Появление взволнованного Дерика отвлекает меня от планов мести первым же вопросом:
— Рич, где тебя носило?
— Я в универе был, договаривался насчёт... — не успеваю сказать, как меня перебивает, стремительно белеющий друг.
— Ты сам туда ходил?
— Сам конечно, — и плохое предчувствие накрывает меня с головой, — А где Алекс?!
— Будь здесь! Никуда не уходи, я сейчас всех соберу. Рич очень прошу, дождись меня тут, и никакой самодеятельности. От этого зависит его жизнь.
Дерик мгновенно исчезает, а я медленно оседаю на пол.
* * *
Оштен. Клуб 'Арена'. Алекс.
Проснувшись, не застав Ричарда в комнате, Алекс нервничает, ведь неизвестно куда в этот раз может направиться его сокровище. "Слава богу, что хоть браслет снять невозможно. Сейчас выясним, где он находится" — мелькает мысль. Охотник быстро одевается, и достав навигатор слежения за сигналом университетского артефакта, включает его, настраивая на вампирёныша.
— Так и знал! Как всегда, мелкий засранец проявил инициативу: ни с кем не посоветовавшись, тихо удрав на сдачу экзаменов или в любимую библиотеку. Хоть привязывай! Он совсем не хочет думать об опасности! — тихо рычит Алекс. Он понимает, что Сикхт, потеряв 'племянника' в ярости, и может пойти на любую подлость. Не важно, что орденцы, замешанные в убийстве, не попали в суд, скорее всего подкупив высокие чины, но нервы им всё-таки потрепали, да и казну облегчили. Такое быстро не забывается.
Алексу всегда попадало за малейшую провинность, а за передачу ошейника абсолютного подчинения Джорджу, что повлекло за собой все неприятности, бывший наставник заживо шкуру спустит. Учитывая же его грязные методы — Ричард сильно рискует. Теперь и браслет может не остановить озверевшего Сикхта. Дерик предупредил Алекса, что 'любимый дядюшка' оформил академический отпуск для племянника на неопределённый срок, и, что его появления в университете, ждут орденцы, выставив соглядатаев.
Узнав об этом Джордж, выделил комнату для временного жилья, как он выразился: 'до тех пор, пока всё устаканится'. 'Арена' безопасное место, сюда они не посмели заявиться в поиске беглеца. Но теперь, мелкий отправился прямо в руки к обозлённым храмовникам, не догадываясь о грозящих неприятностях.
Алекс впервые за полгода спешит в университет, надеясь, что с непоседливым вампирёнышем ничего не случится.
До главного учебного корпуса остаётся каких-то метров двести. Словно по мановению волшебной палочки дорогу перегораживает орденский 'Туман', из которого с каменным лицом выходит Патрик.
— Мы тебя уже заждались, — цедит он сквозь зубы, и распахивает заднюю дверцу автомобиля:
— Сам сядешь, или помочь?
Алекс резко выдыхает, понимая, что сопротивляться бесполезно. Ему страшно, но не за себя, а за сбежавшего упрямца, чей маршрут сейчас высвечивает навигатор. Этим, отморозкам, нельзя показывать, что ему дорог Рич — они ни перед чем не остановятся. Вряд ли им нужен мелкий, раз его ещё не схватили, но если догадаются, что он здесь, то сбудутся самые плохие предчувствия. Нужно время, совсем немного, чтобы успеть стереть все данные с проклятой электроники, сейчас находящейся в кармане брюк. Алекс медленно опускает руки, словно в отчаянии. Кровь стучит в висках, в животе холодный тугой комок. Не делать резких движений, заставить не дрожать руки, не показать что нервничаешь. С огромным трудом удаётся расслабить спину, чуть шагнуть вперёд, ухмыльнуться, и только теперь запустить руки в карманы. Не суетиться. Пальцы уже оглаживают корпус навигатора в поиске перезагрузки программы.
— Что-то дядя обо мне не слишком беспокоился всё это время. Может, просветишь меня, зачем я ему сейчас понадобился?
— Ты слишком много болтаешь! Залазь в машину. Не испытывай моё терпение, щенок.
— Сейчас, сейчас, я только свежим воздухом чуть-чуть подышу.
У военного глаза наливаются кровью, оживая на застывшем лице. Он в бешенстве. Эти слова обойдутся дорого, за них придётся расплачиваться, но это потом — зато теперь есть несколько секунд и с облегчением воспринимается лёгкая вибрация злополучного прибора. Алексу удаётся замести все следы. Затем он с независимым видом подходит к 'Туману' и быстро проскальзывает на заднее сидение, пока Патрик не отошёл от его наглой выходки. Орденцы привыкли видеть его покорным и смиренным, что же в этот раз им придётся разочароваться.
По приезду в Оштинский монастырь Алекса не ведут по обыкновению в кабинет к Сикхту, а обыскивают, и отводят к Патрику.
— Значит, решил самовольничать? — ледяным тоном спрашивает военный, когда бывший послушник не опускается на колени и не отводит наглого, пронизывающего взгляда, — Ты должен в пол смотреть, мразь!
Удар кулаком проходит лишь по касательной, чиркнув по скуле увернувшегося отступника.
— Вот значит как. Жаль, Сикхта нет, а без него я не хочу портить твою шкуру. Но не спеши радоваться, — в ответ на проскользнувшую усмешку Алекса, произносит он, и, подойдя к столу, вызывает охрану с помощью звонка.
До прихода конвоя в комнате царит напряжение, оба охотника схлестнувшись в молчаливом поединке взглядами, ненавидяще смотрят глаза в глаза. Военный привык, что ему подчиняются, а Алекс стискивает зубы от напряжения. Он всегда подчинялся в течение многих лет. Каждый раз, настраивая себя на неизбежности и необходимости безропотного послушания, стараясь найти свою вину в происходящем. Но только сейчас ему кристально ясно, что все те чувства были ему внушены, и он держался за них, как за спасательный круг, оправдывая те унижения и сопутствующие им жестокие наказания. Теперь ему остаётся лишь пережить очередную боль, а вытерпеть сейчас должно только тело, а душа, его душа ордену более не принадлежит.
Звук распахнувшейся двери и грохот подкованных сапог не в силах заставить Алекса отвернуться от его противника. Патрик бледнеет, он вспотел и первым отводит взгляд, яростно отдавая приказ зашедшим подчинённым:
— Этого сучёнка в кандалы и в каменный мешок надвое суток! Еду и воду не давать, пусть облизывает стены, — а потом, хмыкнув, добавляет, — Разрешаю предварительно продезинфицировать камеру уриной, думаю, он оценит.
Громко хохотнув, охранники заламывают Алексу руки за спину, и сковав наручниками, уводят из комнаты.
* * *
Оштен. Клуб 'Арена'. Джордж.
'Сегодня предстоит трудный день для нас обоих' — думает Джордж, любуясь спящим Хойей. Он уже почти полностью восстановился, остались лишь тонкие нити шрамов на теле, но они не портят красоту, служа лишь свидетельством пережитых кошмаров. Охотник нервничает, его счастье кажется таким хрупким и ненадёжным, оно может раствориться в любое мгновение, стоит только ослабить контроль за своим любимым вампиром. Ему нужно помочь оправиться от ран, нанесённых гордости и чести. Заставить поверить в себя. Научить жить с чистого листа. Это сложно. Невероятно сложно, учитывая его независимость и упрямство. Но и сейчас Джордж боится за его жизнь. Ему кажется, что за видимым безразличием и холодностью бывшего лорда скрывается желание ухода за грань. Туда, откуда уже нет возврата. Сейчас самое главное — не сорвать бракосочетание. Лишь после него Хойя уже не сможет лишить себя жизни, даже если он захочет попробовать это сделать. Его ждёт большой сюрприз во время свадьбы, главное, чтобы обряд всё же состоялся.
— Вставай соня, — мягко говорит Джордж и не удержавшись целует в висок своего избранника, — Нас уже ждут.
— Кто ждёт? — бухтит спросонок вампир, с видимой неохотой открывая глаза.
— Ни кто, а что — приключения! — посмеивается охотник.
— Они всегда ждут. И как им не надоело?
Хойя встаёт взъерошенный, ещё окончательно не проснувшийся и скрывается в ванной. Слышится шум воды. Он появляется уже освежившимся, и с подозрением смотрит на счастливого Джорджа. Тот весь аж светится, словно флюоресцирующий гриб в темноте, и явно что-то задумал.
— Любовь моя, ты мне доверяешь? — мурлычет хозяин 'Арены'.
— Да... нет... иногда, да, — в замешательстве отвечает вампир.
— А спорим, что никогда не доверяешь, и всегда сомневаешься в моей надёжности?
Всего лишь один вопрос, но это явная ловушка! Согласишься — обидишь Джорджа, а откажешься — он потребует доказательств, а кто знает, насколько они безобидны?
Хойя молчит обдумывая выход из этой щекотливой ситуации, но самый лучшим вариантом, похоже, будет именно спор. Тем более что приз можно попросить любой, а учитывая отношение этого рыцаря к нему самому — существенного вреда не предвидится. Хотя возможно испытание будет не из лёгких.
— На что ты предлагаешь спорить, если я с тобой не соглашусь?
— Давай на желание?
— Ты хочешь сказать, что выполнишь любое моё желание? А если я захочу уйти?
На миг в глазах Джорджа мелькает боль, но твёрдо говорит:
— Любое. Всё что ты захочешь. Но и ты выполнишь моё, если проспоришь.
Вампир вдруг бледнеет и отшатывается чуть в сторону от не вовремя пришедшей мысли о рабстве и пытках. Он берёт себя в руки и заставляет успокоиться. Это не Сикхт! Только тот мог втаптывать в грязь, истязая не только тело, но и душу. Джордж не может причинить ему вред. Не может? Внезапно вспыхнувшее сомнение подавляется силой воли.
— Я согласен. Я доверяю тебе, — севшим голосом отвечает вампир.
Охотник достаёт плотную повязку, и, подойдя молча её завязывает, лишая вампира возможности видеть. Это страшно! Жуткое чувство беспомощности накрывает его с головой, вызывая к жизни кошмарные воспоминания.
— Не нервничай я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой! Никогда, слышишь, никогда не дам тебя в обиду, — шепчет Джордж, притягивая его к себе, и крепко обнимает до тех пор, пока Хойя полностью не расслабляется в его руках.
* * *
Оштен. Клуб 'Арена'. Хойя.
Темнота — это начало кошмаров. Она бывает разной. Липкой, властной, жестокой, мёртвой. От неё хочется избавиться. Иногда руки беспомощно скребут по кожаной маске, которая кажется, уже срослась с лицом, выпивает глаза, стягивает голову, причиняя всё большие мучения. Но даже дотронуться до неё самому — счастье. Это хоть какое-то изменение в жизни. Чаще любое движение наказуемо вспышкой боли. Чувствуешь себя абсолютно беспомощным. Грубые прикосновения к истерзанной коже. Очередной насильник врывается в твоё тело, используя тебя как куклу. Ему плевать, что ты уже висишь несколько часов распятый, подвешённый в воздухе на цепях, хорошо, если в кандалах, а не на крючьях. Рывок за волосы и вонючий член заходит в рот. Хочется сомкнуть зубы, аж скулы сводит от напряжения, но металлическая распорка надёжно фиксирует челюсти. Рвутся губы, задыхаешься, давишься чужой немытой плотью, зарываешься носом в мокрую от пота шерсть. Ты лишь подстилка с хорошей регенерацией. Никому нет дела до твоих чувств. Тебя просто используют так, как хотят и это длится до бесконечности, пока не придёт Хозяин. Он вырвет из этого кошмара, будет заботлив, а потом заставит испытывать извращённые оргазмы, вновь причиняя боль, смешанную со странным удовольствием, но продолжая разрушать тебя самого.
Призраки прошлого становятся реальными, словно они только и ждали этой плотной повязки. Хойя дрожит. Его кожа покрывается мурашками и холодным потом. Живот сводит от судороги. Но властные руки вырывают из этого кошмара, а уверенный голос помогает придти в себя:
— ... я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой.
Глава 23
Часть 1
Джордж, обнимая его за плечи, ведёт куда-то по коридору, — Хойя слышит гулкое эхо шагов. Ему сейчас сложно ориентироваться в пространстве — скрытый, но ещё не ушедший страх мешает сосредоточиться и запомнить дорогу. Очередной поворот и становится ясно, что они зашли в какое-то помещение — здесь звук почти не отражается от стен.
— Повязку не снимай, если хочешь выиграть. Тебе ещё долго в ней находиться, — шепчет на ухо Джордж. — А сейчас нужно переодеться...
— Только не говори мне, что я собственную свадьбу не увижу, — тихо шипит Хойя, начиная понимать глубину коварства этого несносного охотника.
— Нет, конечно! Я не допущу, чтобы ты оставался в неведении, кто станет твоим мужем! Ты же мне доверяешь?
— Кажется, я погорячился, согласившись на этот спор!
— Ты сдаёшься? — вкрадчиво спрашивает коварный соблазнитель.
— Нет! Пока ещё нет, — улыбаясь, отвечает Хойя.
Странно чувствовать чужие прикосновения рук, сменяющиеся шелковистыми ощущениями прохладной ткани. Бережно расправляются складки одежды, иногда нежно, а чаще нетерпеливо. Слышно, как сбивается дыхание невольным вздохом восхищения. Невесомые касания и бережное обращение, словно надевается одежда не на лорда, хоть уже и бывшего, а на хрупкую статуэтку, способную рассыпаться от дуновения ветерка. Такое внимание позволяет отрешиться от прошлого. На время забыть о так не вовремя проснувшихся страхах. Хойя полностью успокаивается и вверяет себя счастливому охотнику.
Этот день полон сюрпризов. На переодевании они не заканчиваются — это становится понятно, когда воздух насыщается тонким ароматом ванили, и похоже, Джордж закрепляет цветок на лацкане пиджака.
— Это обещанная орхидея? — не удержавшись, задаёт вопрос вампир.
— Да, она самая, — выдыхает охотник.
— А какого она цвета?
— Ты сказал, что доверяешь мне, значит, сможешь сказать и сам. А заодно я смогу убедиться, что ты мне действительно веришь.
— Вооот даже как. Дай-ка подумать...
— Оу, тебе нужно ещё и время на размышления? — ехидно прерывает Джордж.
Хойя тяжело вздыхает — явно в расчёте на единственного зрителя этого представления — и грустно говорит:
— Хорошая болезнь склероз — каждый день новости.
Ответом ему служит сдержанный смех.
— Но, похоже, я вспоминаю, — изобразив обиженный вид, продолжает вампир. — Она чёрная.
— Ты угадал, мой любимый. Я пока проигрываю, но не сдаюсь, у нас впереди ещё много времени.
* * *
Долгая поездка в автомобиле. Затем самолёт и длинная пешая прогулка, заканчивающаяся подъёмом в гору. Всю дорогу Джордж обнимает своё сокровище, словно боясь потерять, говорит успокаивающие слова, и Хойя ему благодарен за это, он впервые чувствует себя защищённым, несмотря на лишающую зрения плотную повязку. Даже сквозь неё угадывается улыбка охотника, чувствуется его задумчивый или ироничный взгляд, ощущается тепло заботы. Наверное, это и есть счастье.
Подъём по высоким ступеням, и они вместе проходят в какое-то помещение.
— Мы уже на месте! — радостно сообщает Джордж. — Я сейчас сниму повязку, но наш спор ещё не завершён.
Открывающееся зрелище поражает Хойю — они находятся в небольшом святилище. Это древнее сооружение, а не новая, кричащая роскошью и безвкусием постройка. Закопчённые стены освещаются потрескивающими факелами. Длинный проход заканчивается небольшой прямоугольной камерой со стоящим в ней каменным алтарём и огромным из тёмного дерева распятием с изображением солнца. Потолок выложен из плит, уложенных пустотелой пирамидой таким образом, что его верхняя часть находится высоко и растворяется в темноте. Здесь стены украшены фресками и мозаикой, изображающей жизнь и деяния святых. После нескольких часов, проведённых в темноте, тут кажется очень светло, несмотря на то, что электричество заменяют многочисленные свечи. Они придают этому месту налёт торжественности и праздничности.
