— Да, мама!
Мальчишка в шортиках и майке, с влажными после купания волосами сидит за столом, активно ворочая мышкой. Гляди-ка, подрос-то как. И компьютер купила мама сынуле, нашла где-то средства... Давно я его не видел. Однако выдавшуюся паузу я сегодня намерен посвятить вот ему, этому маленькому человечку.
— Здравствуй, Олежка.
Мальчик стремительно оборачивается, забывая про компьютер.
— Ангел Рома... — и я улавливаю в его голосе растерянность. А раньше чуть не прыгал...
— Не ожидал?
Моя голограмма прочно стоит на полу. Сегодня я при всём параде. Боевой скафандр, увешанный всевозможными прибамбасами, и даже прозрачный пузырь шлема надет. И я надеюсь, что отсветы шлема скроют сегодня выражение моих глаз. Ну а мысли читать мальчик покуда не умеет.
— Я уже думал, ты совсем меня забыл, ангел Рома, — тихо, серьёзно говорит Олежка.
— Я не забыл. Как только смог, так сразу...
Его лицо озаряет несмелая улыбка.
— Спасибо. Ты опять ненадолго?
Теперь улыбаюсь я.
— На полчаса, я думаю.
Я ожидаю радостной улыбки, но вместо этого он внимательно всматривается в моё лицо.
— Что-то плохое случилось, Рома, да?
И уже совсем неожиданно для себя самого я признаюсь.
— Случилось, Олежка.
Вот так вот и бывает порой в жизни — едут в поезде двое, совершенно посторонние люди, и вдруг один другому выкладывает душу. Исповедь, это придумано не сдуру. "Облегчи душу свою, человече"... А хотя бы и не человече, какая разница?
— Но ведь вы их убили, Рома?
— Ты не понимаешь, — горько усмехаюсь я. — Сколько их там было? Три десятка операторов, ну пилотов сколько-то, плюс боевой десант... А людей погибли тысячи. Многие тысячи.
Мальчик молчит. Думает.
— Скажи, Рома... А вот если бы ты не вмешался, сколько погибло бы их? Ну, которые "зелёные"...
Теперь уже молчу я.
— Их там триста миллиардов.
— Тебе не было бы жалко... ну... их всех?
Я вглядываюсь в его лицо внимательно. Очень внимательно. Ай да Олежка...
Сейчас на моей совести тысячи душ. А тогда было бы триста миллиардов. Каких душ, это уже второй вопрос. Что решил бы в такой ситуации Буриданов осёл? А ведь я не осёл. Ну, по крайней мере, не Буриданов...
— Спасибо тебе, Олежка.
— За что? — он вскидывает брови.
— За разговор, — улыбаюсь я.
— А я тебя много рисовал, Рома, — внезапно говорит мальчик. — Хочешь посмотреть?
— Конечно!
Он резво орудует мышкой, и на экране монитора возникает картина, нарисованная в фотошопе. Я вглядываюсь: космический ангел весьма атлетического сложения в боевом скафандре разгоняет шайку бледно-зелёных невыразительных хулиганов, на карачках разбегающихся от его могучей карающей длани. Не хватает только надписи — "Смерть фашистским оккупантам!"...
— Ну это из раннего, — солидным тоном признанного мэтра кисти говорит Олежка. — А вот ещё...
Да, это уже не плакат. Это настоящая картина.
— Как называется?
— "Ангел Рома, летящий среди звёзд"
Я улыбаюсь.
— А ты назови его проще: "Летящий среди звёзд". Коротко и красиво. А кто именно, будем знать только мы с тобой.
— Ага, — по всему видно, мальчишке понравилась идея. — А вот эту картину я не знаю как назвать...
На мониторе возникает изображение. Я вглядываюсь...
Ангел явно женского рода — в скафандре, естественно — сидит на поваленном шкафообразном роботе, широко расставив ноги, и молча разглядывает что-то, выходящее за рамки картины. Жёсткий, цепкий взгляд... Аина.
— Я как ни старался нарисовать тебя, а выходит вот... — мальчик смущён.
— Это оттого, что ты нарисовал правду, — медленно говорю я. — Я не смогу тебе сейчас объяснить... Ты знаешь что? Ты назови её "Опалённая злом".
— Ага! — Олежка блестит глазами, и по всему видно, я разрешил проблему названия, изрядно мучившую юного художника. — Так и назову!
Внезапно меня осеняет. У меня же здесь, на Земле, имеется своя резервная папка, где-то в недрах необъятной памяти компьютера ангельской миссии "Селигер"...
— А хочешь, я тебе покажу, где я живу? И свою семью. У меня такая дочь...
Он оттопыривает губу в растерянности.
— А я думал, ты маленький...
— Да мы все такие, — смеюсь я. — Я же тебе излагал. Так показать?
— Да! — Олежка садится на стуле наоборот, и по всему видно: он приготовился смотреть фильмы из жизни ангелов хоть до старости.
Я уже достаточно понаторел в обращении с ангельскими серверами, и нахожу нужную папку без труда. Моё изображение в комнате у Олежки сменяется объёмным экраном, я же могу по-прежнему видеть мальчика.
С чего бы начать? Ну конечно, вот оно — Первый полёт Мауны-младшей!
Некоторое время я наблюдаю за лицом юного художника, жадно всматривающегося в проходящие перед ним сценки ангельской жизни. Разумеется, он не понимает щебечущей-пересвистывающейся чужой речи, но это делает картину ещё более завораживающей...
— Какая красивая... — заворожено говорит мальчик, и я полностью с ним согласен. Да, наша Мауна красивее всех.
— Олежек, с кем это ты тут разговариваешь? — в комнату входит мать мальчика. Я едва успеваю погасить изображение.
— Да ай, мама! — Олежка чуть не плачет от досады.
— Ты чего? — ошеломлённо хлопает глазами женщина. — Кто у тебя был?
— Никого! Это я сам с собой говорил!
— А ты не злись на мать, — еле слышно шепчу я ему на ухо, пользуясь богатыми возможностями ангельской связи. — Она не виновата. Я тебе позже всё-всё покажу. Правда...
И хотя позже мне это будет сделать хлопотно, я полон решимости во что бы то ни стало исполнить обещание. И странное дело — грызущее чувство вины немного отпускает меня...
"Рома, здесь Аина. Всё, конец беседам — прибыл резерв ликвидаторов"
...
"А ты полагал, что у них на каждом объекте телепорт стоит?"
Я разглядываю убогое убранство помещения, вырезанного в толще скальной породы, очевидно, при помощи плазменного разрядника — стены стеклянисто поблёскивают. Две пары пластиковых коек, пластиковые же тумбочки, стол, умывальник с зеркалом и пластиковая будочка в углу — ни дать ни взять новомодный "биотуалет", выставленный где-нибудь в месте массового скопления аборигенов...
"Я полагал, сугубый аскетизм у "зелёных" не в почёте"
"Понимаешь, какое дело..." — Аина деловито обшаривает тумбочки и настенный шкафчик — "У них же жизненные блага строго расписаны, согласно иерархии. Тут обитали восьмизначные. Что положено по уставу, то и имели... Ни одного кристалла памяти не завалялось, ну ты подумай..."
"Да если бы и нашла, что там есть, у восьмизначных" — я пинаю ногой миску из нержавейки, и она с лязгом улетает под койку. — "У них даже порнофильмов нет"
"Да, одни садистские тошнотные записи... Ладно, пошли отсюда"
Аина осторожно перешагивает через останки двери, сморщенные, как мятая газета. Дверь, кстати, тоже не ахти — обычная сталь, не вольфрам и даже не титановая броня.
"Очевидно, дверь тут делали, на Земле. Да ещё подручными средствами. Глянь на шов" — Аина носком указывает на грубый сварной шов, явно сделанный без применения высоких технологий.
"Бедно жили" — я тоже перешагиваю через останки двери.
В обширной пещере, некогда, вероятно, естественной, но сильно расширенной и доработанной под ангар для "летающих тарелок", валяются обгорелые останки вражеской боевой техники — знакомый конус с дырой в боку и искорёженными руками-манипуляторами, здоровенный железный шкаф о двух ногах и шести руках, зато без головы...
"Древний хлам. Ему лет двести, этому охранному роботу. Если не триста"
Я обхожу шкафообразного монстра кругом. Да уж... А вот от пары биороботов-"иванов" мало что осталось. Во всяком случае, выглядят они куда хуже, чем знаменитый терминатор в финале одноименного фильма.
"Не отвлекайся"
Мы продолжаем осмотр разгромленной вспомогательной базы. Установка жизнеобеспечения внешне почти не пострадала — очиститель воздуха, воды, пищевой синтезатор, снабжавший персонал питательной кашей... А вот миниатюрный кварк-реактор разворочен здорово...
"С "тарелки" снята установка, явно" — Аина присаживается на ещё тёплый, почти горячий труп шкафообразного робота-охранника, разглядывая два лиловых рубчатых цилиндра. Личное оружие "иванов", оставшееся невредимым в отличие от хозяев. Поворачивает разрезные кольца, прикрывающие утопленные в корпус спусковые кнопки, ставя оружие на предохранитель. — "Всё, заканчиваем. Надо тут прибраться и заниматься другими делами"
Я ещё раз обвожу взглядом ангар, здорово напоминающий обычный земной гараж — даже какие-то запчасти свалены в углу, и в голове всплывает неожиданно нелепое и смешное слово "гравицапа". Самих "тарелок" нет — оба аппарата выпорхнули перед самым нашим прибытием, унося в своём чреве ценных сотрудников и оставив на месте в качестве стражи-камикадзе эту убогую технику, явно рассчитанную на защиту от аборигенов, отнюдь не на ангельское вторжение. Во всяком случае, у нас с Аиной вся операция заняла девять секунд, и беспокоить ликвидаторов не пришлось... Ликвидаторам достались "тарелки".
В воздухе вспыхивает изображение — Биан, осунувшийся и побледневший.
— Аина, Рома, смотрите...
По прямоугольнику виртуального экрана бегут строки развёртки. Трансляция аборигенского телевидения...
-... Отмечены новые подземные толчки в китайской провинции Сычуань, а также в ряде районов...
— Грязно работаем, спешим, — шеф мрачен. — Можно бы аккуратней...
— Зато без потерь, — Аина встаёт. — Докладываю. Пара биороботов, эти вот железяки, — она кивает на останки защитников бункера, — и ни одного "языка". И ни одной кристаллозаписи. Вся добыча — два исправных ручных разрядника. Да, ещё сортир сохранился совершенно целым.
— Сортир, это замечательно, — без улыбки говорит Биан. — Это как раз то, что нам сейчас нужно... Ладно. Закрывайте объект и назад, на базу. Рома, ты возвращаешься домой.
— Но, шеф... — пытаюсь я возразить.
— Домой! Я сказал, — он смотрит на меня смертельно усталыми глазами. — Тут тебе уже делать нечего. Тебя ждёт "Капелла".
"Время назад не повернуть. И ничего нельзя исправить. Можно только искупить" — по-моему, это Аина. Или это моя собственная мысль?
Глава 46
Подлинная мудрость
"Ну здравствуй, муж мой"
В зале телепорта непривычно пусто и тихо. Два оператора скрыты от меня опустившейся на место крышкой телепорта, и оттого кажется — мы с Ирочкой вдвоём. Я и она.
Она подходит ко мне медленно, осторожно. Ей не нужно ничего объяснять. Она видит и ощущает всё, что вижу и ощущаю я. Она моя половина. Лучшая...
"Ира, Ир... Мне плохо"
Она прижимается, целует меня. Зарывается носом в перья на сгибе моего крыла, и я в ответ зарываюсь в её роскошные волосы. Отросли опять...
"Пойдём, Рома. Я знаю, куда нам нужно"
Так и сказала — "нам". Не "тебе", а именно "нам".
"Мауна спит. Я нарочно её уложила"
Я слабо улыбаюсь. Правда, больше всего я опасался, как воспримет всю ту горечь и кислятину, что скопилась у меня на душе, моя дочь.
За порогом зала телепорта перекликается голосами невидимых лесных тварей роскошная райская ночь. Колдовской свет Великой звезды делает воздух зеленовато-прозрачным. Как под лучом "всевидящего ока"...
"Сравнил тоже" — Ирочка приседает и одним прыжком оказывается в воздухе. И меня вдруг охватывает дикий страх — вот сейчас она исчезнет, растворится в этом колдовском сиянии. Тихо и бесшумно... Нет, не так. Короткая лиловая вспышка...
"Ты на грани нервного срыва, Рома. Лети за мной!"
Наверное, привычка беспрекословно и чётко отрабатывать мысленные команды контролёра ситуации въелась в меня намертво, поскольку спустя секунду я осознаю, что уже лечу.
"Ира, Ир... Мне не догнать тебя сегодня" — я действительно ощущаю смертельную усталость. Лечь бы и лежать, лежать... перестать двигаться, перестать дышать...
"Догнать. Ты можешь. Ты должен!"
Я внезапно ощущаю жгучий стыд. Рассопливился, биоморф несчастный? Как какой-нибудь клерк в конторе на планете Земля, который вымещает неудачи по службе на своих домашних. Я страдалец, и все кругом пусть страдают... А ну-ка!
"Раз должен, тогда держись!"
Крылья со свистом рассекают воздух. Я лечу вперёд по прямой, как не летал ещё никогда. Ирочка маячит прямо передо мной, круто поднимаясь в небо, без всяких игривых увёрток, и я чувствую-ощущаю — она тоже работает крыльями изо всех сил. Без всяких скидок на то, что муж устал и плохо себя чувствует.
Ночное небо впереди уже клубится тучами, против непроглядной темени которых бессилен призрачный свет Великой звезды. Огненный зигзаг молнии прорезает тьму, и тут же, словно это был сигнал, Великая звезда гаснет, скрывается в тучах. Я вдруг осознаю, что мы летим прямо в чрево грозового облака.
"Мы летим на грозу"
"Да, Рома!"
Воздух, насыщенный электричеством, и неповторимое чувство близящейся смертельной опасности приглушают все остальные чувства. Ноздри мои раздуваются — как в бою. А ну!
Новая вспышка молнии, и спустя несколько секунд нас настигает раскат грома. Расстояние между грозовой тучей и нашей парой стремительно сокращается.
"Не бойся ничего!"
"Я и не боюсь!"
Новая вспышка молнии, удар грома бьёт по ушам. И тут же на нас обрушивается стена ливня. Поток воды сбивает, тянет вниз...
"Лететь, Рома, лететь!"
И снова въевшийся в подсознание навык мгновенно отрабатывать команды перебарывает, бросает тело на подъём. Я молочу крыльями свирепо и страшно, преодолевая давящую силу ливня. Ещё, ещё!
Ветвящиеся огненные силуэты мерцают в непроглядном мраке, вспышки вырывают из темноты смутную крылатую фигурку, летящую впереди. Я вдруг ощущаю, что ярость падающей воды ослабевает. И молнии вспыхивают уже где-то внизу, озаряя туманную толщу облака. Мы в самом сердце тучи...
"Ещё немного, Рома!"
Сердце колотится, как мотор, мне не хватает воздуха. Мы забрались очень высоко...
"Ещё чуть-чуть!"
Дождь прекращается совершенно, непроглядный мрак сменяется густо-серым сумраком. И вдруг...
Не знаю, как это вышло. Но в тот момент, когда мы с Ирочкой вырвались из туманных объятий облака, первый солнечный луч разом смёл зеленоватое сияние Великой звезды. Огненный шар, невозможно ослепительный, торжествующе всплывает над горизонтом, заливая белоснежное море облаков неистовым сиянием, не ослабленным толщей влажной тропосферы.
— Создатель Вселенной!.. — вырывается из моей груди восхищённый возглас. И только тут я осознаю, что стальные челюсти, мёртво сжимавшие мою душу, разжались. Дикий полёт выжег горечь и кислятину, накопившуюся внутри. Если и не всю, то по крайней мере почти.
— Я люблю тебя!!! — ору я так, что без всякой телепатии меня слышно, вероятно, во всём полушарии планеты. — Я!! Тебя!! Люблю!!!
— И я тебя! — её смех разносится по всему окоёму. — А теперь — делай, как я! Домо-о-ой!
Ирочка складывает крылья и проваливается вниз, туда, где ещё ворочается туча, растратившая свою грозовую силу и оттого выглядящая сверху совершенно белой и пушистой. Я немедленно следую за супругой, воздух свистит в ушах. Ух, хорошо! Нет, правда-правда!
