— О, да он будет счастлив узнать, на какую изысканнейшую вещь распалась органика его сложнейших зелий, — хохотнул Гарри. — Зато теперь, согласно последней ревизии Гермионы, список необходимых запасов сократился на две трети.
— Шеймус, дай мне пройти, — донесся из-за двери девичий голос.
— Зачем?
— Мне Гарри нужен.
— Входи.
— Гарри, получилось! — ликующе произнесла Парвати, врываясь в спальню. — Они согласны, но никак не могут решиться на первый шаг и, боюсь, будут маяться этим до бесконечности.
— А если я сделаю его первым?
Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь, и ответила:
— Намного ускорит события, — Парвати открыла глаза и внимательно посмотрела на Поттера. — Кстати, повод идеальный.
— Были бы жертвы?
— Двое, тебе не удалось бы приладить защиту с внешней стороны так же качественно, как если бы делалось прямо из гостиной. Но теперь все хорошо.
— Отлично. Спасибо, Парвати.
— Не стоит благодарности, — улыбнувшись, она повернулась уходить, и ее взгляд зацепился за тлеющую в длинных пальцах сигарету. Глаза девушки будто затянуло матовой, молочной пеленой, и голос прозвучал немного отстранено: — Тебе надо употреблять больше этой дряни.
— Я постараюсь.
Она кивнула, и взгляд снова прояснился.
— Мне попробовать найти подходящий момент для встречи?
— Нет, отдыхай, я знаю, как всё организовать. Просто следи немного за этой линией времени, но не перенапрягайся.
Не удержавшись, Парвати опять быстро прикрыла веки и через секунду, пытаясь подавить рвущуюся наружу улыбку, выскочила за дверь мальчишеской спальни, до того как раздалось возмущенное поттеровское: "Парвати!".
— Кажется, это означает, что все получится, — обменялся улыбками с Гарри Невилл.
* * *
Лукас Нотт нетерпеливо ерзал на месте, изнывая от ожидания, пока его брат закончит свою неторопливую трапезу. Ужин практически подходил к концу, студентов в Большом Зале оставалось все меньше, а Теодор, уже тоже давно оставленный своими друзьями в одиночестве, словно назло ему, все никак не наедался десертом. Уже готовый плюнуть на своеобразный этикет, запрещавший присоединяться за едой к ученикам другого факультета (особенно правило касалось вечно пребывавшего в оппозиции по отношению к остальным чрезвычайно традиционалистического Слизерина), Лукас вздохнул с облегчением, увидев, что, прикончив третью порцию, Теодор наконец-то поднялся с места и направился к выходу. Не теряя времени, Нотт-младший сорвался следом за ним.
— Тео, ты не знаешь, что это такое? — не утруждаясь приветствием, выпалил он, хватая брата за руку и протягивая листок.
— И тебе добрый вечер, — назидательно произнес Теодор, многозначительно смотря на мальчишку.
Закатив глаза, Лукас выпустил из хватки рукав его мантии, отступил на пару шагов и, церемониально поклонившись, выдал весь набор положенных по обычаю фраз. Теодор благосклонно кивнул, жестом позволяя ему выпрямиться и перейти к сути дела.
— Мог хотя бы сделать вид, что немного по мне соскучился, — с долей обиды сказал гриффиндорец, но было в его голосе больше разочарования, в первую очередь, направленного на самого себя. Меньше двух месяцев в новой атмосфере почти заставили Лукаса забыть, на что походит его настоящая жизнь.
— Это еще не повод забывать о приличиях, — укорил его брат и улыбнулся. — И да, я по тебе скучал. Так что у тебя там? — с интересом спросил он, потянувшись за давешним листом.
Но Лукас нахмурился и неловко отвел руку вне зоны его досягаемости, внезапно задаваясь вопросом: с какой вообще стати ему показалось, что это будет хорошей идеей?
— Ничего. Извини за беспокойство, — хмуро ответил он и, развернувшись, направился к лестницам.
Это была тайна. Загадка, которая мучила Лукаса уже несколько недель с тех пор, как ему удалось спасти этот пергамент от уничтожения. Гарри Поттер, оказавшийся совсем не похожим на образ, нарисованный его воображением по многочисленным рассказам, и Гермиона Грейнджер, часами сидевшие за своими непонятными занятиями, разжигали в нем интерес едва ли не с первого дня. Он не понимал, как этого может не видеть вся школа, как можно говорить о Золотом Трио, когда на самом деле это было очевиднейшим дуэтом. Со стороны Лукас видел, что Поттер всегда осторожен с Уизли, словно боится того обидеть, а Грейнджер доверяет намного больше, чем своему рыжему оруженосцу. Именно с ней вдвоем он вел себя более естественно и свободно, и с недавних пор Лукасу нравилось мечтать на тему: на что была бы похожа его жизнь, если бы его отношения с друзьями выросли в подобную дружбу. Но даже эти мысли не могли отвлечь его пытливый ум от найденной загадки. Каждый раз, ссылаясь на уроки или исследования и избавляясь от присутствия Рона, они засиживаясь допоздна, вымарывали кучу бумаги, ожесточенно спорили под заглушающими чарами, и, тем не менее, всегда мирно расходились по спальням, пожелав спокойной ночи и чмокнув друг друга в щечку. Лукас не понимал, как можно орать на кого-то и не злиться впоследствии, или зачем сжигать листы, которые так старательно и кропотливо заполнялись причудливыми узорами формул. Пытаясь разгадать их значение, он самостоятельно перерыл множество томов в библиотеке и ничего не нашел. Ему нужна была помощь, но обращаться к кому-то из гриффиндорцев, чья преданность Гарри не вызывала сомнений, не рискнул. Вариант обращения за консультацией к взрослым был отвергнут сразу в силу своей несостоятельности: зная Поттера, это могло быть что-то запретное, серьезное или потенциально опасное. И тогда, в порыве безумного озарения, он решил обратиться к брату, но теперь его решимость была поколеблена, и не последнюю роль в этом сыграло требование Теодором приветствий, подобавших его положению.
Лукас злился на самого себя. Это было глупо! Просто абсурдно с его стороны надеяться, что здесь, в Хогвартсе, вдали от бдительного ока их отца, настаивавшего на неукоснительном соблюдении формальностей между сыновьями, что-то могло измениться в лучшую сторону. Разумеется, оба были просто слишком заняты: старший — входя в привычный образ жизни, а младший — адаптировавшийся к ритму и распорядку школьной жизни, налаживающий отношения с соучениками и новыми, непонятными ему людьми. Именно поэтому они так и не сумели основательно поговорить, ограничиваясь обычной для них парой-тройкой малозначимых вежливых фраз, периодически попадая в поле зрения друг друга в Большом Зале и многочисленных холлах. Ему не стоило видеть в этом большего, чем являлось на самом деле, не стоило искать оправдания отчужденности и выискивать признаки сближения в том, что при случайных встречах брат не требует от него соблюдения церемоний и почестей, положенных ему статусом старшего сына. Дело было не в загруженности или занятости. Не в принадлежности к враждующим факультетам и даже не в том, что Теодор, да и сам Лукас, почти никогда не бывали одни, а в четкой дистанции, педантично отмерянной их отцом. Наглядное свидетельство этому он получил сегодняшней встречей, ради которой снова рисковал нарваться на наказание старост. Разочарованный в своих ожиданиях, Лукас решил, что прав был мудрец, утверждавший, что человеку ближе та семья, которую он выбирает для себя сам, ведь, учитывая, как долго ему пришлось уговаривать друзей оставить его ненадолго, они, в отличие от родной крови, не были к нему равнодушны.
— Лукас, постой, — нагнав гриффиндорца, Теодор развернул его к себе, пристально вглядываясь в его лицо. — Что это на тебя нашло?
— Я в порядке, — сухо ответил мальчик.
— Точно? — усомнился старший, но не стал настаивать, хоть и не был убежден резким ответным кивком. — Тогда показывай, что там у тебя.
Лукас еще мгновение неуверенно помялся, но, решив, что всегда сумеет добиться молчания брата мелким шантажом, протянул ему пергамент. Теодор вгляделся в каракули, покрывающие смятый, а затем тщательно расправленный пергамент, и озадаченно нахмурился.
— По-моему, полный бред, — ответил он брату, безразлично пожав плечами.
— Уверен? — нахмурился мальчик.
— Если хочешь, спроси Винсента — он в этом лучше разбирается.
— А где он сейчас? — спросил Лукас нетерпеливо, готовый мгновенно сорваться с места в указанном направлении.
— И чего тебе так неймется? — подозрительно прищурился старший брат. — И вообще, где ты это взял?
— Не твое дело, — сразу окрысился тот и сразу же пошел на попятную, — Теодор. Никто не должен узнать об этом, иначе мне грозят серьезные неприятности. Пожалуйста.
— Хорошо, я обещаю, — вздохнул слизеринец, — и прослежу за молчанием остальных. Но ты в свою очередь тоже поклянешься, что о них никто не узнает, особенно в вашем львятнике.
— Если бы я не умел держать язык за зубами, то уже давно бы все разболтал, — оскорбился тот.
— Пойдем, сейчас время первых контрольных проектов, они должны были подождать меня в библиотеке.
— Мерлин, вы только посмотрите, кто смог оторваться от вишневого пудинга! — воскликнул Забини, когда братья Нотты пересекли границу отвлекающих чар и приблизились к столу, скрытому за дальними стеллажами с книгами по гобблинским войнам, где расположились шестикурсники.
— И мелюзгу притащил, — беззлобно поддел Крэбб.
— Полегче, Винсент, у моего брата к тебе серьезный разговор, — Теодор слегка подтолкнул того к столу.
Винсент Крэбб удивленно изогнул бровь и заинтересованно повернулся лицом к мальчику.
— Сначала мне нужны гарантии, что ничего из сказанного не покинет пределов этого круга, — поставил условие Лукас.
Слизеринцы хором рассмеялись. Глаза первокурсника оскорблено сузились, и он мстительно добавил:
— Иначе я могу совершенно случайно проболтаться о том, чего мне говорить ни в коем случае не следовало, — смех моментально стих, и только Теодор позволил себе усмешку.
— Пообещайте, это, правда, интересно, — сказал он.
Переглянувшись, его друзья уставились на Драко, отдавая право принятия решения в руки своего лидера. Малфой минуту пристально вглядывался в Нотта, но, все же доверяя его мнению, первым начертил руну обещания. Остальные безмолвно последовали его примеру. Радостно кивнув, Лукас осторожно положил перед ними злополучный пергамент.
— Я хочу узнать, что это такое, — пояснил он и резко обернулся, услышав тревогу сигнальных чар.
— Проклятье, уже закрывается, — пробормотала Пэнси, спешно дописывая несколько строк.
— Пошли, пока Пинс не начала обход владений, — сказал Драко, по примеру других складывая ученические принадлежности в сумку. — Найдем другое спокойное место для разговора.
Крэбб безучастно кивнул, не отрывая глаз от изучения странных записей. Он же не дал им далеко уйти, внезапно замерев посреди холла, к счастью, в столь позднее время безлюдного, и издав какой-то полный расстройства звук.
— Что? — спросил Грегори.
— Салазаровы подштанники! Я ничего не понимаю!
— Уверен? — спросила Милисент, заглядывая ему через плечо. — Похоже на Арифмантику.
— Вот именно, что только похоже. Впечатление, что какой-то гений переврал все, что только возможно. Тут в каждой строчке ошибка на ошибке.
— Не может быть! — возразил Лукас. — Это должно что-то значить!
— Где ты это взял?
— Не говорит, — сказал Нотт, глядя на упрямо насупившегося брата, у которого создалось явственное ощущение, что сейчас к нему применят все известные методы допроса с пристрастием, и следом промелькнула мысль, что это все-таки была очень плохая идея.
— А этим что здесь надо, — удивился Забини, кивая на появившихся из-за поворота членов Золотого Трио.
— Лукас! — мальчишеская голова резко повернулась, и он изумленно моргнул при виде воссоединившихся "друзей". Вчера он лично засвидетельствовал ссору каждого из этих троих с двумя другими. Разумеется, он видел и более серьезные скандалы между Гарри и Гермионой, после которых они уже через пять минут вели себя так, словно ничего не случилось, но он был удивлен видеть Рона Уизли, привычно следовавшего по правую руку Поттера. Лукас мысленно захихикал, предположив, что налаживание отношений с рыжим в течение одного дня после столь масштабного противостояния стоило Гермионе мобилизации всего немалого количества ее дипломатических способностей. — Подойди на минуту.
Мальчик кивнул, быстро обернулся, рукой, скрытой корпусом от взглядов гриффиндорцев, резко вырвал у кого-то злосчастный пергамент и быстро затолкал его себе в карман, при этом что-то вполголоса прошипев брату и его друзьям. А потом со смущенной улыбкой на лице пошел на встречу Поттеру, но не успел приблизиться вплотную, как на него прикрикнул Рон:
— Ты что творишь, малявка!? Ты какого боггарта общаешься с этими змеями?!
— Не надо, Рон. Он общается со своим братом, — сделав ударение на последнем слове, осадил его Гарри.
— Но он выдаст им все наши тайны и секреты!
— Какие у нас секреты и тайны, Рон? — незаметно для слизеринцев сделав ему страшные глаза и пихнув локтем в бок, деланно удивилась Гермиона. — Мы же бесхитростные блаженные придурки.
— И это как раз соответствует истине, — рассмеялся Гарри, подмигивая им. — Ладно, вы идите ребята, я вас скоро нагоню.
Рыжий попытался еще что-то возражать, но его попытки были в корне пресечены словами Гарри и твердой рукой Гермионы, подхватившей парня под локоток и утащившей прочь. Проводив их взглядом, Гарри требовательно протянул руку, и мальчик, покраснев, вложил в нее смятый листок.
— В другой раз, если будет интересно, лучше спроси прямо.
— Так уж ты ему и ответишь, — ехидно произнес Блейз.
— А ты сам как думаешь, Лукас, я отвечу?
— Да, — тихо ответил он, не смея поднять голову.
— Что, и твое наказание никак тебе не помогло? — насмешливо спросил Гарри и, увидев, как мальчишка вспыхнул, взлохматил ему волосы. — Не ты один среди нас наблюдательный. А они смогли тебе объяснить?
— Нет, — возмущенно приглаживая волосы, ответил Лукас.
— Теория о математике, как универсальном языке вселенной, разбита в пух и прах, — хмыкнул Гарри. — Это называется тригонометрия — наука магглов, один из подразделов математики, разбавленная алгеброй и геометрией.
— А зачем...
— Мы пытаемся восстановить и систематизировать некоторые ритмы заклинаний, чтобы попытаться кое-что воссоздать, — Лукас резко вскинул голову, мгновенно забыв о недавнем стыде. — Учитывая, что это мы выкинули, получается пока не очень.
— Мы? — с намеком поинтересовался Малфой, и Лукас, взирающий на Гарри с расширившимися от восторга глазами, машинально ответил:
— Гарри и Гермиона.
— Два "Г", — хохотнул Грегори, — не удивительно, что не выходит!
— Из той большой книги, да? С которой Гермиона не расстается, верно? — его зрачки расширились еще больше, хотя мгновение назад казалось, что такое в принципе невозможно, а лицо приобрело выражение благоговейного шока. — Вы пытаетесь создать Аму...
— Стоп, — Гарри проворно закрыл ему рот ладонью, — а вот это уже не при посторонних.
— Но — да, да? — вывернулся он из его хватки. — Я прав, да?
— Вот теперь я понимаю, почему ты в Гриффиндоре, — усмехнулся Гарри и легко потрепал его по плечу. — Дыши медленнее, настырный ты наш, проницательный и любознательный, как бы гипервентиляцию не заработал.
