Химеры Апокалипсиса

Какое-то время мы оба молчали. Джонс сверлил меня взглядом карих, удивительно цепких и в то же время каких-то теплых глаз. Я смущалась, ежась под мелким крапающим дождиком. Хоть старичок и не походил на помешанного, но чувство легкой тревоги меня не покидало. Маньяки с виду тоже исключительно добродушные и тихие люди... однако...

— Я не сумасшедший, — мягко произнес старик, словно уловив мою мысль. Я вздрогнула от неожиданности. Странно было слышать родную речь, звучавшую практически без акцента, от этого седого британца.

— Я не сумасшедший, конечно, — повторил он, — но в этой клинике я могу прятаться. Мне тут спокойнее, чем там... в городе...

— Почему? — удивилась я.

Он вздохнул и как-то грустно усмехнулся. Глаза у него были добрые, как у большого старого сенбернара.

— Не всегда получается следовать воле Господней. Я слишком слаб, во мне слишком много от человека. Я свое пожил и очень устал. Я пытался черпать силы в вере, в сознании того, что сеять возмездие во имя грядущего — моя миссия, как и остальных братьев... как говорил нам Михаил. Но я слаб. Я не смог. А два дня назад мне было видение.... Брат Захария мертв, не так ли?

— Да. — кивнула я. — Откуда вы знаете? Вам сказали?

— О, нет. Я это почувствовал. Между нами, братьями, всегда была незримая связь... Но до прихода Михаила мы все были слепы и погрязли в суете мирских забот. Мы не ведали своего предназначения.

— Какого такого предназначения? Кто такой Михаил? И... секта так называемых Ангелов Апокалипсиса все же существует? — на едином дыхании выпалила я.

— Секта? Нет, дитя мое. Да, мы ангелы... посланцы Божии на земле. Люди не замечают ангелов и демонов, бродящих меж ими испокон веков. Михаил открыл нам глаза на истину. Он показал нам грядущий Судный День — о, он придет очень скоро... И мы уверовали. Он же донес до нас волю Господа. Мы, семь ангелов, должны будем вострубить в страшный час. Мы должны подготовить мир к его наступлению. Мы искали грешников и карали их. Показывали им ожидающую их расплату в День Суда. Видели их черные грехи. Они умирали от ужаса, ибо ни одно человеческое сердце не вынесло бы увиденного.

— Так эти смерти — ваших рук дело? Кто этот ваш Михаил? Он — зачинщик, главарь вашей шайки? — начала я терять терпение. Старик вскинул на меня посуровевшие глаза.

— Архангел Михаил явился нам, шестерым братьям, в один и тот же час в ярком сиянии, хотя находились мы в тот момент все в разных местах и не знали до часа друг друга в лицо. Он поведал нам истину и призвал исполнить долг. Он стал нашим пастырем, проводником, пророком. Ибо именно он в страшной битве за души человеческие призван уничтожить отвратительного дракона из преисподней, воплощение Дьявола. Увы, брат Захария не вынес тяжкого бремени и страданий духа. Сломался и я. Да... мы находили и карали грешников. Мы ангелы, и потому неуловимы... Нас посещали видения... и Михаил помогал нам в поисках, указывал, кого надо покарать. Но после смерти той молодой женщины... мисс Лорвуд... — он поник головой, и ветер принялся перебирать его седые волосы, — я не смог справиться с чувством вины. Она была так молода... но ее грехи... Будучи еще подростком, она связалась с дурной компанией... задушила и сожгла в подвальной печи своего новорожденного ребенка... а после продавала детям наркотики и загубила столько невинных жизней... но ведь она раскаялась, и Господь не отверг бы ее заблудшую душу, дал бы ей прибежище в раю... Теперь же она в руках Сатаны... так сказал Михаил.

'Он точно чокнутый', — со страхом подумала я, потихоньку отодвигаясь подальше и приготовившись вскочить в случае неожиданной выходки со стороны 'святого'. Между тем его и без того слабый голос стал затихать и постепенно перешел в невнятное бормотание.

— Жаль братьев... один уже умер... бедный Захария. Его душа никогда не упокоится с миром — ведь самоубийцы грешны, а значит, будут вечно гореть в аду. Мне тоже недолго осталось. О, я знаю. Вчера ночью мне явился Михаил. Он был суров и недоволен мною. Но я не могу вернуться, нет. Господь простит меня. Он великодушен... Но Михаил говорил, что ты придешь. Седьмой ангел... Бог даст, найдутся и еще два ангела... на замену... сколько их бродит в людском обличье... и не ведают правды о себе. Да, я знал, я ждал тебя. И сразу узнал. Скоро Михаил придет к тебе. Жаль, у нас так мало времени и я не могу всего объяснить тебе...

— Никакой я не ангел, — гораздо резче, чем намеревалась, отрезала я. — Я вообще не религиозна. Мне нет дела до вашего Михаила, братства и Апокалипсиса. Я не верю в рай и ад. Вы просто банда рехнувшихся маньяков. Вы должны все рассказать полиции. Вам уже все равно, но еще можно спасти множество ни в чем не повинных людей. Мы должны изловить ваших подельников, мистер Джонс. Вы можете рассказать мне, где скрываются остальные?

— Ангелина, — мягко произнес помешанный. — Ангелина Боголюбова. Ангел, Любимый Богом. Верно? Видишь, я и имя твое знаю. Михаил сказал. О, Господь так тебя любит! Ты зла на него из-за матери, я знаю. Но так было предначертано свыше. Душа очищается, лишь пройдя через боль страданий... Но поверь, девочка моя, твоей матери хорошо на небесах, подле Бога.

— Не смейте говорить о моей матери! — закричала я. — Что вы о ней можете знать! Откуда? Вы просто псих! Если бы вы действительно верили в Бога, у вас никогда бы не поднялась рука отнять жизнь у невинного человека!

— Ты скоро прозреешь, дитя. — старик сохранял спокойствие. На его губах даже заиграла безмятежная улыбка, казавшаяся страшной, учитывая его помешанность. Так улыбаются пускающие слюни дебилы или двинутые фанатики. Меня начала колотить дрожь страха и омерзения. Но, как ни странно, неприязни лично к Джонсу я не чувствовала. Отталкивало лишь то, что он говорил, то, во что я отказывалась верить.

— Послушай меня, милая. — он вздохнул и медленно, очень осторожно протянул в мою сторону дрожащую старческую руку. Я следила за его маневрами настороженно, но не отпрянула, когда он ласково взял мою ладонь в свою. От его шершавой сухой кожи исходило приятное тепло и странное успокоение. Подержав мою руку в своей пару мгновений, он откинулся на спинку своего сиденья и снова глубоко вздохнул.

— Да, теперь я более чем уверен, что это действительно ты. Ведь ты даже родилась в церкви. Не так ли? Разве не видна тут рука Господа?

Я так и остолбенела, не в силах вымолвить ни слова. Как он мог это узнать?! Ведь я никому, никому об этом не рассказывала! Действительно, мама зашла в церковь, почувствовав недомогание. Она была на восьмом месяце беременности. Там я и родилась, даже приезда врачей не дождавшись, чем сильно озадачила последних. Думали, не выживу, ан нет. Выкарабкалась. Бабушка и посоветовала маме Ангелиной меня назвать. Мол, сам Бог велел. Да еще эта говорящая фамилия...

Я встала, пошатываясь. Меня слегка мутило.

— Вы должны все рассказать полиции, — упрямо повторила я, не глядя на собеседника. Тот тяжело вздохнул. Через какую-то странную дрожащую пелену на глазах я видела, как Морган с обеспокоенным видом направился в нашу сторону. Я моргнула, и пелена растаяла.

— Ангелина. — я вздрогнула, когда старческая рука ухватила меня за запястье. — Береги себя. Сатана повсюду, он строит козни. Ты в опасности. Держись своего спутника. В нем есть Божья искра, я вижу. Он твой ангел-хранитель...

Я высвободила руку и торопливо, почти бегом, пошла навстречу детективу. Рядом с этим Джонсом я чувствовала, что сама начинаю сходить с ума.

— Приходи еще, — слабо крикнул мне вдогонку старик, но я даже не оглянулась.

* * *

За окном смеркалось. Мы сидели в маленьком уютном пабе на Бейкер-Стрит — я, Морган и инспектор Квик. Впрочем, после третьей кружки пива он самым естественным манером превратился в 'просто Джо'. После визита в клинику мы с детективом заехали в полицейский участок, где инспектор запротоколировал с моих слов беседу с Джонсом. После моего ухода умалишенный старикан снова погрузился в отрешенный транс и отказался говорить еще с кем-либо. К нему приставили усиленную охрану и заперли в палате.

— Послушай, Энджи, — произнес Джо, выстукивая пальцами нервную дробь по столу. — Боюсь, вынужден тебя попросить завтра снова навестить старика. С его слов уже понятно, что он замешан в этом деле, но у нас, как видишь, совсем нет улик. Мы не знаем ни места сборищ этой секты, ни главаря... ну если только имя Михаил нам может о чем-то говорить...

— Все это вообще похоже на массовое помешательство, — задумчиво покачал головой Морган. — Почему он принял тебя за ангела? Откуда ему известны факты из твоей биографии, о которых, как ты говоришь, никто знать не может?

— Почем я знаю? — сердито пожала я плечами. — Этот псих меня просто вывел из себя. Начал говорить о моей матери. Что-то плел об ангелах и демонах... В общем, мне так кажется, он нам ничего путного и не скажет. Он же помешанный. Что-то навыдумывал себе и верит в эти бредни. Больной человек...

— Ты напугана, — мягко заметил детектив. — Чем он тебя так застращал, Энджи?

— Да не боюсь я. Просто все это действует на нервы. Он сказал, что этот Михаил скоро придет за мной. Прозвучало как угроза. Откуда вообще этот чертов Михаил может меня знать и зачем ему я?

— Может, ты хочешь, чтобы я отправил кого-нибудь из своих ребят присмотреть за тобой? — предложил инспектор. Я фыркнула и отмахнулась.

— Еще чего! Ерунда. Все это больные выдумки старого маразматика. Если ты хочешь, Джо, завтра утром я поеду к нему и попытаюсь разговорить поподробней. Если уж он только со мной желает говорить...

— Я тебя отвезу. — сказал Морган. — Не хочу отпускать тебя одну в такое место.

Джо хмыкнул, как-то по особенному взглянув на друга, и детектив немедленно порозовел. Я сделала вид, что ничего не заметила.

— Что ж, друзья, было приятно с вами посидеть, но мне пора. — инспектор поднялся (не вполне уверенно), положил на стол деньги и одернул на себе безукоризненно выглаженную рубашку. Мы тоже поднялись. Морган галантно накинул пальто мне на плечи, задержав на них руки чуть дольше, чем того требовал этикет. Ладони у него были тяжелые и такие горячие, что обожгли меня даже через ткань.

— Я отвезу Энджи. До завтра, Джо. — кивнул он, когда мы вышли в прохладную темноту осеннего вечера. Инспектор улыбнулся, я махнула ему рукой на прощание, и мы с Морганом побрели к дороге ловить такси.

По пути домой детектив был странно молчалив и, как мне показалось, поглядывал на меня с крайне озабоченным видом. Я не стала приставать к нему с расспросами. Я устала и больше всего хотела скинуть тесную обувь, принять теплую ванну, выпить чашечку черного кофе и в обнимку с Клео забраться под плед.

У порога Морган сказал:

— Энджи, если что-то случится... или ты почувствуешь опасность... ну, в любом случае — звони мне немедленно. Вот, держи... тут номер моего мобильника. Можешь и домой звонить, сигнал автоматически будет передан на мобильник. Хорошо?

— О'кей, — удивленно кивнула я.

— Завтра заеду за тобой в десять утра. Спокойной ночи, Энджи.

— Спокойной ночи, Морган.

Тихорецкий валялся на диване в гостиной и вяло наблюдал футбольный матч на огромном телеэкране, встроенном в стену. Оглянулся на стук двери, приветственно махнул рукой.

— Ужин в микроволновке, гремлин накормлен. Как день прошел? Удачно?

— Почти, — буркнула я и стала подниматься к себе. — Я в ванну и спать. Поговорим утром.

— И тебе доброй ночи! — донеслось мне вслед обиженное.

В моей мансарде было темно, холодно и пусто. Окно было приподнято, и обрадовавшийся свободе ветер трепал прозрачные занавески, гонял бесцеремонно по столу и полу обрывки бумаг, перебирал брошенную одежду. Клео дремала на подушке, невозмутимая, как сфинкс. Я остановилась посреди комнаты, чувствуя себя странно опустошенной и лишенной всяких мыслей, чувств и желаний, кроме одного — поскорее окунуться в теплую воду и нырнуть под спасительно-уютный плед.

Даже не потрудившись закрыть окно, я кое-как стянула с себя юбку, блузку, чулки, швырнула в угол намокшие сапожки. Прошла в ванную, открыла оба крана на полную мощность. Опрокинула в воду флакон с ароматической солью. Не помня себя от блаженства, шагнула в ванну и со вздохом удовлетворения погрузилась в горячую, прямо-таки до мурашек по телу, воду. Любопытная Клео просунула мордочку через приоткрытую дверь и стала сверлить меня огромными, как две луны, надменными египетскими глазами.

— Пшла вон. Кыш, — буркнула я.

Кошка с видом оскорбленного достоинства развернулась и ушла. И в ту же секунду лампочка над моей головой странно мигнула... и свет погас.

— Черт! Черт, черт, черт, — выругалась я, цепляясь на ощупь мокрыми пальцами за бортик ванны и пытаясь встать. Пока вылезла на коврик, пару раз поскользнулась и пребольно приложилась бедром об угол ванны. Шипя от боли и раздражения, я, наконец, нащупала на двери халат и накинула его на мокрое тело.

В комнате тоже было темно. Среди сгустившегося мрака одиноко светлел проем окна, поперек которого сиротливо билась занавеска.

— Никита! — позвала я, пробираясь вдоль стены к двери. — Что там со светом опять?

Тишина. Видимо, Тихорецкий спустился в подвал проверить щиток. Замечательно. А мне оставалось лишь стоять в кромешной темноте в полном одиночестве, дрожа от холода и страха, ибо даже фонарика у меня не было.

Темноты я боялась с детства. Панический, животный, ничем не объяснимый ужас, по всем законам логики, давно должен был покинуть ставшего взрослым трезвомыслящего человека, но мой страх упорно не желал оставлять меня в покое. Так боишься купаться ночью в пруду — кажется, что снизу, сквозь чернильную вязкую тьму, к тебе тянутся противные холодные лапы неведомых страшилищ. Вот и теперь я замерла у стены, слепо всматриваясь в обступившую меня темноту.

— Клео, кис-кис-кис... иди сюда, котенок... где ты?

За окном начался дождь. Похоже, надвигалась гроза. Через минуту блеснуло, и на миг голубоватая вспышка озарила всю комнату. Я успела заметить съежившуюся под подоконником кошку — она прижала уши к голове и, кажется, была напугана не меньше моего.

— Глупая кошка... кис-кис, Клео, — дрогнувшим голосом снова позвала ее я.

За окном глухо заворчал далекий гром, и вместе с ним комнату неожиданно огласил другой, еще более громкий и жуткий звук — Клео, как это случалось с ней в минуты особого страха или бешенства, издала долгое, низкое, грудное рычание. Потом отчаянно, коротко зашипела, и все резко стихло. Я почувствовала, как на моей коже все до единого волоски встали дыбом. Я стояла спиной к двери, и неожиданно точно затылком ощутила чье-то присутствие сзади. Это ощущение было настолько явным и пугающим, что я рывком кинулась к окну, схватила попавшуюся под руку бронзовую статуэтку и развернулась к двери лицом. Воображение мое разыгралось настолько, что мне показалось, будто кроме моего неровного, возбужденного дыхания, в комнате слышатся еще чьи-то вздохи.

— Н...Никита? — робко позвала я.

Молчание в ответ. Тут снова блеснуло, и в проеме распахнутой двери я увидела НЕЧТО. Очень высокая — около двух метров — и по очертаниям явно мужская, с развитой мускулатурой фигура — занявшая собой почти весь проем. За тот короткий момент, что молния осветила помещение, я лишь успела заметить горящие глаза, длинные светлые волосы, развевающиеся на ветру и... ЭТО БЫЛО НЕВЕРОЯТНО, НЕМЫСЛИМО! За спиной странного существа вздымались огромные, мощные крылья, тени от которых, казалось, ползли аж по потолку. Это было так жутко, так невообразимо, что я впервые за многие годы совсем по-детски отчаянно и пронзительно завизжала. Не помню, сколько времени я продолжала оглашать дом истошными криками, но в конце концов по лестнице прогрохотали чьи-то поспешные шаги, дверь оглушительно стукнулась о стену, и меня крепко и бесцеремонно схватили за плечи.