14. Кофе для эстетов

В одиночку ни за что не догадаться.

Весь день я нет-нет, да и возвращалась мыслями к восковым цветам и к пророческому сну. На представлении определённо произойдёт нечто ужасное, чутьё в очередной раз не подвело Луи ла Рона, хотя пока он этого не знает. Может, отказаться от посещения цирка? Но дядя Клэр не поймёт, да и мальчики только и твердят о том, чтобы поскорей посмотреть на "Сад Чудес". Значит, переменить планы не получится, остаётся только надеяться, что сон сбудется дословно: кровь зальёт арену и первые ряды, но до балкона не поднимется.

И револьвер. Мне определённо следует взять с собой револьвер. Сэр Клэр Черри, язвительный и блистательный, разумеется, изволил шутить, когда советовал мне это, но в каждой шутке есть доля правды, а иногда даже и не доля. И с нами ведь будет Эллис — а уж он-то загодя заметит любую беду!

Немного успокоив себя таким образом, к вечеру я готова была разобраться и со второй частью сна. Однако мне требовался совет знающего человека... другого колдуна.

— Мистер Маноле, зайдите перед ужином ко мне в кабинет, — приказала я в присутствии мистера Чемберса и дяди Клэра вечером. Возможно, беседа затянется; в таком случае лучше нам не таиться и иметь официальный повод для разговора. — Нужно обсудить кое-что касательно расписания на завтра.

— Слушаюсь, миледи, — ответил Лайзо ровным голосом, но глаза у него сделались встревоженные.

Когда мы оказались наедине и удостоверились, что нас никто не подслушивает, он вдруг обнял меня. И прежде, чем я успела возмутиться — или растаять — тихо спросил:

— Что с тобой творится, Виржиния?

— Ничего особенного, — вздохнула я и сделала попытку освободиться, нежеланную, а потому не слишком успешную.

В конце концов, нет ничего предосудительного в таких объятьях. У меня толстая шаль поверх домашнего платья, и он даже не касается обнажённой кожи, только его руки, такие тяжёлые и тёплые, лежат у меня на плечах, и...

...и сердце бьётся, как сумасшедшее.

— Этой ночью я внезапно почувствовал, что порвался ловец снов, — прошептал он и слегка отстранился, чтобы видеть мои глаза. — Стоял под дверью, как дурак, и ждал, не пора ли тебя спасать. Но ты перешагнула через моё колдовство и пошла дальше, да и потом ничего не сказала мне. Но весь день была сама не своя. Завтра представление, но с таким лицом не к развлечению — к драке готовятся.

Я глубоко вздохнула и нашла в себе силы выскользнуть из кольца его рук. Если хочу продолжать этот разговор, надо достать восковые цветы, а они в ящике стола.

— Мне приснился сон о цирке, — призналась я, занимая место за столом, и указала Лайзо на стул напротив — механически, по привычке. И сама улыбнулась: — И правда, присядь, здесь больше света от лампы. Сон был дурной, и я боюсь, что во время выступления что-то произойдёт. Для себя я угрозы, впрочем, не чувствовала, и надеюсь, что дело обойдётся...

, Но мне хотелось поговорить о другом сне.

— Я побуду рядом в амфитеатре Эшли, когда начнётся представление, — пообещал Лайзо, сощурившись. — Хотя вам лучше бы и вовсе не ходить, но тебе решать. Что за другой сон?

Я поколебалась, сама не зная отчего, но всё же открыла ящик стола и достала восковые цветы, завёрнутые в тряпицу.

— Мне снилась Абени, служанка мёртвого колдуна. И, уверена, действовала она без его ведома. Абени передала мне три цветка, украшавших её шляпку, и сказала, что это поможет найти её в городе.

Лайзо осторожно коснулся искусственных лепестков.

— Без его ведома... Любопытно. И прямо сказать, где её искать, Абени не смогла — видно, колдун запечатал ей уста, да так, что и во сне не отомкнуть. Следов никаких нет — значит, это сделано человеком, Виржиния, притом самым обычным, — добавил он, указывая на цветы. — Больше ничего не узнать, вещь-то чистая, я по ней разве что тебя и отыщу теперь. И работа весьма тонкая, такая шляпка дорого стоить будет. Тебе не меня просить о помощи надо, а своих подруг, особенно тех, которые частенько к модисткам наведываются. Так, сдаётся мне, и быстрее выйдет, и вернее, чем с колдовством.

В коридоре скрипнула половица; то была всего лишь Юджиния, которая пришла сообщить, что ужин подан. Но я знала, что если задержаться, то дядя, который бдительней иной дуэньи, заподозрит неладное и примчится нас проверять — он, похоже, до сих пор не простил Лайзо фиалок.

Оставшись в одиночестве, я поймала себя на том, что прижимаю ладони к пылающим щекам.

Таиться в собственном доме, скрывать чувства, в которых нет ничего дурного, стыдиться своей любви — и возводить стены там, где бы стоило навести мосты... Леди Милдред надо мной посмеялась бы, наверное; полвека назад казалось, что вот она, предпоследняя или даже последняя препона, за которой иной мир, свободный и счастливый. Но каждому времени — свои испытания. Моему отцу приходилось тяжелее: после мнимой раскрепощённости наступила чопорная, зашоренная эпоха, когда жениться на девушке из бедного, да к тому же ещё и не слишком знатного семейства было равносильно бунту.

Сейчас же вся наша жизнь, сама её основа сделалась неустойчивой. Чтобы взлететь в бескрайнее небо, надо не только разбить клетку, но и от чего-то оттолкнуться. И обломки для этого, право, плохо подходят... Иными словами, если я хочу быть с Лайзо вместе, он должен не получить новую жизнь в подарок, а добиться её. Если графиня Эверсан-Валтер разорвёт давнюю помолвку и решится на мезальянс, это, без сомнений, станет грандиозным скандалом, но лет через десять "ошибку" простят и забудут.

Но только графине — то есть мне.

А Лайзо в глазах моего окружения так и останется выскочкой, человеком, покусившимся на то, на что он не имел прав. Я верю в его сильную душу, в светлое чувство... но хватит ли их на многие годы косых взглядов, гадких пересудов, шепотков и смешков? Сколь долго даже самый благородный мужчина, даже колдун, которому нет дела до глупых светских клуш, сможет любить причину своего унижения?

Вот потому ему нужно стать равным — не только в моих глазах, но и в чужих.

— Ты сможешь, — прошептала я тихо, смыкая ресницы. В коридоре вновь послышался всё приближающийся перестук каблучков — видно, Юджи во второй раз отправили за мною. — Ты сможешь, и я это знаю без всяких вещих снов.

День двадцать второго марта выдался ясный и тёплый — пожалуй, самый приятный за целый месяц. Лиама с самого утра было не угомонить: он с гиканьем носился по лестницам, приводя в ужас прислугу, и, пожалуй, если б не вмешательство сэра Клэра Черри в самом строгом и угрожающем модусе, то до вечера бы особняк не простоял. Мне, впрочем, тоже не сиделось на месте.

До обеда — в кофейне, затем к швее, лично забрать новое платье, потом примерка, ответы на самые срочные письма, лёгкая трапеза — и вот уже пора одеваться и выезжать. В путь мы отправились на двух автомобилях: я с Мадлен — в "Железной Минни" с Лайзо за рулём, а Клэр с мальчишками, одетыми в почти что одинаковые коричневые костюмчики — в наёмном кэбе.

Крошечный, вышитый шёлком ридикюль оттягивал руку приятной, успокаивающей тяжестью — револьвер всё-таки перекочевал туда из ящика стола.

— Ой, смотрите, леди Виржиния! — тихонько окликнула меня Мэдди, когда автомобиль только-только отъехал от особняка. — Что это с ним?

— С кем? — рефлекторно переспросила я — и тут увидела у стены высокого человека, скромно одетого, неприметного, если б не красно-рыжие волосы, чересчур яркие даже для альбийца.

Джул, камердинер дяди Клэра, стоял, привалившись спиною к холодным камням и тяжело дышал. Солнце ласкало его запрокинутое вверх лицо, бледное, без кровинки. Ему дурно? Неужели ранен?

— Мистер Маноле... — начала было я, но Лайзо качнул головой, сворачивая на соседнюю улицу.

— Не стоит, миледи. Он бы вряд ли хотел, чтоб его таким видели — в минуту слабости.

Я оглянулась вновь; Джул исчез, точно в воздухе растворился. Зато позади показался наконец кэб с Клэром и мальчиками. Тень от набежавшего облака укрыла город, и сразу точно сделалось холоднее; ветер огладил голые ветви рябин и вязов, взметнул сор на обочине и забился в проулок.

— И давно неладное стряслось с мистером... — Я запнулась, осознав, что до сих пор не знаю, фамилия или имя это короткое слово — "Джул". — С дядиным слугой?

Лайзо пожал плечами.

— С месяц или два. Отлучается иногда, возвращается сам не свой. Но сэр Клэр Черри о его отлучках знает. Иногда, — он позволил себе усмешку, — даже сам его потом вашим коньяком отпаивает.

Я представила себе эту картину — и прикусила губу, чтоб не рассмеяться. Вот кто бы думал, что дядюшке свойственна трогательная заботливость о слугах!

— Что ж, значит, нам волноваться не о чем, — подытожила я после паузы. — А что до коньяка — оно и к лучшему. Хоть место освободится для самодельных ликёров баронессы Пауэл, которые она уже год грозится мне выслать с оказией.

— Если какие бутылки в подвале лишние, их можно мистеру Мирею отдать, — рассудила Мэдди разумно и отчего-то покраснела. — В его рецептах чего только нет.

— И правда, — улыбнулась я, вспомнив его последний эксперимент — песочную "раковину" с мёдом и цукатами, вымоченными в горькой полынной настойке.

Разумеется, странное поведение дядиного камердинера тут же вылетело у меня из головы; до самого прибытия мы обсуждали исключительно десерты — и нового повара. Чрезвычайно занимательная тема оказалась, право!

Вновь отстроенный амфитеатр Эшли располагался на восточной стороне бромлинского блюдца, в Ист-Хилл, за ипподромом и пустырями Дэйзи-Раунд, на изрядном отдалении от оживлённых улиц. К нему протянулось две дороги: одна по краю города, частью ведущая через предместья, а другая от центра, дважды пересекающая извилистый Эйвон. По ней мы и ехали; сегодня движение было бойким — и неудивительно, ведь те, кому не хватило билетов, хотели так или иначе прикоснуться к событию, весть о котором раструбили все газеты. Не посмотреть само представление, так взглянуть на амфитеатр и прогуляться вокруг. А потом — хвастаться перед знакомыми, обсуждая бесконечно, кого заметили у входа, кто и как был одет, на чём и с кем прибыл, уходил довольным или разочарованным...

Насколько помню, именно такие разговоры о том, что толком никто и не видел, и назывались "культурной жизнью", да сохранят от неё Небеса.

Само здание выглядело издали грандиозно, особенно на фоне запущенных садов пригорода. Афиши, растяжки — и стилизованный под старину фасад, чудное сочетание, на мой вкус. Близ амфитеатра слонялось порядочно народу: и зеваки, и журналисты, и торговцы с лотками... Прямо перед входом собралась публика посолиднее; экипажи и автомобили всё прибывали и прибывали.

Разумеется, без скандалов не обошлось: "гуси" в парадной униформе старательно теснили от ступеней... колонну женщин?!

Признаться, я сперва глазам своим не поверила. Но затем, когда мы подъехали ближе, убедилась: около двадцати особ разного возраста, от пожилых матрон до юных ещё совсем девиц, наседали на "гусей". Три женщины держали плакаты на длинных палках, ровно как рабочие с фабрики на митинге! Изображено там было нечто несусветное: на одном — рыдающий тигр в объятьях приплюснутого медведя, на другом гротескно худая девочка с молитвенно воздетыми руками, на третьем — намалёванная алой краской надпись.

— "Нет распутству! Женщин и детей — прочь с арены!" — прочитала нараспев Мадлен и обернулась ко мне с блестящими от любопытства глазами: — Что это такое, леди Виржиния?

Я вспомнила долгие споры в кофейне — и рассмеялась:

— Похоже, мистеру ла Рону придётся наточить своё перо и написать хвалебный отзыв для миссис Скаровски. Некоторые, без сомнения, достойные особы из "Общества благодетельных леди" явились выказать неодобрение. Поезжайте кругом, мистер Маноле, подальше от них. Пусть доблестные господа из Городского Управления спокойствия оттеснят их на более подобающее место, а мы пока подождём. Уверена, та скульптурная группа слева от амфитеатра удержит внимание мальчиков — на какое-то время хотя бы.

— А почему, леди Виржиния? — с любопытством обернулась Мэдди, выглядывая упомянутую скульптуру.

— Львы и человек без головы, — улыбнулась я в сторону. — Лиаму должно понравиться.

А ещё я надеялась, что Эллису будет легче найти нас там, чем в толчее у ступеней.

"Странно, что он не явился в особняк, как собирался... — явилась тревожная мысль. — Надеюсь, с ним не случилось ничего дурного".

Мои расчёты оправдались, но не совсем так, как я думала.

Во-первых, больше всего удивительная мраморная композиция "Четыре греха в обличье диких зверей терзают Неизвестного" развлекла почтенного сэра Клэра Черри — он смеялся в голос и уверял, что несчастный обезглавленный господин напоминает ему одного нашего общего знакомого — долговязостью, старомодным сюртуком и цилиндром. Я, разумеется, как добропорядочная невеста делала вид, что намёков не понимаю, однако пообещала себе при случае выяснить, что за скульптор сотворил это, и нет ли у него зуба на Особую службу.

Во-вторых, поодаль от толпы меня действительно быстро заметил обладатель седьмого билета, но им оказался не Эллис.

— Леди Виржиния, сэр Клэр Черри, приношу свои глубочайшие извинения, — склонил голову доктор Брэдфорд, одетый с иголочки, но, похоже, в последний раз видевший подушку в лучшем случае позавчера. — Я до последнего надеялся, что до этого не дойдёт...

— Надеюсь, с мистером Норманном всё в порядке? — прервал его дядюшка весьма грубо. — Как безответственно с его стороны. Не стоило посылать ему билета, глупая трата.

На мой взгляд, он выглядел скорее обеспокоенным, чем сердитым, но, возможно, мне это лишь показалось. Доктор Брэдфорд покосился на Мадлен, совершенно поникшую, и продолжил:

— Детектив Эллис расследует дело о трёх повешенных, вы, вероятно, видели в газетах отголоски. Вчера долг службы позвал его в Ландок — в деревеньку к северу от Бромли, всего в трёх часах езды. Мы рассчитывали, что он вернётся вовремя, но увы, — развёл руками Доктор Мёртвых. Затем он, как фокусник, достал из рукава продолговатый конверт. — Вот его билет. Полагаю, я должен был вернуть вам его раньше, но не сразу сумел найти кэб и не застал вас в особняке. Ещё раз нижайше прошу прощения, — повесил он повинную голову.

Клэр заглянул в конверт, презрительно скривился — и протянул его обратно доктору Брэдфорду.

— Возьмите себе. И пусть потом этот дурень локти кусает, что упустил такой шанс.

— Весьма благодарен, однако не могу принять столь щедрый...

Дядюшкин взгляд стал опасно добрым, а улыбка — сладкой.

— Оставьте манерничанье глупым девицам. В конце концов, билет мой, мне и решать, кому его отдавать. Вы человек из состоятельной семьи, а профессия доктора столь же почётна и уважаема, как священнический сан. К тому же мы с вами имели замечательную, гм, беседу в "Старом гнезде", когда леди Виржиния устраивала приём в честь дня своего рождения. — Клэр вложил конверт Брэдфорду в руку и заставил сжать пальцы. — Все формальности соблюдены, чего вам ещё надо?