Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Сидевший мрачно уставившись в пол боярин, кивнул.
Тяжело. Никак не могли начать. Хорошо, что есть стандарт заголовка святорусского письма: крестик, от кого — кому. Потом пошло легче. Агнешка несколько ожила, начала диктовать уже бегло. Очень хорошо, что не вздумал сделать подделку: послание от её имени без её участия. Достаточно характерный, узнаваемый стиль. Полонизмы, домашнее прозвище сына, упоминание местной церкви с неочевидным подтекстом.
Скверно: нет текстовых редакторов. Каждая правка приводит к переписыванию всего листа. То-то в личных архивах разных времён столько черновиков. Не только письма пришедшие, но и письма отправленные.
Послание получилось большое. Про гибель Жиздора, взятие Киева, венчание государя. Однозначное: приезжайте и присягайте. Но и довольно ласковое, материнское.
Они ещё заканчивали, а я бегом в детинец.
Снова Феодоров монастырь. Не, не недоимку выбивать. Игумен выплатил всё. И, хоть и вида не показывает, но доволен: участники коронации, да и просто люди из войска, узнали про саркофаги Великих Князей в здешнем подземелье, немалые вклады делают. Наварил он... кратно.
Здешний туризм называется "богомолье". Посещение, на заключительном этапе коронации, здешних подземелий самим Государем — хорошо прорекламировало святую обитель. Сильно распиарило. Ныне идут люди русские поклониться могилам Великих Князей, которым и Государь поклонился, пройтись по тем же ступенькам, постоять под теми же сводами. И внести лепту посильную в процветание монастыря.
— А где у вас "братец" сидит?
— А тебе зачем? Не велено.
— Слушай, господин игумен, я ведь могу и обидиться. Тебе интересно Зверя Лютого за усы дёргать?
— О-хо-хо... Грехи наши тяжкие. Так ведь велено ж никого! Без воли самого... Э-эх, пошли.
Брат Жиздора Ярослав ("братец") пытался сбежать. Типа: поехал покататься, воздухом подышать, члены поразмять. В воротах поймали. Теперь сидит в монастыре. Свиту его прибрали, сторожа суздальская погулять выводит. На княжеский совет — всегда. В остальное время только по территории монастыря под присмотром.
— Здрав будь, князь Ярослав Изяславич.
— С чем припожаловал, воевода?
Факеншит. Тяжёлый человек. Ни личной храбрости, ни щедрости, ни широты душевной. Что считается обязательным для русских князей.
Во время похода на половцев два года назад, единственный из многих собравшихся князей, оставлен командовать обозом. Понятно, кто-то должен быть в обозе старшим. Но ни славы, ни добычи так не получить. Жесток, мстителен. Как он на киевлянах выспится (в РИ), когда посчитает, что они недостаточно защищали его семейство...
— С кем. С вестовым. Сейчас ты продиктуешь ему письмо своим сыновьям. Чтобы они сдали Луцк русским князьям и приехали спешно сюда, дабы принести Государю присягу. Под угрозой твоего родительского от них отречения и проклятия.
— Что?! С какой это стати я такую грамотку сочинять буду?!
— С твоей. Стати. По искреннему стремлению души, пребывая в ясном уме и крепкой памяти.
Я окинул взглядом келью. Ложе с толстым одеялом, подушка.
— Хорошо тут у тебя. Тепло, сухо. А в Порубе — сыро, холодно, грязно. Там у тебя стать будет другая. Божедомы оттуда каждый день мертвяков вывозят.
— Не посмеешь!
Блин! Как мне это надоело! В смысле: необоснованный скептицизм в части моих способностей делать гадости.
— Хочешь проверить? Только это дорога в один конец. Как с Бастием, как с братом твоим. Продиктуешь. И будь любезен, княже, отпиши своим сынам так, чтобы они дуростью не занялись. Потому что иначе... У меня ныне новое прозвище появилось: Княжья Смерть. Надо ли его подтверждать? Лишний раз?
Пришлось ещё час просидеть, пока писали да переписывали. Потом — к Боголюбскому.
— Надо слать письма на Волынь. Повезёт Боброк, княжий кормилиц сыновей Жиздора. Письма от Агнешки и от "братца" — вот. Но это частные послания, от родителей детям. Нужны официальные, от Государя князьям.
Боголюбский коротко выругался:
— Опять грамотки! Сколько гадостей от них! Вот, получил нынче. Свара будет. Ох, какая свара будет! Сестрица моя Ольга сюда едет с детьми едет. Супруженица Остомыслова. Ух, и злая же баба. А уж на настасичей... живьём бы загрызла.
— Тебе свара в новость? Будет. И не одна. И не только с твоей сестрицей. И не может не быть. Иначе нечего тебе было из Боголюбова вылезать. А мне из моего Всеволжска.
Мы поговорили ещё о текущих мелочах. Оба рвались до дому. У каждого — свой, а хочется туда одинаково — сильно. Поток дел казался бесконечным, стоило лишь раскидаться с одним, как наваливалось другое. Сил терпеть это у меня уже не хватало. Но узнанная новость заставила задержаться в Киеве.
По утру Боброк, в сопровождении нескольких суздальских гридней, повёз послания. Через две недели туда же выступило и наше "государево войско".
В РИ поход Искандера на Луцк в начале лета 1169 г. провалился. В моей АИ войско было больше: к шести строевым сотням "государевых новобранцев", добавилось ещё примерно столько же из княжьих дружин и других отрядов, вроде "ляхов и чахов", стоявших в Киеве, да ещё столько же торков с Роси.
Но дело не в бОльшей численности или военной выучке. А вот в этих нескольких клочках бумаги. "Братец" прямо писал в своём письме: ежели не исполните волю мою, то прокляну отеческим проклятием и более сынами считать не буду. Перспектива Киевского Поруба заставила его найти убедительные аргументы.
Ещё: из-за смерти Жиздора и пленения "братца" изменился расклад на Волыни. Искандер повёл войско сперва не на Луцк, а на Владимир. Послание Агнешки оказалось лучше всяких стенобойных машин. После вокняжения Добренького в столице княжества и остальным стало... не за что воевать.
Города сдались без боя. Княжеские семейства, прихватив движимое имущество, отправились в Киев принимать присягу. А на Волынь, через голову поставленных туда Добренького и Мачечича, Боголюбский отправил своих племянников и других.
В средине апреля, наконец-то, вытолкнули из Киева "митрополичьий караван". Есть надежда, что пройдут пороги по высокой воде. Кажется, что и "порожные разбойники" сильно донимать не будут: у Боголюбского серьёзная репутация среди степняков, а с Чарджи на Роси... "Дикие торки" наверняка поддержат нового владельца "золотого лука отца народа".
Буду точен: мы назвали мероприятие "митрополичий караван". Но, по сути, это группа "караванов". Что и дало такую отдачу в общую стоимость. Участники имели разные задачи, точки назначения, маршруты и сроки.
Митрополита отвезти в Константинополь и через год назад. Большое Гнездо — в Иерусалим и быстренько назад. Но не в Киев, а в Корсунь и надолго. Вместе с ним в Иерусалим идёт Давид Попрыгунчик, вместе с ним возвращается. До Константинополя. Где и остаётся. Вместе с ними — Евфросиния Полоцкая. Со своим братом Давидом. И остаётся там навсегда. В этот же "митрополичий караван" попадает и Михалко. По срокам и задействованным ресурсам. Который вообще идёт в другую сторону, вверх по Днепру.
И я, и Боголюбский рвались домой. Но пришлось задержаться. Ему — по делам государевым, мне...
Вы когда-нибудь с автором "Слова о полку Игоревом" трахались? В смысле: сношались? А о поэзии беседовали? И я — нет.
Как же можно упустить такой случай?
Конец сто двадцатой части
copyright v.beryk 2012-2022
v.beryk@gmail.com
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|