— Инструктор вылупился, — с пакостным выражением на лице шепотом произнес Цао.
— И все же?.. — безрадостно вернул разговор к своему вопросу Ицэу.
— Пфу, да чего прикопался?! — озленно тря костяшки, фыркнул Ывёлс.
— Он дело спрашивает, — поддержал Цэё.
— И новый цео подарком не станет, — продолжил брат-альфар.
— Избили и хватит на этом, — жестко выдал Аоюн. — Потащили... — первым беря под мышки оплеванного, чтобы омыть поломанного на изломе суток, красные стереть ломки следы. Речь умерла...
...Один вдох, всего один живительный порыв смел с Лиса всю разрывающую душу детскую жестокость, освободил от бремени, очистил от скорлупы. Бесконечно медленно Лис по крупинке растворялся в зримом океане жизни, следуя малейшим дуновениям оного, наконец-то найденного в бескрайней глубине вышнего плана. После принятия боли, жаждущая душа отчаянно медленно вкушала высшее наслаждение душевных сфер астрала.
Лис отчасти интуитивно, а отчасти по собственному опыту избрал маневр сопричастия и соучастия, не безудержное окунание и бешеное плескание в энерговоротах. Два полюса, две пытки, объединяющее страдание. Буря эмоций раздраивала душу на фибры, Лису хотелось и плакать, и смеяться, и выть, и плясать до упаду, и заняться безудержным сексом. Самоистязание. Катарсис.
Лис заново открывал для себя вечную бесконечность, чтобы она освещала и освящала его, чтобы в растворении опереться на нее и не упасть в сингулярность эго, чтобы гореть в синхроне с окружающим вневременьем, прожигая в пепел угли растлевающего сознание чувства одиночества. Объединенный дух вспоминал, каково быть общностью с заботой о каждой крупице, такой нужной и неповторимой, каково быть триединым целым из жемчужин Альфа, Бета и Гамма.
Паря над бескрайней пустыней бесконечности мириад крупиц знаний, Лис как никогда четко осознавал, что эта пучина растворит его в себе без остатка подобно капле воды на жарком песке, бездумно, бессмысленно, от природы своей. Не готов объять необъятное, короновавшись хранителем, не готов быть жуком, ящерицей, ни одним из жителей ни стать, ни встретиться.
Воля Лиса крепка — этот экзамен самому себе сдан на отлично. Как и контрольная по вневременью — болезнь "торопыги" излечена полностью, вакцина найдена и применена. Мимолетное нежелание возвращаться в шкуру Панга легло незаметным мазком на общий холст. Надо. Надо просеять собственное вместилище, отформатировать и расставить права доступа. Очередной виток — разделение. Слияние ради разделения ради слияния — бурление жизни.
Получая новое знание под призмой стереоэффекта, Панг теперь сможет четко разграничить в нем два прошлых и настоящее, пришедшее и выводное, без эксцессов.
Один из мотивов — "мироощущение" аурой, объединяющее и дополняющее пять телесных чувств. От панорамного зрения, как оказалось, отказаться надолго не получилось — виртуальная пародия выполнила свою задачу.
Сборка привычных тел еще непривычного роста и окраса выработала все резервы доппельвита Панга — больше не было нужды во внешнем ограничительстве, а ЛЗ примет на себя все проблемы и нюансы, связанные с оши, сленговом от ошейника, станет прослойкой, перемычкой. Например, он сдерживает гигантскую всасывающую силу, стремящуюся заполнить аккумуляторные батареи гиперасэнада энергией из любых источников, даже таких, таких как команды с удаленного терминала управления. Не забыл и об Инти, сняв жесткую привязку к волосам, помогая прыгнуть на ступеньку выше для самостоятельных переходов.
Панг умер в Кюшюлю, да здравствует Панг! Пафосно, однако, он поступил бы еще раз точно так же, и еще, сколько потребуется. Панг внутренне улыбнулся — потусторонняя блудница избегает свиданий с ним, или нарочито создает вакуум, лишая своего общества. А ведь могли бы и подружиться уже...
Виток за витком Панг вел свой маятник по спирали успокоения к точке равновесия. Растворенная в океане часть его служила мостом, средой, позволяющей добиться консонанса без обращения банальным сливным каналом, откачивающей энергию трубою.
А в это время двойной мониторящий фокус на тварном плане заполнял файл "дуодек и трупы", регистрируя последовательность событий.
Вот завершился гнетущий разговор пониженной громкости на повышенных тонах, вот Оонт и Иёйт подхватили два темных тела в крови и вытекших испражнениях, а Аёыл, Оюцэ и Эёзд подхватили тряпки. Юиёц отодвинул и задвинул панель входа, выпуская группу. Егёс и Сэян принялись избавляться от мокрых и вонючих пятен, оставшихся на татами, при помощи самых раздолбанных мочалок, которыми в свое время мылся Панг. Потом все шестеро переложили футоны, очень аккуратно передвинув беспокойно спящих братьев Ульх — чары фусумы еще действовали, не пропуская громкие звуки в спальни дуодеков Нариэ, Иранэ, Инарэ, Ринаэ, и в Эрина.
— Аёыл! — прошипел Цэё.
— Ты что-то имеешь против? — легла на его плечо мокрая рука Юоёна.
— Достаточно издевательств, — твердо.
— Успокойся Цэё, — попытавшись сказать это миролюбиво, тихо произнес Ицэу.
— Нам надо высушиться, — добавил на острый взгляд Цао Юэцу.
— Так своими!
— Подумай спокойно, — деловито обтираясь снятой льняной мешковиной. Подушку и одеяло приходовали другие. — За ним оши следит, ему ничего не будет, — продолжил Ваылс.
— А нам надо проветрить комнату к утру, высушить флофоли, и самим не простыть при открытых на ночь седзи и фусуме, — вытирая пах подушкой, шептал Ывёлс, холодно и расчетливо, как маленькому объясняя.
— Сволочи, — выдернул плечо Цэё, и, огибая Ицэу, проскользнул к своему футону.
— Остынь, Юиёц, — произнес Щюёси.
— Каждый внес вклад, — неожиданно, то ли поддержал, то ли нет.
— Отлично сказано, Сонэль, — одобрил Юоён. — Вся центурия признала за нами правду, все любили Рина.
Юиёц ничего не ответил, с головой укрывшись, а остальным не хотелось продолжать говорить — длинный день перевалили за полночь, моральная и физическая усталость и вымотанность давали о себе знать частой зевотой и общим упадком сил, быстро уложившим всех дуотов по футонам в максимально сближенных позах.
Глава 20. Уход Хэмиэчи
Многолетняя привычка взяла свое — дуот Оонт проснулся загодя.
Первым — Панг не спал — сел Юоён, сразу охватив взглядом стылую комнату — закутавшиеся в одеяла дуоты с подвернутыми кое-где футонами от дующего сквозняка мирно сопели. Пинг как лежал положенным на Понга и укрытым мокрым одеялом, так и лежал. Сделав медленный глубокий вдох и выдох по дыхательной технике, оба брата, ежась, вылезли из теплого гнездышка, удовлетворились холодными и почти высохшими флофоли, разложенными на рискусах. Вздрогнули, увидев в глубине листа Хэмиэчи, бесшумно раздвигающего входные панели — естественно тот заметил движение, полностью парализовав.
Серебристый с жестким лицом расплывчатой тенью влетел в детскую спальню. Экран запечатал проем, глухая крышка накрыла якобы спящего Панга, продолжившего наблюдать и внимать. Быстрая игра кистями на телоре — и все флофоли сухими и разглаженными на своих местах, седзи закрыта, остаточные пятна и запах растворены. Две хлесткие пощечины с поглощением звука вышибли злые слезы, впрочем, быстро высохшие под взглядом центуриона. Еще пассы — и управляемые им тела разбуженных сами вскочили. Дополнительный звуковой барьер скрыл хрипы боли сперва от всех за пределами неровного контура, а потом и дуотов друг от друга.
— Вы. Все. Спали, — чеканя начал взбешенный центурион, убрав боль, но не паралич в по стойке смирно.
По виду он был расслаблен, только глаза метали гром и молнии, даже пальцы ничего не теребили.
— И точка, — обводя всех разом проснувшихся дуотов пылающим яростью взглядом. — У каждого полный блок на эти воспоминания, — замораживая после раскаливания. — Помните о несчастных случаях, дуоты, и не срамите успеваемость супрем-гима, — вещая им на ментальном уровне. Заставив тела лечь в постели, убрав свою магию, предварительно повысив температуру в спальне и забрав влагу из спальных принадлежностей Панга, центурион испарился. На все про все ушла какая-то ниция.
— Ну, что я говорил! — победно прошептал Тяуо в сторону третьего дуота, приподнявшись на локте.
— Гиена, — беззвучно произнес Цао, не двигаясь, уперев стеклянные глаза в потолок.
— А... — дальше севший Хэёен по-рыбьи что-то выдал. И стал таким жалким, сгорбленным и поникшим, что к нему перекатился Дэрюй, крепко обняв и запечатав долгий поцелуй. Готовые пролиться, влажные глаза пошли на высыхание, руки мальчишки обняли в ответ.
На звуках упавшего кожаного мешка с рассыпавшимся песком, Панг зашевелился. Миг скрещенья взглядов и все моментом "потеряли" интерес, продолжив без прошлого огонька досворачивать пастельные принадлежности.
Никого из кураторов не было, поэтому и все прочие высыпали из своих комнат с ленцой.
— Ну? — Что? — Как? — тут же начались шушуканья, четко на гране слуха обычного эльфа.
— Спали. — Спали. — Спали. — вяло, нехотя, морщась отвечали дуоты Эрина.
— Эх вы... — громче всех раздался голос Фяльтэ.
Но не продолжил — появились в проходе Пинг и Понг. Не глядя никому в глаза, вообще не поднимая их выше груди, сонной походкой прошлепали свободным струям. Однако все не могли не заметить, наличие этих самых свободных струй, к которым прямо направился дуот Панг. Шелест шепота разбился на четыре дуодека, смешиваясь с косыми взглядами и кривыми губами.
— Ты откуда вообще, Панг? — спросил один из серо-карих альфаров Нариэ.
Эрина только уши навострила, десятки глаз проследили отсутствие реакции.
— Эй, оглох? — метнул вопрос уже более рослый эльф коричнево-зеленоватых оттенков в радужке.
Ноль эмоций. Панг к этому времени остался один под душем — остальные сушились или пили водицу из горстей после полоскания ротовой полости и сплевывания на слегка наклоненный к центру пол, решетки слива скрывали растения.
— Панг, ты как? — подошел сходный по росту с коричнево-красноватой, яшмовой радужкой эльф с братом.
Панг узнал голос, теперь сопоставив эти немного меньшие средних уши с голосом. На такое обращение он не мог не ответить, полюбому.
— Нормально, — ответил Пинг, глядя мимо глаз, не фокусируясь на них. Ему вообще можно было не поднимать глаз для того, чтобы видеть, однако простая вежливость и принятые нормы общения не позволяли пренебрегать устоявшимися формами, да он и не хотел, на корню загубив мысль о чем-то подобном.
— А чего молчишь? — допытывался дуот голосом тонкого альфара, на тон ниже.
— В Кюшюлю мы все из Кюшюлю, здесь не о чем говорить, — поглаживая ствол, выключая подачу воды.
Рослый коричнево-зеленоватый дернул плечом, серо-карий на миг сделал губы трубочкой с досадливым выражением быстро отвернувшегося лица.
— Дуот Эёух, Хоан. — Хуан, — представились они, кивнув головой, и побежали за своими, из центра, на ходу высушиваясь.
— Выхухоль, — сплюнул вослед брат-альфар Фяльтэ.
Дуот Панг выходил последним — он не высушивался, а только помог сам себе смахнуть крупные капли с кожи стойкого темного цвета.
— Поторопись, — крикнул Щюёси с энгавы, где повторялось вчерашнее построение с зарядкой.
Таслоки над аркой прохода отсчитывали цветные ниции, обозначая время гимнастики и последующего бега в кленовый зал. Глаз Виката кого-то из кураторов уже несся вокруг энгавы. Панг не мешкал, но и не помчался стремглав — он вышел на энгаву вместе с мурашами, тут же подвергнутым активному гонению. Сонэль ловил летящие капли, молча дергая лопатками или мышцами, Кэнэль тоже. Егёс задавал вчерашний ритм с медяшной прибавкой, со сжатыми губами и так же не ищущими лиц ежастыми глазами.
Завернув за угол, Эринаседаэ прямиком вбежала в кленовый зал. И сразу на построение — шесть взрослых ожидали, среди них и новый Ринацео — властная осанка и надменное лицо мокро-песочными победно сверкающими глазами, лилово-желтая коса, сплетенная из десятка более мелких, парадная флофоли из нежно лиловой шелковой ткани с сине-красным узором в тон, вычурно богатым, кажущимся полуживым на складках недвижимой юбки. Светло-лиловая с серебром распашнэ(*). Киса на поясе не висит, а держится рядом на невидимой магической подвязке, торс закрыт тонкой лиловой полупрозрачной жилеткой с переливами, недостающей до широкого ремня с пряжкой в виде уменьшенного каэлеса Кюшюлю.
— Приветствую, Эринаседаэ! — без эмоционально и громко, обозначив паузу.
— Аве-цен, — разрешенно ответила центурия.
— С сегодняшнего дня у дуодека Эрина новый Ринацео, — не меняя тон.
— Аве-цео, — вытянулся в струнку перед новым куратором дуодек, избегающий смотреть в глаза.
— Привет, — аристократично махнув кистью как бы в команде вольно. — Представьтесь, Эрина.
Смеживание век в знак восприятия услышанных имен дуотов и алсов, в порядке рейтинга. В процессе передние пары деревянно разворачивались, после шага вбок, и уходили назад. Панг остался впереди — кисть остановила его, а спину обдал жаркий выдох Оонта.
— Дуот Панг, куда ты дел всю маэну? — строго. Жилка у Хэмиэчи дернулась — специальная иллюзия ЛЗ сработала на ура.
— Дуот Панг никуда не девал всю маэну, — ответил Пинг.
— Она сама вся утекает в доппельвита, — предотвратил кипение Понг.
— Хэмиэчи? — вежливо-вежливо.
"А? И? Ну? Еще... Что? Не выходит? Ы? Не получается? Позабыл? Тужься-тужься, родил фокус? Нет? Ыхы-хы-хы-хыыы" — Панг как мог давил вымышленное злорадство.
— Особенность замыкания, — ни на грош не отойдя от выбранного эмоционального фона. — Панг, подойди ко мне.
Под настороженными взглядами ожидающих чего угодно от Эрина и всеми прочими, разномастными, Панг обычным своим громким шагом прошлепал по матам, вызвав презрительный отход правого уголка рта своего цео.
— Умри, — посланная ЛЗ мысль через касания костяшек пальцев к камню гиперасэнада стала последней, осознанной духом Хэмиэчи. Такие не должны существовать.
В тварном же мире, конкретно в кленовом зале каэлеса Кюшюлю, как только центурион коснулся ошейников Панга, те ослепительным светом резанули по девяноста парам глаз, детских, и еще пяти взрослых. Шелестящий звук почти в точности напоминал будильник, только следом раздался сдвоенный шлепок, послышался электрический треск, царапание и хаотичные глухие шлепки.
Первыми, дважды моргнув, прозрели кураторы, следом быстро проморгались дети, наученные тренировками. Но никто не сдвинулся с места — шоковый столбняк всех поразил.
На устлавшей маты серой пепельной еще клубящейся пыли носами в нее лежали Пинг и Понг, по телам которых проскакивали от доппельвита радужные молнии, запекающие пыль и прожигающие маты при попадании. Конечности неестественно вывернуло и дергало в разные стороны, отчего те клубили пыль в отсутствие дыхания в спертых грудинах.
— Олёш!.. — округлил глаза появившийся на пару с ректором проректор Цандьбаун — тускло-лимонный с сероватыми глазами жилистый эльф.
Панг подумал о том, как наверное надоела его рожи ректору, раз она решила притащить с собой проректора для личного, так сказать, знакомства. Сегодня ректор была одета в изумрудное платье-тунику с голыми боками и многочисленными мелкими брошками на ткани, создающими морские волны складок, подчеркивающих прическу. Часы перемажались с тонкими золотыми браслетами, исчисляющимися в десятках на кистях рук и ног, позвякивающими не хуже отсутствующего посоха.
