Горящий фитиль масляной лампы поднесли к прадедушке толстого бикфордова шнура и снаряд улетел к галере. Этот шлёпнулся точно посреди вражеской посудины. Вначале ничего не происходило, но через секунд двадцать в этом месте вспыхнул настоящий костёр. Второй снаряд разбился на носу, третий перелетел галеру, а четвёртый после корректировки разбился о наружную часть кормы. Пиратский корабль полыхал, а народ кричал, наш от радости, а враги от горя.

— Попал! — вдруг услышал за спиной крик моего хвостика Руга.

Оглянувшись, увидел, как вспыхнула догонявшая нас вторая вражеская галера, поражённая кормовой баллистой. Актеон молодец, он успевает взбодрить оба расчёта. После двух пролетевших мимо, ещё один горшок попал на палубу второй галеры. Было видно, как их пытаются тушить, но ничего не помогало. Вот на очаг вылито ведро воды, от чего факел вспыхнул ещё ярче. В это время заметил, как от гонимого ветром тепла, беспорядочно затрепетали наши паруса и крикнул рулевому:

— Выходим, лево руля!

— А добивать? — удивлённо спросил Феодоро.

— Не надо, мы лишь выловим из воды оставшихся в живых.

Третья вражеская галера немного отстала, поэтому её курс был пересечён кораблём Париса, откуда вначале дали несколько залпов арбалетчики, а затем и один горшок с напалмом сумели закинуть. Следом подоспел корабль Зенона, который закончил начатое. Важно, что парни успели уйти от пожара.

Такого ужаса, когда некоторые люди сгорали заживо, ранее не видел. Лично я в душе вздрогнул, тогда как большинство наших матросов этому событию радовались, как дети.

По наши жизни отправилось сто пятьдесят три пирата, а выловили мы целыми и невредимыми пятьдесят семь. Да, никто нас в живых оставлять не собирался, свидетели никому не нужны, наши тоже предлагали в отместку врагов не вылавливать, а наоборот утопить. Но я милостивый и душевно ранимый, поэтому пленных оставлю в живых, а их рукам найду достойное применение. Спасённым сказал дословно именно так, после того, как их забили в кандалы и загнали в трюм.

Эта грязная история завершилась для нас полностью благополучно и мы, наконец, взяли прежний курс и отправились делать деньги.

Несколько лет назад, когда царство Албания ещё числилось суверенным, армянин Вагаршак служил начальником одной из боевых галер, вывозивших из города Петры в Трапезунд слитки серебра. По взаимовыгодной договорённости с руководством серебряных рудников, некую долю малую из него можно было прикарманить. Но с момента аннексии Албании империей Эраншахр, с этой хлебной должности его потеснил купец-перс Бенэм, за взятку сунув туда своего младшего сына Омида. Зная профессиональное мастерство Вагаршака, купец предложил ему стать капитаном на одном из своих новых грузовозов. Тот отработал на нём без замечаний почти три года, за это время потеряв семью и дом, а затем любящую и любимую невесту (прекрасную, как утренняя звезда и стройную, как кипарис), доставшуюся более богатому Омиду.

Всё это время в душе Вагаршака жила большая обида на несправедливого нанимателя, который даже не пожелал выкупить своего капитана.

— После того, как он оставил меня в рабстве, считаю себя свободным от всех обязательств. О вывозе серебра я знаю всё: кто, где, когда и сколько! И где его лучше всего перехватить. Но боюсь, что этого дела мы не потянем. А вот захват семейной виллы Бенэмов, где они хранят своё золото, дело вполне реальное. Прекрасно знаю место её расположения и то, как к ней лучше всего подойти. Очень богатая вилла, на миллион серебром потянет.

Между тем, в первую очередь меня заинтересовала более рискованная, но более прибыльная операция. Хотелось отработать возможность её исполнения и лишь потом принимать окончательное решение.

Около восьмисот талантов серебра в слитках свозят с рудников в порт Петры ежемесячно к определённому дню. Многие годы подряд ( было так при Албанском цезаре, стало так и при Персидском шах-ин-шахе) за ним приходит боевая галера и вывозит в Трапезунд, при этом выполняя три дневных перехода. Ранее перевозки серебра выполняли однорядные монеры, а сейчас, после прихода к власти персов — мощная бирема с командой в сто шестьдесят вооружённых гребцов и пятьдесят морских пехотинцев. Считается, что для такого маневренного боевого корабля в этих водах соперника нет.

Бирема должна грузиться через четыре дня, а рано утром пятого выйти в море. Захватить её наличными силами, действительно, никак не удастся, зато ограбить, заблаговременно зная места ночных стоянок — запросто. К одному из таких мест, по мнению Вагаршака наиболее приемлемому для засады, мы сейчас и шли.

На этот раз первую ночь в дрейф не ложились. Ночь была лунная и звёздная, но всё равно, приказал на корму повесить фонари и мы сутки шли без проблем. Вторую ночь спали в сцепке, потому как опытные вахтенные пока не подготовлены и молодёжь сильно измучилась. К полудню третьего дня мы были на месте.

Здесь в море выступал широкий мыс с расположенной у основания разрушенной и заброшенной рыбацкой деревней. У северного берега этого мыса, в небольшой бухте, образованной устьем горной речушки и была многолетняя ночная стоянка военного корабля. Мы же обошли мыс и удалились на две мили дальше. Здесь оказалась закрытая бухточка без пресной воды и поросшая колючим кустарником. В-общем, для отдыха место не приглядное, поэтому есть надежда, что нас никто не побеспокоит. Впрочем, наши три корабля здесь едва разместились.

К месту стоянки отправились я, Феодоро и Вагаршак. Пришлось карабкаться через скалу, зато разведали ландшафт местности и подходы, определили места засад, количество воинов в каждой из групп и направление атаки. Вагаршак показал обычное место стоянки, а я не поленился, разделся и под удивлёнными взглядами присутствующих искупался в холодной воде, замеряв глубину.

В первую же ночь к этой стоянке причаливал какой-то купец, но мы вели себя тихо. Зато днём с каждого воина согнали десять потов, осваивая место засады и порядок действий. Во вторую ночь никого не было, народ спал и ел. Наконец, к концу третьего дня объявилась нужная нам бирема. Сидевший на скале наблюдатель засёк её далеко на подходе, Вагаршак забрался к нему и подтвердил, что это то, что нужно.

На наших кораблях оставалось лишь по четыре человека вахты, остальные сто пятьдесят человек были заблаговременно снаряжены в доспехи и соответствующим образом вооружены, кроме абордажных палашей и секир, обязательно метательным оружием: арбалетами и дротиками. По моей команде воины выдвинулись к местам засады, где скрылись среди скал и кустов. Каждый в отдельности знал, где именно затаиться, ведь в тренировках провели целый световой день.

Бирема причалила к привычному месту. Два матроса соскочили прямо на мелководье и привязали швартовые концы к осколку выступающей на берегу скалы. С носовой части бортов скинули два трапа и матросы начали сходить на берег. Обратил внимание, что ни один из них не сошёл безоружным. Здесь было более двух сотен степенных профессионалов, одетых в кожаные доспехи, обшитые бронзовыми пластинами и вооружённых щитом, коротким копьем, а так же висящими на поясе ножом и небольшой секирой.

Нет, в открытом бою наша молодёжь воевать с такими не готова.

Персы вначале разбрелись по ближайшим кустам, затем в двух огромных бронзовых котлах варили кашу, вкусный запах которой распространился по округе. К ночи большая их часть отправились спать на корабль, но человек шестьдесят устроилось на берегу.

— Запоминайте, где расположились враги, — говорил ближайшему окружению, — Вы должны распределить цели заблаговременно.

— Угу, — пробормотал Парис с моим арбалетом в руках, он всё-таки выпросился для участия в бою, зато бесконечно обиженного мальчишку Руга оставили на дромоне.

Моментом выхода личного состава в точку атаки должна стать вспышка огня на палубе биремы, что должно случиться за полчаса до рассвета. Я и Феодоро за ночь потихоньку подкрались поближе к её бортам, имея в мешках по четыре горшка с напалмом и по зажигалке. Мне было гораздо проще, я прошёл по скале и всё, зато Феодоро ползал между кустами по загаженной местности.

Фосфорные стрелки моей "Омеги" отсвечивали пять часов утра. В здешних местах предрассветной серости фактически не бывает, просто, через тридцать шесть минут раз! И наступит светлое утро. Так что пора! Я выложил из мешка все четыре горшка, один взвесил в руке, чиркнул зажигалкой по фитилю, вспыхнувшему снопом искр и швырнул на палубу биремы. Мужчины-легкоатлеты в моём мире толкают ядро, весом немногим более семи килограмм на двадцать метров, а мы с Феодоро свои горшки, снаряженным весом по четыре с половиной килограмма, на эту дистанцию закидывали запросто. Вот и сейчас раздался треск разбившейся посудины и по палубе поползла огненная клякса. Не раздумывая, швырнул второй и третий, а четвёртый закинул в расположение отдыхающих прямо на берег. При этом меня, вроде, не заметили. Крики проснувшегося противника заглушил треск разбившихся на корме горшков, брошенных Феодоро, а потом ещё один вспыхнул на берегу.

— Лишь бы ты только успел сбежать, — прошептал я, вытаскивая из-под плаща револьвер, снаряженный глушителем.

Обычный пистолет с глушителем, даже специальный ПБ Макарова, стреляющий дозвуковыми патронами, вещь довольно шумная, зато револьвер — совсем другое дело. Здесь нет дополнительного источника шума, типа затворной рамы и вылетающей гильзы. В моём случае, при выстреле слышится лишь негромкий хлопок.

Глушитель навернул на самый длинный ствол набора — в двести три миллиметра. В таком виде оружие было неудобным: во время выстрела ствол слишком "клевал". Но мне нужно максимально тихое поражение на максимально допустимой дистанции, поэтому собрал именно такую конфигурацию револьвера.

Бирема горела высоким костром. Брызги и потёки напалма попали на многих матросов противника и их крики было жутко слышать. Редко кто спрыгнул в воду, сонные матросы ничего не смогли сообразить и, в большинстве своем погибли в огне. Более того, жар пламени достал и меня, так что срочно пришлось отступать.

Находясь среди огня, в темноте ничего не увидишь, тогда как наши воины все подходы, освещённые кострами, видели прекрасно. К месту атаки они вышли незамеченными и стали работать арбалетами и дротиками. Удар получился весьма эффективным. Лично я не стрелял во всех подряд, лишь только во врагов самых опытных и в конкретный миг самых опасных.

Десятка три моих воинов, из числа новобранцев, вероятно, в состоянии аффекта сделали огромную глупость, они обнажили мечи и рванули в контактный бой. И если бы не я со своим револьвером, то полегло бы не двенадцать человек, а все три десятка. Предупреждал же охламонов, что мы ещё не готовы выходить на открытый бой с такими профессионалами!

К моменту рождения нового дня, всё было закончено. На берегу полегли семьдесят вражеских воинов и двенадцать моих. А ещё восемнадцать новобранцев получили ранения различной степени тяжести, слава Богу, необратимых нет.

Днище корабля село на мелководное дно, но корабль полыхал ещё минут сорок, пока не выгорел до самой воды. А с серебром ничего не случилось; восемьсот одиннадцать отливок, весом по таланту каждый, так и лежали в трюме. Правда, некоторым пришлось немного помёрзнуть, всё же загрузили немногим более двадцати одной тонны груза, но управились быстро.

Порядок тоже навели оперативно, вражеские трупы загрузили в почти сгоревший, но плавучий корпус биремы, который несколько позже отволокли в открытое море и затопили. Своих же погибших хоронили с почестями по морскому обычаю.

Следы побоища на берегу устранили и трофеи собрали. Они, кстати, тоже оказались знатными; доспехи были немного попорчены, зато абсолютно ремонтопригодные. Всё это я у народа выкупил, при этом доля каждого оказалась размером в годовое жалование.

— Это ещё не всё, сейчас отправляемся в путь, где нам предстоит взять на меч одну богатую виллу. Но, запомните, мы не разбойники и не пираты, всё дело в том, что её хозяин нанёс большую обиду моему человеку, а вашему товарищу по оружию, — я похлопал по плечу стоявшего рядом Вагаршака, — Ни сейчас ни впредь по отношению к своим людям подобного спускать не намерен. В путь!

Радостный свист и крики одобрений превратились в гул, рожи всех, от матроса до офицера стали более, чем довольны. Особенно счастливо выглядел Вагаршак. Во-первых, отныне он не раб и, во-вторых — богатый человек, претендующий на хорошее место под солнцем. Первоначально бывшие рабы зыркали на него искоса и угрюмо, при этом признавая, что он над ними никогда не измывался, сейчас же смотрели, если и не особо доброжелательно, то обыкновенно и нормально.

Путь до нужного места вдоль берега был бы короче и быстрее, но всё время двигаться в персидских водах, при этом неизбежно встревать в приключения и неприятности, категорически не хотелось. Могли раздраконить округу и на нас бы спустили всех прибрежных собак, после чего ушли бы отсюда "несолоно хлебавши". Поэтому, определив на карте местоположение высадки, проложил курс по широкой дуге через открытое море. Чтобы держаться в строю, на более скоростном дромоне брали рифы, что для латинского парусного вооружения не просто; приходилось рейк грота выкладывать на палубу, где убиралась парусность, либо уменьшать или увеличивать угол атаки. Методом проб и ошибок данную операцию научились быстро выполнять ещё в Неаполе. Так постоянно и шли, приспосабливаясь к ходу грузовозов.

Ближе к вечеру следующего дня мы осторожно и с оглядкой подходили к нужной бухточке, закрытой от моря каменистой косой. Место оказалось обжитым и было оборудовано причалом, от которого уходила в горы накатанная арбами колея. Более того, под выгрузкой стоял грузовоз-десятитысячник*, точно такой же, как и мои трофейные, а на берегу копошились люди. Невооружённым взглядом всего этого заметить не возможно, зато в оптику можно наблюдать отчётливо.

* 10 000 амфор = 262,5 тн

— Взгляни, — подал Вагаршаку чудо-артефакт (бинокль), — Кто это?

— О! Так это же корабль Омида! — воскликнул тот.

— Что он делает?

— С тех пор, как по приказу наместника царя царей серебро стали перевозить военные корабли, отец поручил Омиду торговать зерном. В межсезонье он возит и другие товары. Господин, у всех нас место стоянки в Трапезунде, а сюда доставляют деньги или что-то ценное. Значит, здесь сейчас присутствует глава рода Бенэм.

— У него гребцы вольные или рабы? И чьи солдаты, тоже царя царей?

— Гребцы — рабы, господин. А четыре десятка солдат — наёмные, но служат у Бенэма постоянно, лет восемь уже. Одни — на корабле, другие — на вилле. Я знаю их командира Элберза, сильный воин.

Наш караван шёл далеко в море, но все же, противники нас могли заметить, поэтому не демонстрируя интерес к бухте, ещё минут сорок двигались прямо и лишь затем повернули к берегу.

— Рулевой, лево на борт! Парусная команда, смена галса! Второй парус развернуть полностью, — командовал Парис, а я лишь наблюдал со стороны, — Сигнальщик, всем курс юго-восток к открытой бухте! Команде приготовиться к бою!