Шедший сразу за ней бронетранспортер врубил задний ход, инстинктивно стараясь держатся от страшного места, и тут же "нашел" свою судьбу — рванувшая за кормой еще одна мина (которую он перед этим совершенно без последствий переехал), подбросила его, будто спичечный коробок, и перевернув в воздухе, уронила на останки самоходки. Тем, кто был внутри здорово повезло, что в качестве топлива в тяжелой технике используется не водород — подскочившие с двух сторон две других "коробочки" потратили все свои запасы пены, и превратили сцепившиеся машины в "снежную гору", но не позволили ребятам запечься в этом гробу как в духовке.
Впрочем, их везение было относительно и продлилось недолго. В полном соответствии с поговоркой "кому суждено быть повешенным, тот не утонет". Но это выяснилось потом, а пока Василий со смешанным чувством наблюдал, как сдернули вниз совершенно целый БТР (если не считать перекошенные и не открывающиеся задние люки, заклиненную башню и сорванные взрывом шины, машина ничуть не пострадала) и извлекли наружу покалеченную начинку. При этом, с удивлением найдя единственного любителя устава, не забывшего пристегнутся и отделавшегося, в отличие от более безалаберных товарищей лишь легким сотрясением мозга.
Раненых сложили в одну из двух машин на воздушной подушке, с которой сейчас срочно снимали гусеницы, превращая "амфибию" в "летающую тарелку", и срочно цепляли дополнительные баки. Мощные турбовентиляторы позволяли этому гибриду не только "летать" на высоте полутора метров от земли, но и подняться гораздо выше, где он вполне мог потягаться в скорости и маневренности с вертолетом, но и топлива они жрали при этом просто немеряно.
К большому удивлению, в "невезучей" самоходке давешнего лейтенанта не оказалось. Удалось поймать командира саперов и поинтересоваться, каким образом авангарду и голове колонны удалось спокойно пройти прямо над минами, это уже не говоря о том, что минный трал на головном танке вроде как должен был вообще вызвать срабатывание заряда, или хотя бы его обнаружить. Лейтенант скривился, будто съел лимон — его наверняка уже не раз попользовало начальство за случившееся, но послать подальше "целого капитана" не рискнул.
— Это обычный армейский заряд — можно обнаружить или подорвать, — ответил не слишком внятно молодой, в общем-то, пацан, придерживая начавшую дергаться левую щеку. — А если в мешок для мусора высыпать полмешка аммонала и закопать это все глубже полутора метров...
— Вы же все сканируете, проволочку обнаружить можете.
— Это на полигоне. Представляешь, сколько всякого мусора попадает внутрь полотна обычной грунтовки? И при отсыпке и после... Эх, — собеседник обреченно махнул рукой, — сигнал тревоги будет орать непрерывно, вот его и отключили. А заряды были очень глубоко, там из металла махонькая батарейка и тонюсенькие проводки к микрофонам, обычным бытовым крохотным "капсюлям", которые вместо сейсмодатчиков использовали. Ну и прибор кратности — на колонну ведь мина была. И грунт уплотнен так, что похоже, она тут с полгода уже стоит — никакой возможности ее заметить не было. Местные по ней спокойно катались — они то колонны тяжелой техники не гоняют...
Тут взвыли турбины летающей платформы и пришлось "жертву" отпустить — разговаривать стало невозможно. Впрочем, даже если сапер врал насчет времени установки мины, то особой вины его все равно не было, грунт наверняка уплотняли специально, а заметить место где это делали, не так-то просто. Надо будет теперь внимательно приглядываться ко всем неровностям дороги, хотя это уже и так делали после первого подрыва, но все равно бестолку...
Платформа уже перестала терзать уши воем и почти превратилась в блестящую точку над головой, довольно быстро двигаясь в сторону горизонта, когда они впервые услышали "баньши". Вдалеке (опытное ухо определило дальность где-то в полтора-два километра), раздался пульсирующий звук, средний между воем и свистом, и "д-р-р-р-р" почти сливающихся между собой серий хлопков.
И серебристая точка в небе скрылась, заслоненная десятками стремительно вспухающих облачков. Василий прикинул на глаз, что их было не меньше восьми десятков, пока несся к своей машине, а потом по ухабам, к месту падения платформы. Впрочем, спешка была совершенно излишней, столь интенсивный обстрел оказался смертельным даже для неплохо бронированной машины, повреждения от разлетающейся крупной шрапнели оказались фатальными. И для машины и для экипажа, который, скорее всего, погиб еще в воздухе, до того, как вспыхнувшее после удара о землю содержимое топливных баков вплавило раскаленный добела корпус в превратившийся в стекло грунт.
Во всяком случае, три крупных пробоины от прямых попаданий в днище упавшей набок коробочки, позволяли на это надеяться. Потоптались на берегу "стеклянного озера", да вернулись назад к колонне, попутно подобрав исковерканную взрывом трубу — все, что осталось от "воздушной мины". Искать несработавшие командир группы запретил и, в общем-то, был прав, и так в засаду неудавшиеся "спасатели" не попали, скорее всего, просто из-за катастрофической нехватки сил у противника.
После этого колонна еще час двигалась без особых потерь — только периодически "хлопали" мины под саперным тралом, да еще несколько раз послушали "баньши", которые выбили практически все имеющиеся в наличие беспилотные средства разведки. Начальство сорвало голос и по каналу управления изъяснялось исключительно матом, но его при этом все прекрасно понимали. Как в прямом, так и в переносном смысле — терять людей и постоянно ждать следующего подрыва было невыносимо.
Не добавляли спокойствия и местные пейзажи — поросшие зарослями низкорослой зелени холмы подступали вплотную к дороге, и по ним уже не раз открывали ураганный огонь, но каждый раз тревога оказывалась ложной — противник не показывался, предпочитая делать гадости, не вступая в контакт.
А потом выяснилось, что чертовы "баньши" годятся не только для летающей техники — на верхушках и склонах, прилегающих к дороге холмов, раздался знакомый уже звук, и закрутились, разбрасывая во все стороны листья и ветки, рукотворные смерчи. В этот раз мины явно приводились в действие с пульта управления, и в качестве целей в процессоры были заложены явно не самолеты. Рой поражающих элементов стальным градом прошелся вдоль колонны, сметая с брони пехотинцев. При подрыве больше вероятность уцелеть, находясь снаружи, и практически весь наличный состав, кроме водителей, ехал на броне.
Поначалу случившееся показалось чуть ли не катастрофой, но после подсчета потерь оказалось, что не все так страшно — двухсотых оказалось немного, около трех десятков. Трехсотых было больше, но броня экзоскелетов сильно ослабляла силу осколков, опасной была лишь кровопотеря от большого числа мелких царапин. Это не считая того, что практически треть легких экзоскелетов пришла в полную негодность, спасая свою начинку.
Раненым наскоро оказали помощь, перелили несколько декалитров кровезаменителя и раздали стимуляторы, восстановив тем самым боеспособность. Боевой дух, как ни странно, только поднялся — пострадав от действий инсургентов лично, солдаты отбросили все сопливые рассуждения о гуманности и были вполне готовы рвать противника зубами. Вот только увы — противника не наблюдалось. Оставалось только сидеть внутри громыхающего по ухабам железного гроба и ждать что произойдет раньше — взрыв мины, отправляющий все на небеса, или команда "выйти и вступить в бой".
Разведка за этот эпизод получила фитиль, хотя обнаружить замаскированные позиции чертовых автоматических минометов не было никакой возможности. Что и подтвердилось еще не раз. Правда теперь противник массированных засад не устраивал, "баньши" работали с максимальной дистанции почти три километра (куда разведка попросту не добиралась, чтобы не попасть в засаду), они стучали в броню стальным градом, не давая расслабиться.
Боевой дух от этой "погоды" все более падал, особенно среди тяжелой пехоты, которая в своих скафах была не в состоянии поместится в транспортный отсек, и была вынуждена ехать на внешней подвеске. Эти ребята, даже при полном попустительстве начальства, оставляли свою "скорлупу" и перебирались во внутрь. Потери среди них сократились — снаружи оставалась только дежурная смена, но техника потихоньку выходила их строя.
Все мечтали о том моменте, когда подлый враг, наконец, покажется в прицеле.
* * *
Савельев внимательно рассматривал следы, оставленные широкими колесами в пыли укрывающей твердую как бетон грунтовку. След этот ему активно не нравился. Во-первых, он никак не мог понять, какое транспортное средство их оставляло. Причем оно ему было наверняка знакомо, периодически мелькающее на окраинах сознания, смутное узнавание говорило об этом совершенно ясно. Но, увы — верткая мысль в руки не давалось. Видимо его не выпускал из подсознания барьер "здравого смысла". Дело в том, что оставляющих странные следы машин было несколько, одни он вроде как "опознал". Но слишком уж абсурдно было предположить, что среди колонны беглецов движется... "говнососка".
Какие черти занесли машину ассенизационной службы в такую даль, Василий предположить не мог, потому и о своих подозрениях пока никому не сообщал. Возможно, бочку просто где-то сбросили, а машину использовали как платформу, но "мозг" БРДМ (*бронированная разведывательно-дозорная машина) с ним не согласился, ссылаясь на какую-то "развесовку". Две оставшихся машины были идентичны и, скорее всего, еще более экзотичны. Во всяком случае, в голову пока не приходило никаких ассоциаций.
Но на войне все необычное положено считать опасным, и потому за этими следами Савельев приглядывал особо. Поэтому и не проворонил "во-вторых".
Во-вторых, только что глубина оставляемой коли изменилась и совершенно неожиданно стала несколько глубже, чем была. Это было не гарантировано, все же что-то разобрать на изъезженной десятками колес грунтовке что-то сложно, но... интуиция вовсю кричала: "что-то не так!".
Увы, у начальства имелось свое мнение на этот счет. Ожила связь:
— "Орлан", машу вать, что вы там копаетесь?
— "Ганглий", необходимо осмотреть место.
— "Орлан" ... .... ..ть! Пока вы ... будете осматриваться, нас ... с той горки что у тебя за спиной, так ... что ... не ...!
— Есть досмотреть господствующую высоту! — пришлось плюнуть и "мухой" нестись на торчащий в трехстах метрах холм. В конце концов, что тут необычного? — сломалась машина, вот на соседку и перегрузили весь вес что она везла,
С возвышенности аппаратура осмотрела окрестности в поисках противника и пригодных для засады мест. Первого обнаружено не было, но по одному из овражков слева от дороги автоматика даже решила отстреляться (ее истерически поддержали в пару стволов со стороны колонны — нервы у всех были явно на пределе). Ответного огня не последовало и дозор двинулся назад, навстречу колонне, уже внимательней рассматривая обочины и окрестности. Разведка всегда проходит чуть не втрое больше, чем все остальные...
Ровно посредине пути Василия, наконец, пробило понимание, что не так было в изменившемся следе шин — непонятные машины были пятиосными тягачами, и не так давно их вовсе не нагрузили, а наоборот — разгрузили и спустили воздух из трех колес с каждой стороны, чтобы замаскировать этот факт. Другого объяснения странный след не имел, и Савельев судорожно давил кнопку экстренного вызова на тактическом дисплее, в то время, как интуиция уже во всю глотку орала — "ты опоздал!".
Как обычно, эта зараза не ошиблась.
* * *
Игорь мотылялся внутри душной провонявшей потом и страхом коробочки БМД. Жара, вибрация и духота буквально вынимали душу. В этом не было ничего непривычного, не одна тысяча километров пройдена в точно таком же "братском гробу", но война оказалась совсем непохожа на учения. Страх липким туманом висел в затхлом воздухе, выматывая быстрее и сильнее любых телесных страданий.
Совершенно убивала собственная беспомощность, понимание, что ничего от тебя не зависит, и твоя жизнь и жизнь товарищей может легко оборваться, если мехвод возьмет чуть правее... или левее... или будет продолжать двигаться прямо. Все теперь зависело от того, на какое число поставил неведомый сапер прибор кратности у закопанной на недосягаемой для саперного трала глубине мины.
А ведь надо еще постоянно наблюдать за мелькающей вокруг зеленкой, каждому нарезан "свой" сектор, в котором непрерывно дрожало не слишком четкое изображение, транслируемое камерами боевой машины. От этой непрестанной дрожи глаза лезли на лоб и слезились уже на десятой минуте, а неподвижные в реальности предметы обретали собственную жизнь. Еще сильнее "оживляло" пейзаж четкое понимание, что действительно где-то в этих зарослях затаился враг, рассматривающий тебя через прицел пусковой установки, или замерший с пальцами на пульте минного поля, дожидаясь, когда именно твоя машина войдет в створ...
Холодный пот крупными каплями висел на лбу и неприятно стекал между лопаток. Самое обидное, что Игорь никогда не считал себя трусом, да и не был им, но непрерывное ожидание лишало сил тело, а душу охватывало какое-то странное отупение, в котором чувствуешь приближение и неизбежность собственной смерти, но никаких эмоций это не вызывает, кроме одного желания — "скорей бы". Вот только, как ни парадоксально, а страха эта апатия совсем не притупляла, продолжая сосуществовать с ним в странном параллельном режиме. Оставалось только облизывать пересохшие губы, мечтая о глотке из фляжки, уже не первый час мучительно хотелось пить, но делать этого тоже нельзя — сержант таких люлей выпишет...
"О, вот и глюки пожаловали", — попытался мысленно пошутить сам с собой Игорь, — "сержант ведь — это я, а пить, зараза, все равно нельзя, но уже по другой причине — должен подавать пример и следить за бойцами. Иначе они всю воду враз выхлебают и станут вовсе ни на что негодны, а там от лейтенанта так прилетит, что люли от сержанта в учебке с ностальгической слезой вспоминать будешь".
С сомнением обежал взглядом своих подчиненных — большинство совершенно необстрелянных, только после этой самой учебки. У всех глаза оловянные и, скорее всего, уже ничего не видят, только Чурка, снайпер их отделения, имеет хоть какой-то опыт "командировок", он один и крутит постоянно головой, заставляя камеру компенсировать тряску и менять угол обзора. "Вот блин, какими все были орлами, а как дошло до дела — тока чурка и не спекся, впрочем, он к жаре привычный... ".
Игорь уже собирался "взбодрить" личный состав, когда Чурка вдруг вздрогнул.
— Отблеск виден, на холме там, — и ткнул пальцем в борт, полено нерусское. Вот ведь гадство — стоит о ком-то хорошо подумать, как он такое отчебучит...
— Где блеснуло?! Направление, что заметил?! — заорал сержант, заставив вздрогнуть всех остальных, одновременно переключая турель на себя и прокручивая запись со шлема Чурки, потому как толку от снайпера никакого — он от растерянности похоже вообще русский забыл.
Увы, момент был упущен — машина вздрогнула от сильного удара, и все видимое пространство закрыла пелена. Показалось на миг, что это уже и есть "всё", но на тактических экранах шлемов вспыхнуло: "к машинам", и сразу: "к бою", и тело само по себе загрохотало по настилу, походу переводя в боевое положение оружие, а потом выпрыгнуло наружу, перекатом освобождая место для следующего.
