— А почему я должен заниматься малознакомой старухой, когда ты собираешься арестовывать моего брата? — вспылил Габриэль.
— Именно поэтому, — отрезал Вильк, — Алана...
— Нет! — я упрямо скрестила руки на груди, — и только попробуйте меня усыпить!
Бальтазар столкнулся со мной взглядом, сил пререкаться у него не осталось, и он лишь обреченно махнул рукой, мол куць с тобой, делай, что хочешь.
— Может у него есть противоядие, — устало проворчал он.
От управления Ночной стражи прибыла повозка, и через двадцать минут мы были в музее.
— Только вперед не лезьте, — устало попросил Вильк, когда мы с парой стражников оказались напротив окованных железом, тяжелых дверей алхимической мастерской.
Бальтазар решительно толкнул створку и шагнул внутрь, предварительно накинув на нас магический щит.
Гжесь Ремиц стоял на коленях возле камина и что-то ворошил там кочергой. В мастерской витал запах сгоревшего дерева и красок. Алхимик жег, ставшую ненужной, картину Мартина Горица 'Полночная смешливица'.
Он обернулся на звук открываемой двери и застыл, увидев тех, кого час назад обрек на смерть.
— Именем Ночной стражи Кипеллена, — усталый хриплый голос Вилька эхом отразился от высокого потолка, — Гжесь Ремиц, вы арестованы за убийство шестерых невинных граждан, попытку убийства магистра Ночной стражи при исполнении, а так же своего брата Габриэля Ремица и мастера-живописца Аланы де Керси... и... — чародей запнулся, — за порчу музейного имущества. Ребята, — он обернулся к стражникам. — Пакуйте.
Гжесь даже не пытался сопротивляться. С тоскливой обреченностью взглянул на стражников и протянул руки для антимагических наручей.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки "У моста"
Габриэль приехал посреди ночи ровно через полчаса, после того, как я его вызвал. Даже не попытался прочитать мне своё любимое нравоучение о пользе сна. Молча вошёл в кабинет и, не проронив ни звука, сел. Я торчал на подоконнике, докуривая одним богиням известно, какую трубку. После противоядия, найденного в реставраторской, мне пришлось совсем не сладко. Я едва выбрался из липких кошмаров, проклиная на все лады свой дар. До сих пор было не по себе, да еще и безумный убийца поставил ультиматум.
— Сказал, что расскажет всё только тебе.
— Не смогли разговорить? — удивился декан, показав руками пытательные клещи.
Я поморщился.
— У него капсула с ядом вместо одного из зубов. Попытайся мы применить силу, он бы покончил с собой.
— Туда ему и дорога, — пожал плечами Габриэль.
— Тебе и правда, всё равно? — не выдержал я.
— Нет! Но тебе лучше не знать, что я на самом деле думаю.
Его мрачная непоколебимость не оставляла шанса на нормальный разговор. Я спрыгнул с подоконника, и долго выбивал трубку, словно пытался отсрочить неприятную встречу. Декан терпеливо ждал, но мгновенно поднялся, когда я двинулся к двери.
Мы спустились в подвал. У решетки дежурил Бырь.
— Ничего запрещенного с собой нет? — спросил он.
Габриэль помотал головой и поднял руки, позволяя себя обыскать. Обычно словоохотливый, он упорно молчал пока мы не подошли к допросной. Там он резко остановился и предержал меня за локоть.
— Не оставляй нас одних, — попросил он, — иначе, я за себя не ручаюсь.
— Постараюсь, — пообещал я и толкнул дверь.
Гжесь сидел за столом, скованный по рукам и ногам.
— Мы выполнили своё соглашение, ты готов выполнить своё? — сказал я.
Хозяин твари кивнул и облизал губы.
— Стражнику лучше уйти, а ты Балт, можешь остаться. Мне пригодятся твои способности, — хрипло проговорил он, безумно таращась на Габриэля.
— Какие? — не понял я, но он смотрел только на брата. — Какие?
— Магические, конечно, — не поворачиваясь, проговорил хозяин твари. — Ты наложишь на нас печать молчания. Чтобы мы втроем ничего, никому не разболтали.
— Ты издеваешься?
Хотелось каждое слово вбить поглубже в его глотку.
— Иначе не скажу ни слова.
Я покачал головой.
— Ради всех богинь, что ты о себе возомнил... Прости, Габ, что поднял с кровати. Возвращаемся.
Повернувшись к двери, я почти вышел, но Гжесь истошно закричал:
— Это твой единственный шанс узнать правду. Утром, я в любом случае отправлюсь в бездну, и никто не сможет мне помешать. У алхимиков свои пути.
Я посмотрел на Габриэля, и тот кивнул.
— Братец понимает, — усмехнулся хозяин твари. — Либо делай, как говорю, либо ничего не узнаешь. А жертв было очень много.
Гжесь злорадно усмехнулся.
— Свидетельствовать против меня ты не сможешь, показания не дашь, но, по крайней мере, найдешь их тела и предашь земле в соответствии с обычаями. Ну что? Согласен?
Больше я раздумывать не стал. Безумец прав — пусть лучше у меня будут знания, которыми я не смогу поделиться, чем не будет ничего.
— Зачем тебе это? — спросил Габриэль.
Брат довольно задрал подбородок.
— Я всё расскажу, чтобы ты понял, насколько я могущественнее, смелее и одарённее тебя. Если бы не нелепая случайность, совсем скоро, я бы стал Великим магистром гильдии алхимиков.
Габ только покачал головой.
— Не веришь? — удивился Гжесь. — Поверишь! Колдуй, Балт. Тебе же любопытно. О! Тебя ждет много разочарований. Я водил тебя за нос, убивал твоих друзей, а ты бессильно скрипел зубами. Это трудно принять.
У меня чесались руки. Вогнать бы мерзавцу молнию в сердце. Вот только он прав, я хочу узнать всё, что знает он. Только поэтому, мне удалось сдержаться и начаровать печать молчания. Над нашими головами блеснули синие сполохи.
— Прекрасно, — хозяин твари выдал широкую улыбку. — С чего пожелаете начать?
Габриэль отошёл в угол и прислонился к стене, а я остался стоять посреди допросной, молча глядя на безумного убийцу.
— Какие вы скучные, — надул губы Гжесь. — Думал хотя бы ты, брат, меня поддержишь. Тебя же всегда раздражали жалкие людишки... нет? С каких это пор?
— С тех, когда ты решил меня убить, — напомнил он.
— Так нужно для дела. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой не может быть важнее гильдии алхимии. Давайте по порядку, и вы сами всё поймёте.
Я пожал плечами, Габриэль тоже промолчал.
— Впору обидеться, — буркнул Гжесь. — может ничего вам не говорить? А?
Он задумчиво поёрзал на стуле. Поводил плечами, поскрёб туфлями по полу.
— Нос чешется, не поможете?
— Не выделывайся, ты совсем не похож на брата! — бросил я.
Хозяин твари дернулся, будто я залепил ему пощечину.
— Гильдия заботится о тебе несмотря ни на что, — проговорил он своим обычным тоном, без дурашливых ноток. — Гильдии всё равно кто ты, и что о тебе думают окружающие. Гильдии важно на что ты способен!
Меня передернуло от заученных слов, похожих на молитву обезумевшего монаха. Но Гжесь больше не смотрел вокруг и ни на кого не обращал внимания. Он погрузился в себя, продолжая бормотать.
— Гильдия поддерживает тебя, но и ты должен поддерживать гильдию. Способствовать её развитию, вести к совершенству. Надо стремиться возвысить Великого Магистра.
— Зачем людей губили? — буркнул Габриэль.
Хозяин твари вздрогнул и замотал головой.
— Они гибли не зря. Им еще при рождении суждено было стать частью великого плана. Они родились в месяц Хрустальной луны, в последнюю самую важную декаду. Их кровь впитала особую силу, серебро и сульфат...
— Ты что, создаёшь белый порошок? — переспросил Габ.
— Что? — не понял я.
— Божественный эликсир...
— Не ожидал? — оживился Гжесь. — Все ингредиенты собраны...
— Чтобы получить нужный элемент понадобились бы десятки человек... Скольких же вы убили? — выдохнул Габриэль.
— Подвал забит до отказа, — отмахнулся хозяин твари. — Из реставраторсокй есть ход, ведущий в подземелье. Там холодно, но мы всё равно забальзамировали останки, чтобы отбить запах.
— Врёшь! Мы перерыли весь музей, — не сдержался я.
— Горан Мышевич, тот самый архитектор, что проектировал музей, сделал тайный ход. Ни капли магии, одни древние механизмы, если не знаешь, нипочём не найдёшь, — кандалы загремели и Гжесь наклонился ко мне. — В том самом зале, где висела картина, за третьей колонной от угла есть каменный орнамент, похожий на листок дерева. Если вдавишь посильнее, пройдёшь в подземелье.
Габриэль выбрался из своего угла, нависнув над братом.
— Белый порошок — это миф! — вскрикнул он.
Я впервые услышал, что он повысил голос. Ни один студент на кафедре алхимии, да и во всей Школе Высших Искусств никогда не слышал, чтобы он ругался.
— Нет! — протянул Гжесь. — Во главе гильдии алхимии должна стоять божественная сущность, тогда мы установим истинный порядок вещей и полную гармонию во всём мире.
— Ты безумен.
Декан закрыл лицо руками, но его брат подпрыгивал на стуле и закричал:
— Ты не хочешь верить, потому что знаешь, что я прав. К власти всегда рвались худшие, больные ублюдки вроде Куцевича, проклятые торгаши со своей купеческой гильдией. Они мать родную продадут ради пары лишних растов. Это пора менять! Мы вознесём на городской престол божественное создание. Установим благость по всему Кипеллену, а потом и во всей Растии.
— Хватит! — оборвал я. — Скольких человек вы убили, и кто тебе помогал?
Хозяин твари замотал головой.
— Помощников не назову. За всё отвечу сам, — гордо сказал он. — Умертвили шестьдесят шесть человек. Начали с бездомных и нищих, сколько бы их ни пропало никто не хватится, и страже и городскому совету на них плевать. В этом и проявляется вся их купеческая подлость. Но месяц Хрустальной луны быстро подходил к концу, а точно установить, кто, когда родился, проще среди знатных. Поэтому пришлось перейти на них. Вот только их так просто в тёмный закоулок не заманишь. Это нищему пообещал медяк или краюху хлеба, он уже за тобой и тащится как слепой кутёнок...
Габриэль дернулся, задев стол, и снова забился в свой угол.
— Давай без этих мерзостей, — приказал я.
Гжесь пожал плечами.
— Я говорю правду — не хочешь, не слушай. Так вот с богатенькими папенькиными сынками мы намучались. Но Пресветлые богини благоволят гильдии, поэтому нам повезло. Сопливый реставратор разбудил запертую в картине тварь. Чтобы не привлекать лишнего внимания, мы попытались запечатать её в полотне, но ничего не вышло. Мне удалось лишь составить специальный раствор, чтобы подчинить её. Но его действие было очень нестабильным и нечисть переставала подчиняться, если была голодна. Пришлось выводить её на охоту. А чтобы не тратить зря время, заставлять разбираться с рождёнными в Хрустальную луну.
— На что вы надеялись? — взорвался я.
— На то что ты не вернёшься раньше времени и не влезешь в наши планы, — саркатисчески фыркнул хозяин твари.
Я сжал кулаки.
— Зачем вы наняли человека в Зодчеке?
— Сопливый реставратор успел написать письмо дядюшке, тот припёрся в музей и начал всё вынюхивать. Старик слишком хорошо разбирался, как запереть и отпустить сновидение, но рассказывать ничего не стал, поставил условие — или даем ему уничтожить картину, или катимся к дидьку — только проболтался, что все нюансы описал в своих трудах Мартин Гориц. Когда тварь с ним разделалась, оказалось, что письма при нём нет, — Гжесь вздохнул. — Такую улику оставлять было нельзя, к тому же мы получили почти весь необходимый материал и от прожорливой бестии пора было избавляться.
Ему доставляло удовольствие смаковать подробности и смотреть на наши перекошенные физиономии. Когда его слова долетали до Габриэля, и тот вздрагивал, будто от ударов, глаза Гжеся наливались фанатичным блеском и он продолжал с еще большим азартом.
— На конюшне Ночвицких тварь испугалась и хотела сбежать, но ваши недоумки перекрыли путь к отступлению и она разделалась с мальчишкой. Но и это стало на руку — тебя отстранили от дела!
— Лучше замолчи, — заревел я, наклоняясь над столом.
— Неужели испепелишь? — округлил глаза хозяин твари. — Сделай милость!
— Держи себя в руках, — простонал Габриэль. — Расправишься с этим безумцем Серый Трибунал придёт за тобой — получишь пять лет каторги за самоуправство в лучшем случае. В худшем — лишишься способностей, а то и головы!
— Ты бы не вмешивался! — разозлился Гжесь. — Я же уже видел, как разгорается смертельная магия в его руках.
— Не дождёшься! — отворачиваясь, бросил я. — Пусть палач марает руки.
Хозяин твари надрывно засмеялся.
— А я вот не побрезговал прирезать ворчливого старикашку. Представляешь, отказался отдавать мне трактат Мартина Горица.
