— Тон? — переспросил Гейгер сдержанно. — Вам не понравился мой тон и поэтому вы грозитесь меня пристрелить, майстер Гессе?
— Ты назвал ее малефичкой, — не ответив, добавил Курт. — Человек, который минуту назад мучился при мысли о том, что его возлюбленная оказалась убийцей и людоедкой, страдающий от того, что ему придется выступить против нее, пытающийся найти поддержку и утешение у инквизитора... Твой язык так просто выговорил это слово, твой голос не дрогнул, во взгляде не мелькнуло ни тени сожаления. Да, тон, Йенс. Это не был голос человека, который через силу, заставляя самого себя смириться с этим, вслух именует любимого человека преступником. Это был голос человека, говорящего то, что от него, как он думает, хотят услышать. И да, как верно заметил Мартин, в ответ на слова 'магия крови' ты не спросил, что это или чем настолько отличается от прочего, если книгу я счел столь необходимой вещью. При всей твоей богатой биографии — тебе не с чего было отнестись к этому равнодушно.
— Мне стало ясно, что это нечто серьезное, этого мне хватило.
— А теперь слушай меня внимательно, — оборвал его Курт. — Я скажу несколько очевидных вещей, после чего мы продолжим беседу... Или не продолжим, все зависит от того, как ты воспримешь эти очевидности. Итак, Йенс, сейчас все мы идем в лапы к чародейке, чья сила нам неведома, но совершенно точно имеем все шансы полечь там. Мы, не ты. Ты имеешь шанс лечь прямо здесь. Стало быть, есть два варианта будущего. Primo. Я задаю вопросы, ты молчишь, я пускаю тебе стрелу в лоб, и мы идем дальше без тебя. Secundo. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. В случае, если победа будет за нами, вам с Урсулой уже будет все равно, сколько и что мы о вас знаем, а в случае, если верх одержите вы — тем паче. Id est, объективных причин упираться и молчать у тебя нет, ибо никакая информация не даст нам оружия против нее, лишь удовлетворит любопытство. В то, что ты невинная жертва любви, я, как видишь, не верю, посему крайне рекомендую не тратить время на попытки убедить. Не выйдет. Я могу дать тебе минуту подумать, — подытожил Курт, когда паломник упрямо сжал губы, не ответив. — Решение очевидно, но я могу понять, что для его принятия нужно время.
Гейгер медленно вдохнул, задержав дыхание и прикрыв глаза, точно перед нырком в ледяную воду, коротко выдохнул и снова поднял взгляд к допросчику.
— А когда я отвечу на вопросы, — проговорил он неспешно, — меня все равно ждет та самая стрела в лоб?
— Тебя ждет крайне неудобное путешествие по лесу со связанными руками, кляпом и арбалетом, смотрящим в спину. Кто знает, вдруг ты прав и Урсула в самом деле поддалась простой человеческой слабости и воспылала нежным чувством к одному из своих сообщников. Зачем же я буду лишать себя столь удобного заложника. Еще одна очевидность: заупрямишься — твое будущее однозначно, согласишься отвечать — останется надежда освободиться, если мы переоценили свои силы и не сладим с твоей подружкой.
— Вы не сладите, — ответил Гейгер тихо. — Какие бы еще нелюди ни скрывались среди вас, вам ее не одолеть.
— Как я понимаю, мы пришли к соглашению и все же поговорим, — кивнул Курт. — Стало быть, коли уж мы заговорили о нелюдях, с них и начнем. Как тебе удалось убедить в своей невиновности инквизитора в Винланде? Неопытных новичков, которых можно уболтать, туда не шлют.
Бывший поселенец ответил не сразу, но Курт не торопил его. Гейгер будет говорить, это уже не вызывало сомнений, и в спешке не было смысла...
— Когда меня посадили под надзор, — произнес тот, наконец, — меня приходил навещать сосед, Хорст. В первый раз он принес мне стряпню своей жены, утешал. Во второй раз тоже. А когда пришел в третий раз — сказал, что произошедшее я запомнил неверно, что не только я лгу допросчикам, но и моя память лжет мне самому. Мы говорили долго, и тогда я все вспомнил.
— Вспомнил, как стал виндиго?
— Да, — коротко кивнул паломник, и краем глаза Курт увидел, как беззвучно, одними губами, ругнулся Мартин. — В тот момент я хотел немедленно позвать инквизитора и все рассказать, но Хорст меня переубедил. Тогда — не знаю, почему я его послушался. Наверное, меня слишком ошеломила новость, что отобедал собственной женой. В следующий раз Хорст пришел спустя два дня, и к тому времени я уже не находил себе места.
— Хотел повторить?
— Да, — просто ответил Гейгер. — Я почти не спал: опасался, что во сне то, что скрывалось во мне, возьмет верх и выдаст меня. Мне уже не хотелось сдаваться вашим, мне хотелось выжить, хотя жену было, клянусь, очень жаль.
— Это очень мило, — сухим, как камень, льдом, прошелестел голос фон Вегерхофа рядом, и бывший поселенец вздохнул:
— Судя по тому, что я вижу, не вам меня упрекать, майстер помощник инквизитора; убежден, у вас за спиной истории не менее душераздирающие. Жену было не вернуть, а мне хотелось жить.
— И убивать, — договорил Мартин. — Как вы это устроили, если ты был под охраной?
— Хорст вывел меня за пределы Ахорнштайна. Провел мимо охраны — эти парни меня попросту не увидели, хотя я шел рядом с Хорстом — и вывел за ворота. Там, в отдалении, я позволил виндиго взять верх, а потом Хорст вернулся за мной и так же провел обратно. Вскоре ко мне пришел инквизитор и сказал, что подозрения с меня, скорее всего, будут сняты, потому что неподалеку от крепости тварь убила одного из поселенцев. Потом Хорст скормил мне еще одного — и меня оправдали и отпустили.
— Кто он такой, этот Хорст?
— Хотите знать, был ли он малефиком и состоял ли в каком-то заговоре? Да. Он рассказал немного, но достаточно, чтобы понять: в Винланде он не просто так, а здесь, в Империи, множество его приятелей плетет заговор в надежде сбросить Императора и Конгрегацию, для чего они собирают подле себя всех, кто способен хоть на что-то сверхобычное, кого угодно, всякой твари по паре.
В голосе Гейгера, уже уверенном и почти спокойном, прозвучала явная насмешка, и Курт уточнил:
— Как я понимаю, связываться с ними ты не пожелал.
— Поначалу я был как во сне, — помолчав, неохотно проговорил паломник. — Внутри меня словно шла какая-то кровавая драка, и разум подчинялся мне с трудом. Я слушал Хорста. Он говорил, что я должен научиться владеть вторым собою, что это возможно только с практикой, для чего он еще несколько раз обеспечивал мне тыл, говоря всем, что был со мной в моем доме, а сам выводил за стены. Вскоре мне и правда стало легче, виндиго как будто уснул, и...
Гейгер снова умолк, глядя в землю, то ли подбирая слова, то ли решаясь сказать нечто, чего говорить не хотелось и что вместе с тем рвалось быть высказанным.
— Однажды я подумал, что больше не хочу, — договорил он через силу. — Мне не понравилось то, что со мной было, но если меня казнить — мертвых не вернуть. Я словно очнулся от сна и начал понимать, что происходит, кто я, где я и чего хочу. Хорст... Спасибо ему, что научил уживаться с собой, жажда убийства больше не мучила меня, но он все настойчивей вбивал в меня мысль, что в благодарность я должен примкнуть к их шайке заговорщиков, а вот этого мне совершенно не хотелось. Я хотел просто жить, приключениями я был сыт по горло. Поэтому последней жертвой виндиго стал Хорст, а я покинул Винланд. Я думал, если оставлю эту землю — виндиго оставит меня в покое.
— Ты говоришь о себе самом как о другом существе?
— Больше нет, — улыбнулся Гейгер. — Так было тогда. Теперь мы с ним примирились.
— Ты знаешь, что это ненадолго? — спросил Мартин сухо. — Ты же наверняка слышал легенды, пока шло дознание. Знаешь, как появился первый виндиго и что происходит со всеми.
— Это легенды, майстер инквизитор.
— А как он появился? — шепотом спросил Грегор.
— По ошибке, — пояснил Мартин, прежде чем Курт успел потребовать тишины. — Когда-то была великая война, и шаман-недоучка вызвал добровольца-воина, дабы провести над ним обряд объединения с божеством-предком своего племени — 'тотем', так они это называли. Но что-то пошло не так, и вместо божественного предка в душе воина поселился злой дух зимнего леса. Битву они выиграли, враги были повержены, но воина изгнали из племени, потому что жажду крови и плоти ему погасить так и не удалось. И ты знаешь, Йенс, чем эта легенда кончается. Всегда. Исключений нет.
— Или о них никто не слышал? — возразил паломник. — За несколько лет пребывания в Германии я пережил несколько приступов — иногда он брал верх, я убивал, после этого мучился раскаянием, пытался совладать с собой, он затихал, и я снова думал, что все кончилось и я свободен...
— Но все не кончалось и становилось лишь хуже.
— Одно время я даже помышлял о самоубийстве, — кивнул паломник с усмешкой. — А потом я встретил Урсулу, и она научила меня мириться с собой. Теперь... Теперь я просто живу, а не выживаю. И когда все это кончится, я продолжу жить, как прежде, майстер инквизитор, не превращусь в чудовище, живущее в глуши в берлоге, не утрачу разум и...
— Ты уже утратил и уже чудовище, — оборвал его Курт. — Без разницы, каков при том твой облик... Кто такая Урсула?
— Женщина, — пожал плечами Гейгер. — Которая вырвала меня из мрака.
— Ты участвовал в этих пиршествах?
— Да. Спросите, как это увязывается с нашим учением?
— Оно было для отвода глаз, очевидно? — снова влез Грегор.
— Нет. Просто существа, не желающие видеть пути Господни, хуже животных, в которых нет греха, нет злобы, нет алчности. Их плоть не запретна и смерть допустима.
— Eia, — отметил Мартин с мрачным весельем, кажется, даже позабыв разозлиться. — А я был прав, ересь у вас и впрямь безумная. Впрочем, неудивительно, что ты за нее так уцепился, весьма удобно. Если, конечно, Урсула не сочинила ее на ходу нарочно для тебя, чтобы утихомирить зверя, дать ему отдушину и взять на поводок.
— Я уже выбрал сторону, — с расстановкой произнес Гейгер. — Посему не старайтесь, майстер Бекер.
— Сколько еще человек, кроме тебя?
Гейгер фыркнул, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость.
— А сколько было рассказов, — произнес он насмешливо. — А какая молва ходила... Самый проницательный инквизитор Империи... Ересь чует за милю, любую душу видит насквозь...
— Сколько?
— Да почти все, — пожал плечами Гейгер. — Рано или поздно к трапезе подходили почти все.
— Трапеза, — повторил Мартин неприязненно. — И почему ваша братия никогда и ничего не называет прямо? Даже для самих себя маскируете смыслы, размазываете понятия... Не потому ли, что осознаете, какие творите мерзости?
— Иисус сказал 'сие есть тело мое' и завещал есть его. Это стало зваться Причастием. Что возразите, майстер Бекер?
— Что об этом напоминают всякий раз на мессе перед его принятием. А что говорили вы, поедая своих собратьев?
— Как вы этого добились? — спросил Курт, не дождавшись ответа. — Никаких слухов, никаких ренегатов, ни крупицы просочившейся информации... Как?
— Она уводила в Предел тех, кто был готов сорваться... — тихо и сдавленно пробормотал Грегор. — И вообще всех, кто мешал и был слишком неудобным. Таких они ели или уводили в Предел... Вот почему она так прицепилась ко мне, вот почему постоянно добивалась ответа, чего я хочу, зачем пришел и могу ли ходить здесь... Что вы со мной собирались делать? Увести или сожрать?
— Не знаю, — передернул плечами Гейгер. — Я узнаю ее решения в последний момент. Но под ногами ты мешался знатно, тут ты прав.
— И все эти люди так спокойно принимали ее веру? Просто брали и ели, и не пытались возразить, отговориться, ужаснуться творимому?
От голоса фон Вегерхофа веяло таким холодом, что Гейгер поежился, однако ответил подчеркнуто спокойно и вызывающе:
— Да.
— Не верю.
— А вы поверьте.
— Так сохранялся порядок в лагере, верно? — спросил Курт, знаком велев стригу умолкнуть. — Так строилась лояльность, пресекались слухи и исключалась возможность, что кто-то сдаст всю вашу теплую компанию. Всех буянов и недовольных — в Предел или на вертел, а более сговорчивых просто приводили на эту 'трапезу' и давали выбор: или так, или будешь следующим. Я верно понимаю суть процесса, Йенс?
— Заметьте, майстер инквизитор, они выбирали правильно.
— Дети, — с усилием проговорил Грегор. — Детей вы тоже в это втянули?
— Нет, — поморщился Гейгер. — Дети ненадежны. Они еще не дозрели. Могли проболтаться по глупости.
— Минотавр — это ведь ее работа? Зачем?
— Он был добровольцем, замечу. Рольф сам согласился рискнуть, он знал, что будет первым и случиться может что угодно. Исправление крови, так она это назвала, должно было сотворить новое существо, единое с созданной Господом природой, существо не только могущее осознанно отказаться от животной плоти, но и по новому роду своему не нуждающееся в ней. Новый человек. Но... Превращение пошло не так, и тело и разум Рольфа не вынесли трансформации, он начал метаться, бросился бежать... и умер.
— Почему его закопали у границы Предела? Останки ваших жертв вы бросали внутри него, почему его похоронили снаружи?
— Урсула опасалась, что сила Предела, смешавшись с тем, что было в плоти и крови Рольфа, может привести к каким-то недобрым последствиям. Она не знала, так ли это, но решила не рисковать. Она запретила даже переносить его, и мы похоронили тело там, где он упал и умер, скрыв в земле и его, и кровь.
— Слушай, Йенс, мне просто интересно... — Мартин помедлил, подбирая слова, и спросил с нескрываемым любопытством: — Ты сейчас все еще пытаешься заговаривать нам зубы или в самом деле веришь во всю эту белиберду?
Гейгер молча перевел взгляд на него, и Курт вздохнул, осторожно расслабив начавший неметь палец на спуске:
— Он верит. А самое удивительное, что верит, похоже, и она... Так кто она, Йенс?
— Я не знаю, — равнодушно отозвался паломник. — Мне она рассказала историю, которая известна и вам тоже.
— Это история случилась не с ней, так? Она никогда не жила в Дахау.
— Ну раз вы уже и так знаете... Да, спустя время я заподозрил, что это неправда, и когда Урсула это заметила — пояснила, что открывать историю своей жизни пока не хочет. Все, что я знаю — она не из Германии и вообще не из пределов Империи, но в последние годы живет здесь, ищет свой путь, а история той женщины просто задела ее за живое, и Урсула стала ею.
— Стала ею? Она подправила свой облик с помощью магии крови? Или просто взяла себе ее историю? И что именно она задела?
— Я не спрашивал. Наверное, что-то похожее случилось и с нею.
— Женщина, которая явилась неведомо откуда и о которой ты не знаешь ничего, кроме того, что в ее голове угнездилась мысль превратить одних людей в коров, а других пустить на жаркое, — проговорил Мартин скептически. — И ты ей так веришь.
— Женщина, которая подарила мне покой, — с улыбкой возразил Гейгер. — Мне этого довольно.
— Ты знал, что находится в Пределе?
— Да. Она сказала мне.
— Урсула хотела вынести магистериум?
— Да. Но для этого надо было найти способ его успокоить.
— У нее есть фрагмент камня?
