— Спокойствие. Цандьбаун, — раскатился порхающий бабочкой гром по кленовому залу, подогнувший коленки многих присутствующих, готовых вот-вот впасть в истерику.
Размытый след ближнего мша, смелое присядание у изголовья с касанием руками центральных камней на позвоночном столбе. Секунда — конвульсии и молнии, которые жадно обвили женские руки, не в силах причинить им вреда, прекратились. Цандьбаун в этот момент в изящной скорби построил из фраз на телоре кантио — шипящий звук из гортани пылевыми нитями собрал прах в плотный шар на расстоянии вытянутой руки от проректора с омертвевшим лицом. У четырех кураторов играли желваки, пятый вежливо ухмылялся, у почти всех к этому моменту пришедших в себя детей непроизвольно отпали челюсти и сперло дыхание на фоне вылупившихся глаз и стоящих торчком ушей, кончики которых подрагивали от напряжения.
— Сядьте, алсы Эринаседаэ, — тоном, не терпящим возражений, поднимаясь сама и, не касаясь плавно поднимающимися руками тел, "ставя" их обратно.
Ноги сами мигом подогнулись. Кураторы размытыми полосами за спины своих дуодеков встали. Щоюрацажак, повернув кистями, достала два зеленых же носовых платочка с золотой каймой и тонким наброском на рисунок золотой нитью, отерла носы, вправляя. По периметру две декурии "видимок" и "неидимок" любопытно взирали на происходящее.
— Панг, куда делась маэна из оши? — приказ.
— Ректор, до провала в глубины сна она еще была. После пробуждения ее уже не было, — разнесся волнующийся тихий детский голос Пинга.
— Об этом должен зна...л Хэмиэчи, — запнувшись продолжил Понг. — Он ведь сделал оши...
— Ты знаешь, что произошло? — смягчившись. Да не совсем — ее пальцы прошлись по щекам и подняли лица за подбородки.
— Он...
— Ушел...— Тоже... — дрогнувшими голосами, с остекленевшими глазами, показывающими скоробь о... прошедшем жизненном этапе, скоропостижно покинувшем настоящее.
— Да, — ласково.
Панг лишь кончиками ушей уперся в ее груди, мимолетно пожалев о малом росте. На глазах у всех она прижала к себе двух детей, обнявших мать с двух боков, для порядку шмыгнувших.
— Бывший... Хэмиэчи, этрас Олёшиесинд... — начала она спокойным и уверенным голосом с нотками скорби, осуждения, извинения. — Он поддался ненависти, специально допустив ошибку при создании доппельвита для новой почки древа Ориентали. Отец Панга... сам застегнул оши. И пожертвовал своей жизнью... ради спасения недавно обретенных детей... Олёшиесинд умер... по вине собственного злого умысла... — делая драматические паузы и расставляя акценты. — Прах к праху, пыль к пыли. Ара!
— Ара! — эхом ответил зал, хотя многие прохрипели или просвистели грудью, прошелестели или только обозначили из-за переполнения чувствами. Проректор стоял рядом, шар висел рядом. Она была мягкой и теплой.
— Панг, я закопала вырытую Олёшиесинд яму, больше в нее никто не упадет... Панг, — потрепав за плечи после ниции тишины, давая понять, что пора отлепляться.
— Э... Ясно, ректор, — выдохнули два рта из понурых голов, горевавших, о несбыточном.
— Крепись, дуот Панг. Крепись, центурия Эринаседаэ. Аттестация не может прерваться, — высоким слогом. В паузе она развернула смотрящих в пол Пинга и Понга лицами к остальным. — Возвращайтесь к дуодеку, — только для двоих, нежно подталкивая.
— Ринацео... — продолжила было ректор, когда Панг устроился в первых рядах двух шеренг Эрина.
— КАБак! — Одновременно с ректором разнесся в эфире полный ужаса сдвоенный вопль. — Он даже в КАБак не попал!!! — доносился писк, несущий смысловую нагрузку в ментале.
Ректор оборвалась, и следила только глазами, как и все прочие, за наворачивающей круги над головами Панга парочкой виспов. Суть явления оказалась проста, напряжение не успело проявиться в полной мере.
— Инти! — одновременно как-то жалостливо и укоризненно, одновременно.
— Лисята! Они!.. Они!.. — продолжая на всю округу верещать, начали они наперебой делиться новостями от ЛЗ. — Они сказали, что его лишили права на вход в КАБак! Аа-а-а!.. — распространяя зримые волны ужаса, проверяющие на прочность психику мальчишек. Задрожал только Ульх, вся Эрина вздрогнула только при первом появлении, вместе с ближайшей частью Нариэ.
— Угомонись, Инти, — краснея под пронзительным взглядом ректора и стеклянным проректора, попросил Пинг. Панг не ожидал, что оказавшаяся под присмотром ЛЗ парочка будет именно такой, однако внутренне радовался и общению, и новым возможностям, и произведенному эффекту. Две руки поймали два огонька. — Кто, кого, куда? — одновременно спросил Понг, попытавшись копировать ректора.
— Почему вы нас не звали целых два дня?! — тут же возмущенно пискнули огоньки, дублируя смыслов в эфире, — А еще друзья называются! — мгновенно поменяв ужас на упрек.
— Позже, Инти. — Потухни, — вторил Понг Пингу.
— Фи! А я вот возьму и обижусь! Вот!.. — вставила парочка своего гордое пищание на прощание.
— Извините... — Повинился Панг на два голоса, еще и наклонившись сидя. — Раньше они так не умели... — действительно, пищать и на всю громкость вещать раньше не умели, и волны животного ужаса не умели регулировать сами по силе.
Ректор превосходно держала себя в руках, зная чуточку больше, а проректор превратился в тень от эльфа, как и четыре куратора за спинами. Охранники тоже поняли главный посыл, предназначенный в первую очередь ректору, в отличие от детей, и стояли с каменными лицами.
— Ринацео, — продолжила ректор, — вы назначаетесь временным исполняющим обязанности центуриона Эринаседаэ.
— Есть, ректор, — коротко поклонившись, скрывая довольную улыбку. Для остальных четырех это стало тщательно сокрытым шоком, а дети и так были в прострации от нелепой и страшной смерти, произошедшей на их глазах с одним из их воспитателей, к которому, так или иначе, привязались за столько лет пребывания в гимназии.
— Эринаседаэ. Тяжкое испытание легло на ваши плечи. Я прошу вас, держитесь! — проникновенно. Мальчишки смотрели на нее все, как одни, почти в ритм дыша. — Я проведу для вас медитацию, алсы, вам следует успокоиться и настроиться на плотный аттестационный график. Мы вместе справимся, начали...
Панг перестраивал планы на ходу, так или иначе загибая свою тропу прочь от тракта. Ответственный момент схода с обочины завершился удачно. Придя даже в середине, он оставит глубокий след во всех ежах. Панг понимал, что возможно растит своих будущих врагов, которых предстоит убивать, но зажигать детские звезды все равно, что убивать их — они перегорят, сгорят в своем же свете. Панг познал безвременье своей скорой натурой, перевесившей размеренную часть, теперь он надеялся, что ему станет проще учиться жить по-эльфийски, что время в каэлесе окажется идеальным переходным периодом. Пангу хотелось адаптироваться, желалось втянуться на удобных для себя условиях. Прежний Ринацео знал, как зачесать новую прядку в общую гриву, которую чесал вот уже третье десятилетие, и от его гребня Панг бы порвался, сброшенный в сервы, либо раскрылся больше допустимого с непредсказуемыми последствиями с общим вектором на его наискорейшую ликвидацию.
По всему Каэлесу, как подтвердил догадку ЛЗ, голос ректора скупо объявлял о трагедии, о трауре. А тем временем в кленовом листе ежей мама Щоюрацажак подхватывала детей одного за другим, даря грезу.
Жизнерадостно зеленеющий склон с зайцаи-беляками, втекающая в устланную листьями кувшинок в форме сердечек запруду речка, цветущие метелки на длинных голых стеблях из жизнеутверждающей водной глади с самозабвенно чавкающих водоросли головами черепах, большой полосатый шмель и металлически красно-циановая стрекоза, бегущий средь камней весело журчащий ручеек, к которому подошел пить царственный белый тигр, львиная семья в тени одинокого низко стелющегося дерева со степным фоном, свисающий с лиан мох, убежавшая вверх по стволу секвойи юркая ящерица, ее сестра с присосками по гладкой пальме вальяжно чмокающая. Виды расположившегося в нескольких климатических поясах Кюшюлю, отнимающие энергию как от собственного вложенного труда, дарящие чувство сопричастности к жизни, к природе вокруг, за которой, собственно, дети и ухаживали. Тянущийся вверх побег, раскрывающийся бутон, дружная грибница на пне...
Мама дарила любовь, ничего не требуя взамен. Она успокаивала, вселяла уверенность, рассеивала тени. Она знала дозы для каждого и отмеряла ровно для обнадеживания и обретения чувства опоры, опытно воздействуя и на Панга, всеми силами старавшегося оправдать ожидания, не подкачать. И не показать масочность грима скорбящего внутри себя упертого дуота, замыкающегося в себе. И естественно, она не смогла сравнять чувства в получившейся общности, ведь Панг еще не видел Кюшюлю, не создавал своими руками красоту его ландшафтов, и еще много чего разделяло дуота и центурию. Панг шел параллельным курсом, рядом, не вместе со всеми, он с ЛЗ очень аккуратно оставили перспективу на сближение, дабы сложить у ректора картину в нужном свете, показать стойкий мираж — сама она не продолжит общение, а цео-цен завалит миссию, дабы алсы видели обособленность, стремящуюся если не дружить сразу и со всеми, то хотя бы в начале бесконфликтно просто жить рядом, постепенно привыкая и принимая устои.
Глава 21. Песня
Дуоты Эрина вели себя замкнуто, центурия в целом чувствовала себя опустошенной, тогда как цепь в целом несколько в подавленном настроении пребывала. Сочувствующие взгляды от немногим младших кто с благодарностью принимал, кто ожесточенно — кураторы мысленно подбадривали, находя сокровенные слова для своих воспитанников, успевая кинуть предупреждающую агрессию мыслефразу. Смятение чувств ректор сумела притушить, остальное на совести и долге воспитателей.
Ринацео сел со стороны Оонта, который на пару с Иёйтом ел папайево-банановое меню с яблоками-кажу совершенно деревянно, как голем совершая строгие четкие движения столовым прибором, вкладывающим безвкусную пищу в рот. Сладость выдали всем, одинаковую — густой пряный мед, измельченные орехи кешью, горько-сладкий шоколад скорлупой конфет.
Цео наверняка всю ночь знакомился с сухими отчетами и характеристиками. Его приход ознаменовался горечью хотя бы просто по погибшему эльфу. И на него сразу же взвалили еще и ценство, как на более адекватного и за неимением лучшего под давлением обстоятельств. А он с виду благоухает — Панг теперь уже видит больше и глубже любого из здесь присутствующих детей. И правильно делает, что не пытается говорить с дуотами Эрина, правота с отрицательным знаком. Что так, что эдак он оказывается в минусе на шкале чувств, и "новый" новичок пошел по заданному "старым" новичком — не без помощи ЛЗ — вектору.
— Здравствуйте, алсы, — добродушно поприветствовал строй эльф с прямыми шелковистыми цвета папайи волосами и карими разводами в радужке. Лиловый цвет флофоли и распахнутой жилетки прочерчивали серые с черной синусоидой и сдвинутой на период белой траурные ленты.
— Аве-инс, — понуро или сумрачно в ответ.
— Садитесь, — первым сев на пятки с чуть раздвинутыми коленями. — В этот пасмурный для всех нас день задание на аттестацию — стих о Хэмиэчи. Выбор формы, размера, ритма и рифм свободный. Излейте память чернилами строф, — с нотками грусти, печали, доброты, понимания. Вкрадчивая певучесть, с уместными паузами.
Панг тоскливо смотрел на доску и стек для черновых работ — совсем не силен в поэзии, и память ужасна. Он тосковал по наставнику и его заботе, видя чуткость Ариэцео, Ранэцео, Нарэцео, Инаэцео. Щелкнуть по кончику уха, задеть плечо флофоли, погладить по голове, потрепать по плечу, да просто рядом за спиной постоять или присесть сбоку, подышать рядом с ухом на плечо или сверху на голову. Индивидуальный подход давал результаты — Панг тосковал и по спрятавшейся жизнерадостности, видя своими помыслами сотворенную гнетущую атмосферу, было повисшую в овальном зале, дополненном текущей кое-где по стенам водой и природными звуками. Панг оставил пахотный труд Пингу и Понгу, старательно стряпающим примитивные бессвязные четверостишья, а сам собирал и анализировал данные.
Все нижнее звено цео сходно по возрасту — начало третьего века жизни. И каждый является родителем. Система не предусматривает близких родственных контактов, делая минимальный разрыв в звено и деление на три прима, ведь обязательно находятся желающие дарить любовь, которые могут ее адресовать детям вообще, а не конкретно своим. Молодые родители — вот лучший контингент для кураторов нижнего звена. Второй ребенок и кураторский опыт — главная дорога в центурионы. Хм, Оонт родственник Олёшиесинда, двоюродный племянник, не ближе, и ему сейчас хуже всех и здесь присутствующих, инс-поэт сам за ним присматривает по мере сил. Зря дядя так исподволь выделял его, конечно. Хотя они с ректором и лишили ребят на декаду лет раньше второго отца, но больно трагично получилось — Пангу не обязательно было именно умирать, достаточно падения сознания от боли в глубину астрала, а ЛЗ итак уже приготовился к замещению в доппельвита. Но все сложилось так, как сложилось.
Если сложить все детали, то Эёух, имеющий отличный характер колебаний и волнений, в центурии сам недавно. Беря за основу где-то годовалый рост бутона с даром, получается третий годовой трансфер с обычным квартальным иммунитетом. В Эрина, судя по пышному цветению. Однако или выжили, или задатки не позволили, или характером не вписался, но он удерживает, судя по месту за столом в трапезной, прочное место в девятой пятерке. Приплюсовав слова Хэмиэчи, то Эёух покинул Эрина летом, а Панг занял его место, на которое кто-то другой претендовал, надеялся заслужить место в прима-дуодеке по итогам полугодовой аттестации. А теперь Панг сомневался, что иоцен вообще хоть что-то поменяет сам, да и любые перестановки на этот раз окажут отрицательное действие -дуодеки следует сплотить, и только по прошествии минимум квартала причесывать, а лучше вообще дождаться нового года.
Пинг и Понг эманировали схоже с Оонтом — игнор. Декан-иоцен сподобился принять участие в растягивании ауры ласковой уверенности, инс-поэт распространял воодушевление и вдохновение, поощряя слезки Ульха и еще трех таких же маленьких дуотов, правда, менее лопоухих, острее, с завитком. Пинга невнимание расстраивало и обижало. И неожиданное разделение этих чувств Пангом обратилось в сенсацию местного масштаба — между предполагать и ощущать разверзлась пропасть. Панг предательски дрогнул, когда декан-иоцен удосужился пройти мимо Пинга, так совпало, наверное — он ясно ощутил молодость при всей своей трезвой расчетливости, за которой кот плакал мудростью. Разделение правильного и мудрого разрушило уверенность в себе, вскрыло эгоистичность поступков в новом свете. Панг не задумывался раньше о мудрости как таковой, ведь это чуткость души, вот уж которая действительно зациклена на себе, была — скорое влияние океана жизни проявилось как гром среди ясного неба.
Дважды яркая зелено-лимонная птица с пурпурной шеей и кончиками крыльев приносила на своих перьях улыбку — подаваемый ею голос чихал на каждом взмахе, оставляющим сверкающие в лучах восходящего Ра водяные крапинки. Где-то далеко птичий переклич восхвалял рыж рассвета, приглашенные порывы ветра приносили успокаивающие и освежающие запахи цветов и утренней свежести, щекоча под туниками. Кремово-травяные вогнутые стены со свисающими под доброжелательные иероглифы пушистыми плетьми хвойно-лиственной лианы, цельнокожистый под светлый древесный распил пол приятно пружинил.
