Отобранные в поединках силы стремительно возвращались у кого с вкусной и сытной едой, а у кого-то только с сытной. Порция Панга отличалась размером — потраченные на самолечение ресурсы организма требовалось восстановить, ведь последовавшие после "исправления" русла регенерации бои проходили без поблажек, и дуот заплетался в ногах, пару раз свалившись в коридоре — обидчики получили по плетке, но туники-то придется как-то зашивать. Панг не огорчался, наоборот радовался нормальной еде, а с деликатесами и сладостями еще успеется, и парадная туника зашьется в свое время — плотный график не имел достаточно широких окон, чтобы сбегать в швейную мастерскую, кроме вечернего свободного деления.
Во время сиесты вымотанные дуоты отрубились, провалившись в сон. Один Панг осознанно ушел в медитацию наперекор доппельвита. Перед ним стояла задача настроиться на океан жизни. Это сродни магнитному полю в астрале, а нашедший окажется в середине безбрежного океана. Обычным глорам достаточно эманаций, пронизывающих их во время целительного сна, возвращающего силы жить как физически, так и морально, снимающего душевную усталость. Но Пангу не хватало. Лишенный доступа к своей внутренней бесконечности, он оказался вынужден искать естественные альтернативы, не без подсказок ЛЗ, что уж тут кривить.
Недавние бои показали всю бездну между вчерашним и сегодняшним. Тело не успевало реагировать на команды, путалось. Оно не имело собственной памяти, приходилось прокручивать каждое движение. И если с рисунком еще легко получилось, то боевка однозначно провальна, хуже зелий. Постоянное мысленное напряжение выматывало, снижало внимательность — периферийное и то отказало. Не все вышло радужным и светлым, как задумывалось, однако уныние вытравлялось на уровне мыслей, Панг внушал себе позитивный настрой, ведь это пробные попытки, помогающие прицениться, составить планы с соразмерными усилиями по их реализации.
Вот Панг осторожно и приближался к заветной целе — не дай Арас сверзиться в него, взбаламутить бултыханиями. ЛЗ придержит, куда он денется, но хотелось самому осуществить, хотелось почувствовать себя самостоятельным, способным достичь поставленной цели без ставшего таким привычным и любимым ЛЗ, хотелось гордиться самим собой перед собой же, и просто повысить рухнувшую ниже плинтуса самооценку — на фоне других алсов Панг выглядел полным бездарем и неумехой, это читалось в их глазах.
Вот она, сложность интеграции с обществом. Находиться рядом и внутри — это совершенно разные вещи, порой до диаметрально противоположности. Пангу восточное общество по духу казалось ближе, здесь ценилось и уважалось самостоятельное достижение результатов — царские дети проходили ученичество наравне со всеми, в какой-то степени им приходилось сложнее. Панг знал, что в Кюшюлю сейчас нет ни одной царевны, а о княжеских детях не известно ничего — в Оккидентали такое в массы не спускали, а у ЛЗ такое спрашивать — себя и его не уважать, это всяка лишняя информация, не к добру. Хех, да тут просто все такие — прима как-никак. В гимназии пестуют личность, без социальной подоплеки, расслоение потом произойдет, главное, что узы дружбы пройдут через века, как и усвоенные уроки.
Два деления сиесты пролетели незаметно.
— Время описания будильника, — разбудил всех бодрый голос Ринацео, киса которого висла на боку. Именно разбудил — дневной сон самый сладкий. Потягиваясь, дуоты в закрытой спальне на целую ницию растянули уборку футонов. — Держите, — произнес, остановившись рядом с Пангом и аккуратно бросив к боку рискуса, на котором уже лежали два листка бумаги с карандашами для описания, две отглаженные и зашитые туники. — Парадная форма на аттестации обязательна для всех, — вроде как пояснил для дуодека свой поступок Ринацео. — Если кто вздумает портить вещи, получит в следующий раз еще и штраф, а за место испорченного свое отдаст. Всем понятно?
— Да, цео, — старательно скрипя карандашами.
— Надеюсь, вы все понимаете тот факт, что дуот Панг в дуодеке на целый год и никуда от этого не деться?
— Да, цео...
— Мы не раз общались на тему справедливости, алсы. Воспринимайте ситуацию как очередное испытание. А ты, дуот Панг, поменьше распускай свой поганенький язык и не перечь старшим. Помни, со своим уставом в чужой каэлес не лезут. Как и все остальные, дуот Панг, ты всегда можешь ко мне обратиться, — он остановился рядом. — Ау...
— Да, цео.
— В этом случае не да, а ясно, цео, — твердым холодным голосом.
— Угу... — договорить помешал болевой паралич.
— Вольности, дуот Панг, остались за тенью кроны, — жестко. — Не захочешь по-хорошему, будешь познавать боль без спасительной потери сознания, а затем навсегда станешь сервом. Я ясно выражаюсь?
— Да... цео...
— В следующий раз за "угу" пять плетей, и по нарастающей. Дуот Панг, готовься к жестокому выкорчевыванию вредных привычек, коли сам не в состоянии свою грядку полоть, — наступило молчание.
— Ясно, цео.
— Хорошо. Эрина, — обратился Ринацео ко всем. — Сдавая мне описания, представляйтесь для дуота Панга, чтобы и он знал вас по именам и в лицо, — решил исправить досадное упущение куратор, пока было время.
Все очень старались спрятать свои чувства. Получалось.
— Дуот Оонт, Юоён, Аоюн, — янтарноглазые. У него есть причины глядеть на всех свысока — его боевка, например, по наблюдениям Панга являлась лучшей.
— Дуот Иёйт, Тяуо, Тюзо, — карие глаза. Это они сделали сдвоенную подножку, ставшую причиной неудачного падения и разрыва ткани туник.
— Дуот Юиёц, Цэё, Цао, — янтарь. Единственные, у кого Панг замечал сочувствие в свой адрес.
— Дуот Аёыл, Ваылс, Ывёлс, — янтарь. Точнее и сильнее всех толкались и отдавливали ноги.
— Дуот Оюцэ, Ицэу, Юэцу, — карие. Эти двое самые высокие в дуодеке, причем Юэцу ниже Ицэу менее чем на палец.
— Дуот Егёс, Щюёси, Шосси, — сероглазые. Это они вели утреннюю гимнастику.
— Дуот Ульх, Хэёен, Боёен, — карие, самые лопоухие, оба с тонким голосом и самые низкие по росту, очень прыткие малые.
— Дуот Эёзд, Дэрюй, Зэвуй, — серые. Тихоня.
— Дуот Сэян, Сонэль, Кэнэль, — янтарь. С Кэнэлем Понг вел диалог за завтраком.
Самая яркая примета — глаза. Потом мелкие и уникальные отличия в форме ушной раковины, черты лица. Не у каждого дуота был одинаковый рост, как, например, у Панга или Оонта с Ульхом, достающим Пангу до подбородка и единственным, у кого до сих пор не оформилась мошонка, однако, разница высоты в пользу эльфа не превышала пальца.
На полдник дуодек Эрина куратор провел через портал — прочие ножками добирались. Если стоя — яблоко, банан и сколько влезет фиников, долек папайи и мандаринов с апельсинами. В Панга влезло много.
— Панг. Зачем ты переедаешь? — строго спросил Ринацео на всю столовую.
— Чтобы акклиматизироваться, цео, — заумно ответил Пинг, заедая сладким апельсином пресную папайю.
— И в чем это выражается? — продолжил куратор.
— Простите, Ринацео, — начал Понг, — но после вчерашних эликсиров и обморока при застегивании доппельвита мы чувствуем изменения в себе, как с аппетитом, но объяснить не можем...
Объяснение прокатило благодаря подобности о потере сознания. Некоторые кураторы переглянулись, у них явно возникли вопросы, активное обсуждение которых началось в эфире — ЛЗ удовлетворил мое любопытство утвердительным ответом.
Следующие аттестационные предметы пугали Панга. Ни алгебру, ни геометрию, ни физику он одновременно любил и не любил. Как наставник ни пытался вдолбить в голову линейные и квадратные уравнения, задачи на проценты и вероятности, тригонометрические функции и пример с падающим, катящимся, волокущимся камнем и прочую ерундень, она тут же вылетала прочь из ветреной головы. А любовь запретна, она за гранью прошлого, совсем-совсем далекого, страшного кристально чистой непонятностью. Панг до дрожи боялся вспоминать эту часть, понимая чувство, нарочно навязанное прошлым будущему, но избыть его не мог. Чем ближе он подбирался к дну колодца, тем ужасней становилось. Нет, Панг научился спокойно узнавать о себе прошлом, но до определенной степени.
Вот и сейчас, листая страницы в терминале кристалла, просматривая контрольные задачи, он испытывал двоякие чувства. Как ни готовил Панг, встреча с действительностью оказалась суровее. Конечно, вот эта задача на расчет вековой прибыли с финиковой пальмы требовала лишь кропотливости и долгой и муторной писанины для записи хода решения, это по силам, но...
Пангу пришлось перестраиваться — относительно легкие задачки превратились в каторгу. Панг прикладывал неимоверные усилия, концентрируясь на знакомом эльфийском прошлом, облегчая задачу ЛЗ, с которым заново посоветовался. В конце концов, он сам выбрал путь учебы, дорогу постепенного совмещения перекрестных знаний. И раз уж на то пошло, первые полгода можно совершенно расслабиться и перетерпеть сложный промежуток времени.
Инс-математик и Ринацео все шесть делений, исключая обязательные перемены с гимнастическими упражнениями, смотрели на неуспевающего Панга хмуро: процентарные задачи им решались не в пример долго и со скрипом, стека по доске(*). Тождества и степенные вычисления так же туго. Подобия треугольников, биссектрисы и медианы получались квадратными и перпендикулярными, а летящий с ускорением вниз камень все норовил проявить способности к левитации, а так же к идеальному скольжению по песку и нулевой плотности в жидкостях.
Впрочем, обошлось не без приятности — Пангу понравились условия. Это парты и мягкие удобные стулья со спинками, подстраивающиеся под сидящего и с энергетическим покалыванием, достаточно приятным и не дающим седалищу смяться, не давая отсидеть пятую точку. Если в детстве с наставником Панг пачкал бумагу и протирал ее до дыр каучуковым ластиком, то здесь одна приятность с этой доской и стеком. Сама доска — тонкий плоский квадрат со стороной от локтя до кончика среднего пальца из высветленного цисториса, удерживающего, но впитывающего чернила. Стек — перья с мелкой резьбой, держащей чары. Они впитывали в себя специальные чернила, которые вытягивались при соприкосновении с доской. Были еще и деревянные резные палочки с заостренным и скругленным на конце наконечником, и тонкие светлые кисточки из волос гимов — они использовались для рисования графиков и потребляли гораздо больше маэны, которой, собственно, рисовали прямо на цисторисе, относительно быстро приводя его в негодность, в отличие от чернил и перьев. Для стирания и того, и другого использовалась широкая косая кисть из волос и рогов единорогов — она прекрасно впитывала жидкость и магию, чтобы потом так же легко все вернуть. За порчу инструмента, изготавливающегося в колледжах, полагалось с полсотни плетей и гигантский штраф. Для считывания записанного использовалась специальная планка — она словно магнитная четко вставала, не доходя ногтя до поверхности, удобной ручкой с красивым желтым камнем — не обязательно топазом — велась сверху вниз. Передний край сканировал, задний стирал, впитывая маэну. Сказать о доске как о квадрате не совсем корректно — нижняя сторона на несколько градусов скошена, меньший угол заканчивается круглой впадинкой, где собирается шарик чернил после проведения планки. Пусть испарения сильного и не было, но цветочный ароматизатор, стимулирующий умственную деятельность, заставлял благоухать как пальцы, так и воздух вокруг, весьма удовлетворительно вентилировавшийся.
Радовало Панга и разрешение использовать для работы запасы доппельвита — свои быстро заканчивались, с непривычки для всех, в буфер для Панга, инициировавшего процесс, но не смогшего остановить или хотя бы на время закрыть вентиль утекающей в нуль-пространство маэны. Обстоятельство не критичное, но пока только вред приносящее — Панг планировал, в перерывах на гимнастику, плотняком заняться еще и этим ночью, перетекающий в вечер день оказался пресыщен впечатлениями.
К добру иль к худу — смотря для кого — никто из Эринаседаэ больше не задевал Панга ни словесно, ни телесно, ни в уборной, ни в коридорах, ни из своего дуодека, ни из других. Округлые или вытянутые лица яйцевидных блестящих голов с топорщащимися ушами, слегка крючковатые, прямые, чуть вздернутые, с едва заметной горбинкой, плоские или рельефные носы, чаще тонкие, чем нормальной припухлости полоски губ, сведенные до желваков челюсти, прищуры миндалевидных глаз... Центурия видела слабака, утром красиво выпендрившегося в уборной, а на деле оказавшегося мыльным пузырем, который по неведомому капризу природы сам лопнет, через год, к сожалению.
На лингвистике записывали притчи в форме диктанта и изложения. Музыкальный голос инс-лингво прыгал по нотам вверх и вниз, красивая эльфа устроила целое представление, декламируя. Выразительная диктовка изобиловала паузами, идеально вписывающимися в смысл повествования, и дающими алсам время для точной записи или скорописной для последующего перевода.
Притча о справедливости про кошу, собаку и будку. О добре и зле про насилие и злорадство. Простые и короткие — все они несли премудрость, исходя из контекста ситуации с новичком в центурии. На элоре, на эльёнъаза, окиаза, лоре и маусе. Читала инструктор на лоре, верхнем и нижнем восточном элоре. Изложение дали на втором делении — короткая притча о злословии и перьях. Требовалось написать пять точных переводов — текст имел стилистические отличия от известного как Пангу варианта, так и всем остальным. Безусловно, все притчи в том или ином виде не раз вливались через уши и руки в детские головы.
Глава 19. Просьба
— Панг, одевай флофоли и за мной, — приказал Ринацео, когда окончились последние занятия на сегодня и начался свободное деление перед сном.
— Есть, цео, — ответил Пинг.
Под много выражающими взглядами, Пинг и Понг сложили тунику в рискус и достали флофоли из более грубого льна.
— Сханнки заодно поставь к остальным, — велел куратор, выходя на энгаву. Панели еще не сдвинули обратно.
Цисторисовая стена отделяла спальную комнату от коридорной перемычки, соединяющей энгаву с внутренним помещением. Проход шел насквозь, со ствольной стороны ровно в центре располагался проход во внутренние коридоры, по которым бегали в кленовый зал, с внешней стороны два прохода на опоясывающие влажную зону дорожки. Со стороны энгавы располагались общие полки для обуви, две: для Эрина и Нариэ, для Иранэ, Инарэ, Ринаэ. Каждый двойной отсек имел номер, у Панга из хвоста — пятьдесят. Поднять вопрос об использовании тату Панг не решался — после снятия блокировки логичнее и правильнее.
— Здравствуй, Панг, — поздоровался Кудангойою, когда куратор с детьми, пройдя через длинные коридоры, вошел в небольшую оранжерею в светло-лиловых тонах.
— Добрый вечер, Кудангойою, — ответил Понг за Панга.
— Я буду рядом, — ответил Ринацео, выходя.
— Как впечатления, дети? — сам садясь и приглашая жестом присесть на ствол-скамью напротив. Панг залез с ногами — не доставали до пушистой травы, приятно щекочущей стопы.
— Терпимо, — насупился Пинг.
— У нас есть просьбы, — сразу начал дело Понг, смотря в живое лицо.
