— И кто тут молод, а? — жестко поднялся он на локте, упертом в меня. — Кара небес все еще довлеет над нами, гигантские корабли сеят сверху смерть, а ты решил меня им бросить на растерзание, едва дав ощутить чувство свободы и защищенности? Так, да?
— Ну...
— А если я тебя полюбил всего и сразу? Навсегда... Что если я хочу дарить тебе любовь здесь, зная о страданиях там? — пололожил он руку на грудь в области сердца. — А вдруг я своей любовью залью твой пожар?.. — тихо-тихо, касаясь носом носа. — Я повзрослел за сутки, став старше многих взрослых. Пока ты лежал на берегу, вытащенный мною из донного ила, я передумал много дум, Ли. Заруби себе на носу. Я. тебя. Не. Отпущу. Никогда. Лишь смерть разрулит нас. Но и там я тебя наду, не сомневайся. Ты чего?
— От зависти к тому, для кого ты все это говоришь.
— Я серьезно!
— Не обижайся. Мы едва друг друга знаем. А вдруг у меня в прошлом кто-то уже был?
— Был!!! Чего ж этот кто-то тебя отпустил, а ты его, ась? Почему ты здесь и сейчас со мной, а не ней или с ним? Будь кто в твоем сердце, я бы туда не вошел...
— Железный аргумент. Ну чего ты опять заслезился, а?
— От любви...
— Или желания помочь избавиться...
— Ли. Не передергивай. Ты ведь чувствуешь меня так же, как я тебя. Да, я... сгорал вместе с тобой. И не отвернулся, не побежал, это ты прервал контакт. Твоя память так коротка?
— Привык не замечать не существенное для выживания. Эн... я не знаю, как просто... жить. Я помню только рабство с каждодневными пытками и болью...
— Так я покажу! Научу, проведу... Я люблю тебя. Повтори.
— Я... Эн... — горло сперло, нос вдруг забился, навернулась влага на глазах, сердце сжалось. Захотелось захлопнуть веки. Эти глаза напротив оказались еще более невыносимее тех... — Я люблю тебя...
— Ну вот, это так просто, — всего лишь слова. Он знает, чего они мне стоили. — Еще раз.
— Я люблю тебя...
Ну вот, теперь он утешает взрослого дядьку.
— Ну вот, теперь я утешаю взрослого дядьку!..
— Шмыг.
Смех сквозь слезы. Но судороги сжимают в тугой узел — боль вырывается. Она ломится наружу через все барьеры воли.
— Ли, миленький! Ли, не мешай, освободись, Ли! Дай огню выйти... Ли, я приму. Верь. Я сказал ВЕРЬ!
Никто из нас не обратил внимания, что весь мир исчез. Что в целом свете остались лишь он и я. И я открылся. Я поверил в любовь, как он. Чистая душа. Чистая звезда. Творящейся в моей хаос стал мне так очевиден в сравнении, что я растворился в любви целиком, без остатка. И стал самим собою. Обрел покой. И друзей.
Лейо и Зефир! Знакомьтесь, Эн. Наэнлоис Каманлис, лист ол-Ранратакод из ветви Каесиус`Фестука стебля Пикэа Пандженс ствола Ок`Сеэнль древа Оккидентали. О, как! Они так красивы... Ты тоже, сияющий. Сияющий? Мы все здесь сияем. Время памяти не пришло. Насладитесь жизнью, светозарные. Круг замкнулся. Вы — одно целое. Любите друг друга. А мы позаботимся о мелочах.
Мы оба резко перешли — или нас, гм, перешли — в явь, обнаружив себя в воде, обнявшимися и соприкасающимися лбами, смотрящими друг в друга.
— Я тебя люблю, — одновременно.
Чувствовал себя как никогда легко и свободно. Я знал. Он знал, что я знал, что он знал. Все бесхитросные пятьдесят восемь лет жизни моей второй половины. Все месяцы пыток. Совпадающие мечты, сбывшиеся.
Глава 3. Единое
— Теплые. А почему они одинаковые?
— Хех, мы же целое. Теперь и ты видишь. И чувствуешь, когда хочешь.
— Мы растворились друг в друге и перемешались.
— Хм. Верно подмечено.
— А почему наши волосы сами растут именно такой длины?
— Неужели ты думаешь, что правящая элита не владеет подобными фокусами?
— Эээ...
— Ты Эн, я вкурсе, — получил кулачком в бок. — Не представляю, честно, — пропустив меж пальцев шелк его искрящихся волос. — Наша кровь же смешалась, потому еще тогда и на тебе почему-то отразилось...
— А когда придет время твоей памяти?
— Так. Выскажи сразу все вопросы.
— Эк какой хитрый! Хе-хе.
— Хе-хе, злодей коварный. Не знаю когда. Не помню, почему.
— А разве светозарные...
— Тише, юный эльф.
— А?..
— Это Сверьялус, Эн.
— Так это ты подарил эти одежды, да? Спасибо!
— Аха-ха! Да пожалуйста, Наэнлоис. Носите на здоровье.
— Эн, не произноси больше то слово.
— Верно. И вот что я вам скажу — сбежавший Бог Давжогл вернулся, захватив Престолы Огня и Земли. Это он начал истребительную войну против народа эльфов. Не скажу, что у него не было причин. Но расизм не к лицу Богу, а эльфам не впервой... Наэн, подбери подбородок.
— Я — Бог!?
— Дурак, ты, Эн.
— Какого жмыха?
— Милые браняться...
— Чеши отсюда, — хором.
И все трое расхохотались.
— Ты проявил недюжую волю, юный эльф. Обычная жизнь, а какой характер получился. Я помню, как ты любил во мне купаться. Вы — одно. Помните. Не разделенное и сызнова соединенное, а объединившиеся воедино. Запомните, пока жив один — жив и второй. Вы — неразделимое целое. Ваш венец — это ваши друзья, они прячут вас от чужого взора, защищают, помогают. Половинка Лионэль пережила тяжкую долю. Она стоила обретения целостности?
— Да.
— Помните. Вы — единое. Вас соединили небеса. Считайте, что сам Арас повенчал ваш вечный союз.
— О, Великий Мэллорн...
— Йейль...
— Аха-ха, вы не перепутались? Ха-ха-ха. Любитесь смело, не стесняйтесь, я многое повидал. Аха-ха-ха!
— Вуайерист!
— Ялов!
— Хах, одежду-то я дал. Шучу. Простите, я слишком радостен, даже под защитой вы эманируете бесконечной любовью счастьем. Извините еще раз, чего взять с только утром родившегося младенца?
— Ладно уж.
— Ну иди уж.
Я навис над Наэном и плотоядно облизнулся. Мы оба знали, что одно целое, и что у нас есть время на привыкание. И что мы очень хотели кое-что испытать.
— Не томи, Ли. Я теку уже...
— И ночами под одеялом...
— Я знаю, Ли. Наша память стала общей, но твое... я едва-едва воспринимаю.
— Зато ты мою затмеваешь. Дело в разнице между прожитым. И знаешь, я рад этому. Ты был добрым, тебя многие считали другом. Спасибо за жизнь, Эн.
— Спасибо за жизнь, Ли. Ну хватит патетики, давай уже!..
— Едва-едва воспринимаешь?
— Лиии...
Медленно прочертил своей смазкой дорожку на его животе. Прогнулся, подставляя. Он точно попал в цель.
— Оп, — захватив головку и выпустив, полностью не разрывая контакт.
— Ли-и-и. Я ведь припомню...
— Буду только рад, проказник, — не давая ему, двигая тазом, попасть, и сохраняя контакт.
— Ну подглядывал, и что?
— А как покраснел красиво, ммм! — дважды повторив фокус. С меня на нем уже лужица натекла. — Э!
— Хе-хе, — и начал ритмично водить рукой, теребя захваченный трофей. — Ох!
Отомстил, сев махом до корня. Я воплотил все свои бесхитростные эротические фантазии. Наши полные сил организмы до самой ночи скрупулезно проходились по всем пунктам.
Да, я всей душой ухватился за Наэна, как он за меня. Где-то внутри я точно знал, что мы едины, но осмыслить, осознать до самой глубины пока не мог. Как и он. Не знаю, концентрировал ли он внимание хоть на чем-то, кроме физического наслаждения, но я не мог не замечать моменты, когда он прогибался имено так, как мне хотелось, часто попадал в такт, хотя еще полный профан. Мы оба дарили наслаждение друг другу. Это было обоюдным желанием, потребностью угодить, удовлетворить. Я видел, как он едвали не мырлыкал от ощущения попадания в сказку, где все мечты сбываются, когда я припадал губами к его паху.
Я-эн с отрочества знал, эдак лет с тридцати, что мне не видать брака с эльфийкой лет сто. Слишком редко рождались девочки, слишком на периферии была моя ветвь и лист в частности. Поэтому я уже тогда постепенно готовился — вернее, я-ли вижу, как меня родители готовили — к браку с одним из школьного круга. Мне оставалось два года до момента сеяния. Это оло следовали всем канонам, когда первенец зачинается от двух девственников. Созревшая сила порождает даровитое потомство. А ол — тем более ло — достаются вторые, а то и третьи, и четвертые, и пятые дети. Не могущие понести от мужчин сверстников, многовековые эльфийки, желающие потомства, используют девственных юношей.
На меня уже имела виды чопорная черноволосая эльфа. А я так и не выбрал никого в своем круге общения, хотя подглядел с друзьями, как старший из нас, уговоренный всем миром, сеял с красоткой. Все кончилось так быстро, что никто и не понял ничего толком. Биукаэневель был под таким впечатлением, что позабыл о подглядке, когда на следующую ночь был со своим будущим более опытным и старшим супругом на ложе. Вся компашка мелких была еще в ауте, тогда их и накрыли. И ох как таскали за уши...
— Не делай бровки так, Эн, я вспоминал Биука...
— Хе-хе. Давай еще раз, Ли. А?
Я сам хотел предложить. Провел языком от хотящей дырочки до плотно собравшейся мошонки. Полизал вокруг да около, мягко играясь подушечками пальцев обоими сосками. Какая нежная и чувствительная кожа, какой тембр постанываний, какое приятное поглаживание стопами. Обжимал и покусывал губами, теребил языком, подсасывал. Нежно вошел под оптимальным углом, и еще ни разу не демонстрированным сопособом стал мелкими и быстрыми двежениями раздражать слизистую с предстательной железой, при этом только ласково водя пальцами по стволу, яичкам и вокруг. И на финале сжал в ладони его пенис, задвигав в такт, второй рукой облюбовав яички. И мощными движениями во всю длину ствола с громкими шлепками своим телом о его ягодицы стал продолжительно извергаться в него, слегка затянув и его оргазм.
— Достаточно, Эн, — остановил я впившегося в мой сосок. — Поешь речных даров и давай спать.
— Ты не устал же.
— Не бойся за мой сон.
— Это не за сон, это за обретенную любовь.
— Тем более!
— Хех.
— Хе-хе. Еще одну сочную ягодку за своего Ли.
— Давай, ты говорил про матрац и подушку.
— Дык тыж все равно моя половина.
— Ли...
— Да-да, я понял. Ты старший, уй! Не бери плохой опыт щипков.
— Ой ли, так и плохой? Ай!
— Ммм?
— Ех, вроде спать собирались...
— У тебя сосок острый, в ухо впивается.
— Отрастил лопухи, еще придирается!..
Крепко-крепко друг дурга обняли, а вода баюкала сплетение ног. Сверьялус и о мягкой мшистой траве для нас позаботился, и о сокрытии от непогоды. Тихим сапом он создал уютное гнездышко, куда мы могли возвращаться в мгновение ока откуда угодно, к нему под крыло.
Я — звезда. Вокруг вертятся две поменьше, в отдалении три планеты и четырнадцать комет. Завороженно созерцал веселое мельтешение и степенное вращение. Полный. Целый. Самодостаточный и в то же время нуждающийся в обществе. Ну какая звезда бывает одинокой? Тогда это и не звезда вовсе, подделка. И знание того, что все окружающие рядом потому, что я просто существую, побуждало дарить им свой свет, дарить радость не ради чего-то, а просто так, потому что правильно, потому что естественно.
— Привет, Ли!
— Привет, Эн, — сердечко под ухом забилось волнительно, переполненное счастьем.
— Горазд же ты спать!
— Да? Я впервые наслаждался сном, Эн... — ухнуло мощно, с эхом.
— Знаю, Ли, знаю. Мне хватило нескольких мгновений, чтобы проснуться полным сил.
— Спасибо за косу, Эн.
— Пустяки. Давай продолжим, а?
— Эн, — погладил мягко, — а если подумать? Скажи, чего я хочу?
— Чтобы я был сверху, да?
— Неугадал. И не подумал.
— Ну... Чтобы я тоже тебе... того... языком...
— Эн, милый, все не то. Ты же рос эльфом, это закладывалось природой и наставником, Эн.
— Ли, не становись букой.
— Эх, лентяй! Вот где-то ты лентяй, а...
— Ли!
— Ладно, разжую для самых, — возникла пауза на обмен тычками и щипками, — маленьких.
— Пфф!
— Любовь как вино, Эн, ее не хлебают...
— Да-да, ну вылакали мы тогда по бытулке, давай-давай, стыди. Сам же себя, между прочим! Хе-хе.
— И ничегошеньки ты не понял из уроков винораспития. Не знаю как ты, похотливый самец, а мы, эльфы, не стараемся мгновенно опустошить бутылку до дна, — обозначая касания самыми подушечками пальцев, — мы вкушаем каждую каплю божественного нектара, прочувствываем ее всю. Вспомни.
— Угу, я помню, где ты припрятал нектар и как потом вкушал... Фу! Фу, слезь с меня... — а руки уподобились моим, эрекция сошла на нет.
Оба тонули в глазах друг друга.
— Какие радужные глаза...
— Как сверкает радужка...
— Ли! Ты и вправду принял меня...
— Конечно, любимый. У кровников всегда рано или поздно смешиваются глаза.
— Ли, мы — единое! Ведь глаза — отражение нашей общей души, Ли, Ли... Любимый мой!
— Я люблю тебя, — легко сорвалось с наших губ, слившихся в сладком поцелуе.
Небо высветлилось, а многоцветные блики заиграли ярче. Создалась оптическая иллюзия светящихся изнутри глаз, а может, так и было в реале? Мысли скакали, как йейли, а упоительный поцелуй все длился и длился, не перерастая в страстный, остающийся нежнее и мягче воды.
Эн понял меня без слов, когда я стал принимать сидячую на пятках позу — он как тогда устроился, прижался любовно, начал рисовать на спине узоры, щекоча хвостиком моей же косы. А я зарылся руками в его пряди, наслаждаясь струящимися меж пальцев волосами.
Тихие постанывания, ничего общего с эротикой не имеющими, то и дело вплетались в звучащую повсюду реку жизни. Он был рядом, он обдавал теплом дыхания, щекотал волоски на затылке, хвастался умением ласкающе двигать ушами. Он расплел мои волосы, чтобы познать мое удовольствие, а я заплел его. Любование длилось, дыхание и сердцебиение сами выравнивались, синхронизировались.
— Ох, — вырвалось одновременно, разбивая поток на два русла.
— Ли, — уступил я ему, — я почувствовал тебя, Ли! — захлебываясь от восторга, отклонившись назад, чтобы видеть отражение своего лица. — Одновременно себя и тебя. О, Ли! Я не думал, что струящиеся волосы настолько приятны твоей спине, что перебор прядей... О, Ли! А как чувствуют меня твои ладони, Ли!..
— Любимый, — руки с плеч и шей легли на его раскрасневшееся лицо, вытирая слезки. Он понял, он примолк. — А я видел твоими глазами ту стрекозу со сверкающими в луче крыльями, ягодку и листок. Эн, никакое отражение не могло передать тех красок, той красоты, что ты видишь в моих волосах. Я и не знал, что они настолько нравятся тебе, Эн, что они вообще тамк выглядят...
— А мои тебе нравятся?
— Ох, Эн! Они самые-самые прекрасные на свете. Ты же помнишь, я запал на них с первого взгляда...
— Помню, Ли... — его лицо растворилось в счастье.
И оба неприлично заржали, когда наши желудки хором заурчали, давая знать забывшемуся начальству, что пора бы и о них подумать.
— Ну Ли, ну какая зарядка? День на дворе!
— На дворе?
— Ну Сверьялус же для нас этот дом создал... Вон и завтрак.
— Попался, Эн, хе-хе, повелся на уловку и решил, что сможешь сменить тему, да?
— Ты!.. Ли, ты хочешь полюбоваться на то, как я делаю упражнения, да? Да.
