против себе подобных. Иначе, я бы с ней не справился.
— Да что тут вообще творится? — донеслось с другой стороны зала.
Пшкевич тоже поднялся с пола.
— Ты чего устроил?
— Я?
— Совсем рехнулся? Это же матереализованный кошмар? Как ты собираешься загнать его обратно? Не зря тебя турнули с кафедры, бездарь...
Раздувшаяся тварь низко зарычала, припала к полу и замерла. Клок черного тумана, похожий на хвост, угрожающе бился об паркет. А над головой кошмара появились хорошо знакомые отростки с крючьями на концах. Он отобрал у смешливицы не только энергию, но и часть её угрожающего арсенала.
Не дожидаясь нападения, я сплёл заклятье и ударил в средоточие тьмы лучём света. Яркая стрелка пронзила тварь насквозь. Тень затрепыхалась, расползаясь от ослепительного луча.
— Позёр! — рявкнул Пшкевич и создал зеркальную сферу.
Луч отразился, прошив кошмар в другом месте.
— Прекрасный ход, — пробормотал я, копируя его заклятье.
Сверкающая стрелка еще раз искривилась, снова метнувшись к твари.
Мы пуляли свет взад-вперед будто играли в игру с мячом и сачками. Паутина из ослепительных линий быстро переплетала галерею, а материализованный кошмар метался между вспышек, пытаясь скрыться от жалящих лучей. Ему оставалось всё меньше места. Ловушка почти захлопнулась.
— Держи крепче, — крикнул я Пшкевичу, — пытаясь дотянуться до колбы. — Нужно упрятать его обратно, здесь нам с ним не справиться!
Оставалось стянуть сеть и загнать тварь обратно в колбу. Я поднял стекляшку с пола и проготовил крышку.
— Не все такие бездари, как ты! — ехидно донеслось с другой стороны зала. — У меня достанет сил размазать тварь по паркету, город должен знать своих героев!
— Ты убийца, — фыркнул я.
— Да? — заревел Пшкевич, — тогда попробуй справиться один!
Он мгновенно погасил сферу отражения, и сверкающая паутина начала таять. Вжавшийся в паркет кошмар, поднял голову и плотоядно взглянул на меня пылающими глазами.
— Куць тебя подери, Рекар, — заорал я. — Он же нас прикончит!
— Тебя — да, — крикнул Пшкевич. — А после я спокойно пришибу тварь, пока она будет харчить твой ливер!
Тварь передернула острыми черными ушами, будто понимала о чём мы говорим, и глухо зарычала. Прижатые к затылку отростки с крючьями, угрожающе встопорщились.
— Хорошо, — согласился я. — Пусть будет так, как хочешь. Не знаю, чем тебе это поможет.
— Ты и дважды два сложить не можешь, пока купцы дерутся с алхимиками, я спасаю Кипеллен и праздную победу в кресле градоначальника, — ответил он. — Как ты вообще стал сыщиком? Давай её сюда!
Я опустил колбу на пол и толкнул в его сторону. Как только она скользнула на другую сторону зала, Рекар восстановил сферу отражения, и померкнувшая паутина, начала разгораться прежним светом.
Кошмар разочарованно взвыл.
— Учись, щенок! — крикнул Пшкевич.
— Было бы у кого... — буркнул я себе под нос
Он не ответил, но сеть вспыхнула еще раньше. А когда сияние стало настолько ослепительным, что среди лучей уже не просматривался побледневший клок кошмара, Рекар небрежно бросил:
— Держи крепче!
Я едва мог разглядеть, как он опустился на пол и пополз к скрючившейся твари. Накачивать сеть за двоих было не так-то просто. Такие чары требовали полной сосредоточенности. Я не видел, что делает Пшкевич, но чувствовал, что он приближается к цели. Кошмар низко ревел, словно пытаясь напугать своего палача. Но в его угрожающем рыке всё сильнее проскальзывали тоскливые нотки. Чудище понимало, что проиграло, но сдаваться, похоже не собиралось.
Я влил в сеть еще энергии. Лучи вспыхнули, но даже сквозь их ослепляющее сиянье в центре паутины на мгновенье мелькнуло сердце тьмы. Черная сфера сжалась и душераздирающе взвыв, исчезла.
Я погасил заклятье и шагнул к центру зала. Рекар лежал на спине, прижав колбу к груди, вокруг шеи, пульсируя, обвился тёмный отросток. Прежде чем я успел его сбить, он втянулся под кожу, оставив на горле пурпурные бугры. Пшкевич захрипел и закашлялся. Я опустился рядом на колени, складывая охранные чары, но прощальный подарок кошмара лишь сильнее впился в свою жертву.
— Не надо, — попросил Рекар, и я опустил руки. — Крючья уже подбираются к сердцу, ты ничего не сделаешь, — его сдавленный голос слабел. — Скажи всем, что я герой. Я остановил убийства, я спас Кипеллен...
— Но...
— Скажи! — потребовал он.
На губах выступила кровавая пена.
— Ты же сам...
— Нет! — зашипел он и закашлялся. — Я прикончил Кузьку, каюсь. Этот щенок лез в мои дела с контробандой картинами. Его никто жалеть не будет... Но других я не трогал...
Губы посинели. Каждый вдох давался Пшкевичу с трудом, но он продолжал гнуть своё.
— Я боевой маг, а не душегуб. Если ты, хоть наполовину так хорош, как я, — он криво улыбнулся, — то докапаешься до истины.
Рекар задёргался, из уголка губ заструился кровавый ручеек. Звуки вылетали неразборчивые, и я понял только: 'Не смей порочить моё имя — я герой!'.
Глава 13 в которой всё совсем запутывается
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
Я хмуро скукожилась на высоком табурете у стойки, прихлебывая из кружки какую-то успокоительную бурду, мерзко разившую валерианой. Румпель бдительно нависал надо мной, следя, чтобы его варево перекочевало в меня, а не отправилось на пол. Пять минут назад, едва вырвавшись из дурного колдовского сна, куда меня засунул Вильк, я больше напоминала рассерженную кошку, порывавшуюся с диким мявом носиться по стенам и расцарапывать все, что попадается под лапы.
— Предатель, — тоскливо буркнула я, давясь очередным глотком мерзкого вяжущего зелья.
— С чего бы? — иронично заломил брови тролль.
— Мог бы и не подыгрывать Вильку.
— Это ещё почему? Балт мужик здравомыслящий, даром что припой...
— Ага, так уже Балт! Быстро же вы спелись, — взорвалась я, едва не грохнувшись со стула.
Но прозвучало мое возмущение неубедительно. Тролль лишь усмехнулся в ответ. В глубине души я понимала, что оба они правы. Вряд ли бы от меня был толк в том, что собирался провернуть чародей, но паршивый червяк наивной, почти детской обиды грыз изнутри. Ведь не усыпи меня Вильк, ещё неизвестно, что случилось бы с ним... Хотя я и так не знаю, что сейчас с магистром. В том, что он очнулся, я не сомневалась, но где? Я зябко обхватила свои плечи. Неизвестность и бездействие убивали. Соскочив со стула, я решила, что хорошего помаленьку. Если немедленно не выясню, что происходит в музее, а в том, что Вильк направился именно туда сомнений не было, то тронусь умом.
— Эй! — Румпель успел перехватить меня за рукав. — Куда это ты собралась? Алана, не глупи!
Поздно! Мой указательный палец попытался ткнуть друга в болевую точку, которую он сам мне показал для самообороны на тёмных улицах Кипеллена, но тролль предусмотрел мою неумелую атаку. Накрыл ладонь своей лапищей и притянул к себе. Что остаётся хрупкой девушке? Моё колено въехало Румпелю между ног. Он со стоном согнулся и с коротким всхлипом свалился на пол.
— Прости, — пробормотала я, — до свадьбы заживёт.
Выбравшись из таверны, я предусмотрительно повесила на дверь табличку 'Заперто' и выскочила на набережную. Не знаю, чего во мне было больше: злости или страха. От одной мысли, что с Вильком может что-нибудь случиться наворачивались слёзы, но если тварь с ним не разделается, это сделаю я. Чтоб знал, как девушек без спросу усыплять и троллей подговаривать. Кстати, пока Румпель не пришел в себя, я рванула в сторону музея. Холодный ветер продувал насквозь, но я его не замечала. Праведный гнев согревал лучше всякой накидки. Немногочисленные прохожие с удивлением смотрели на всклокоченную бледную девицу в домашних туфлях и без верхней одежды. Как ещё не вызвали стражу, чтобы забрать подозрительную особу в околоток. Воистину, Вила хранит дураков и пьяных. Я несколько раз оглянулась, но тролль не бежал за мной по улице. Видимо приложила я его знатно. Стало даже стыдно.
Медленно катившаяся по улице карета с заплаткой на задках, затормозила почти у выхода к музею и перегородила узкую улочку. Я, ругаясь, протиснулась бочком, но не успела выскочить на площадь. Распахнулась дверца, а лицо запорошило синей пудрой. Я инстинктивно зажмурилась, закашлявшись. Ноги стали ватными и ослабели. Я покачнулась, но меня втащили в салон.
'Вот ты и допрыгалась, де Керси, — пронеслось в голове, чувствуя, как затягивается на запястьях узкий сыромятный ремень.
Меня бесцеремонно швырнули на пол кареты, не озаботившись кляпом. Похоже, похитители, кем бы они ни были, находились в полной уверенности, что я без сознания. Кстати, а почему так? Тело онемело, крикнуть я тоже не могла, но при этом оставалась в сознании. Похоже, травки Румпеля послужили частичным противоядием от той дряни которую в меня сыпанули. Что уже неплохо. В салоне царил полумрак, единственное, что я могла рассмотреть — это пара дорогих ботинок из василисковой кожи. Да и лежала я на чьих-то ногах — литые пряжки больно впивались в рёбра. То есть, похитителей двое. Тут я, наконец, продышалась от отравы и ноздри уловили печально знакомый аммиачный душок. Похоже, убийца Врочека все-таки добрался до меня. А раз так, то Вильк скорей всего мертв... К горлу подкатил противный острый комок, я едва сдержалась, чтобы не застонать от безысходности. Нет, нельзя себя выдавать. Я сглотнула и задышала, настолько ровно насколько могла. Карета ещё немного покружила по городу и остановилась. Мы куда-то прибыли...
Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи
