— Теперь тебе понятна моя внезапная нелюдимость и привычка сидеть в библиотеке или своих комнатах? — напускное веселье исчезло, и мальчик снова стал смертельно серьезен. — К сожалению, в конце концов, это сделало лишь очевидным — где меня искать. Так что, в свете всех этих обстоятельств, не думай, что для меня стало сюрпризом его решение сделать магический долг рода моим личным.
— Отец не стал бы, — горячо возразил Теодор.
— Он написал мне — кстати, впервые с момента поступления в Хогвартс — и известил, что раз я не внял его наставлениям, на которые он расщедрился после письма о зачислении, и не стал искать и втираться в доверие к подходящей по статусу нашей семье партии, а предпочел влезать в долги, то и разбираться с ними мне придется самостоятельно. Внизу была приписка, чтобы я не беспокоил его ответом и мольбами о снисхождении, поскольку он уже провел ритуал, и, как мне должно быть известно, благодаря моему дорогостоящему надомному обучению, явившемуся пустой тратой денег из его кармана, процесс необратим. Полагаю, вам будет понятно мое желание узнать точно, какой силы обязательство легло на мою магию. Поэтому, последовав совету своей старосты, неустанно утверждающей, что в книгах есть ответы на все вопросы...
— Поразительный совет, учитывая, что вся ее жизнь проходит в книгах, — перебив, усмехнулся Блейз.
— Вообще-то, — тонко улыбнулся гриффиндорец, — полная цитата звучит так: "В книгах есть ответы на все вопросы, но никогда не следует забывать, что это лишь указания и советы, а самой жизни в них нет". Как я говорил, мои друзья, поняв, что я собираюсь искать, присоединились ко мне. Вуд и Дженкинс хотели знать, чем обременили род, а Речет — он магглорожденный — узнать, как и я, степень личного долга. Ритуал оказался на удивление простым, но, чтобы исключить ошибку, мы перепроверили трижды.
— И что? — спросил Гойл, глаза остальных выдавали тоже нетерпеливое любопытство.
— Ничего.
— В смысле? — тупо переспросил Винсент.
— Совсем ничего. Абсолютно чистая магическая аура — без долгов, без обязательств, затемнений и прочих неуместных следов. Как вам должно быть известно, подобная реакция на Долг Жизни возможна только в случае спасения в пределах членов одной семьи, редко — представителей целого рода, — лица слизеринцев вытянулись от удивления. — После этого мне стала понятна последняя извиняющаяся реплика Оливера, который через камин передал церемонные благодарности за спасения Эдварда от лица их матери, которая слегла с приступом после известия о нашем приключении. "Извини, Гарри, она не понимает". Конечно же, не понимает: леди Элеонор была рэйвенкловкой, — Лукас перевел дух и снова посмотрел прямо в глаза Теодора. — Ты был хорошим братом, неизменно снисходительно-приветливым и никогда намеренно жестоким. Я жил надеждой, что он не сможет внушить тебе чувство вседозволенной власти надо мной и мы перенесем наши ровные отношения во взрослую жизнь. Но теперь мне этого мало. Я не знаю, как вас организовывает сальноволосый ублюдок, но старая кошка сумела создать из гриффиндорцев семью и добиться преемственности уз. Поколение за поколением старшие заботятся о младших, и теперь у меня есть настоящая семья и куча братьев и сестер, ни один из которых не будет ко мне так же равнодушен, как был ты. Держу пари, ты сейчас думаешь: как мог не замечать того, о чем я рассказал. Хочешь, отвечу? — Теодор кивнул. — Ты наследник, старший брат, как и все вы, ты приучен не думать ни о ком и ни о чем, кроме самого себя.
— Они не спасут тебя от отца. Он собирается наказать тебя за распределение.
— Знаю и буду уклоняться от этого так долго, как только смогу, я не вернусь домой ни на зимние, ни на весенние каникулы, а до летних, возможно, Гарри что-нибудь сумеет придумать. В крайнем случае, как и его крестный, я буду проводить лето у друзей.
— Ты просил заступничества Поттера?! — выкрикнул Теодор, хватая его за плечо.
— Мне не пришлось, — прошипел Лукас, вырываясь из цепкой хватки и мельком отмечая, что поднимавшийся прогулочным шагом Поттер практически достиг прохода в башню. — Я не первый "темный" в Гриффиндоре, а Гарри тоже умеет ВИДЕТЬ и, как я уже упоминал, иногда походит на настоящего слизеринца. Порой мне кажется, что он понимает ваши нравы лучше меня, к тому же, как и у меня, у него никогда не было своей семьи. Мы вообще с ним очень похожи. Это даже смешно, что я могу проводить параллели своей жизни только с жизнью единственной титулованной особой Хогвартса.
— Уверен, что так хорошо его знаешь? — в Теодоре внезапно поднялась злость и... ревность? — Я мог бы тебе рассказать...
— Слизеринцы не могут знать настоящего Гарри, такого, каким его знают все гриффиндорцы. Даже первокурсники. Это было частью нашей сделки: он не хотел, чтобы мы шатались без присмотра по школе, и мы потребовали рассказов на ночь, — Лукас хитро усмехнулся. — Не то чтобы кто-то из нас рискнул проверять, как именно старшеклассники заколдовали проход от ночных вылазок, — подняв голову, он увидел, что Поттер уже ступил в проход и закричал:
— Гарри! Подожди, я с тобой! — и, не прощаясь, бегом припустил по лестницам.
Слизеринцы увидели, как Поттер, пожав плечами, вернулся к перилам и, облокотившись о них, стал наблюдать за подъемом мальчика. Драко посмотрел на зажатую в пальцах бумагу. Он никогда не видел подобной защиты. Малфой узнавал отдельные фрагменты, вплетенные в комплекс чар, но не более того. Часть действительно относилась к защите от Охотников за кровью, другая походила на Протекторат Чести, а значит, о невинности Поттер тоже не солгал. Драко представил, какай ажиотаж это вызовет в Слизерине, и мысленно усмехнулся. Похоже, Лукас прав, и Поттер неплохо разбирается в традициях чистокровных. Во всяком случае, это объяснило бы странную интонацию, с которой он произнес реплику о "мальчиках, еще не переживших знаменательного события". Странно, что он никогда не замечал за мальчишкой такой наблюдательности, хотя он вообще обращал на него мало внимания, но, Мерлина ради, он же не его брат! Неприятный осадок в душе тем не менее не исчезал, и Драко предпочел снова сосредоточиться на насущных проблемах.
Для наследников старинных семей считалось позором не вступить в первую близость по достижении четырнадцатилетия, хотя традицией предусматривался срок в один год с момента его наступления. Но чем дольше длилась отсрочка, тем более ненормальным и неполноценным в глазах окружающих чувствовал себя именинник, и тем сильнее он боялся, что рано или поздно правда выйдет наружу. Для статуса любого парня было важно прослыть опытным и сексуально просвещенным, и Драко уже предвидел, что многие предпочтут усмотреть в этом не жест доброй воли, а попытку грифов выяснить правду о тех людях, которые еще ни разу не занимались сексом, и подвергнуть их публичному осмеянию. Как же ему убедить их, что никто не старается опровергнуть разговоры о небывалой опытности и умелости слизеринцев как любовников, получивших образование у лучших куртизанок мира, объявив их ложью, желаемым, выдаваемым за действительное?
Два резких синхронных выкрика вырвали Малфоя из мыслей, заставляя вернуться в реальность:
— Веди себя достойно! — Теодор.
— Голову не разбей! — Поттер.
Гриффиндорец и слизеринец, отведя взгляды от Нотта-младшего, едва не запнувшегося об исчезающую ступеньку, уставились в глаза друг друга. Драко стало жаль своего приятеля. Две короткие реплики, подтвердили все то, о чем им сегодня говорил этот ребенок. Паршивая ситуация. Неужели они действительно не думали ни о ком, кроме себя? Тут же возник ответ: да. Мысли предсказуемо сосредоточились на Поттере, который тоже был наследником (поправка: Лукас сказал, что он уже Лорд), но всегда проявлял внимание к сирым и убогим. Неужели надо вырасти в условиях, подобных его детству, чтобы стать человеком? Малфой принялся в тысячный раз воображать, каким бы стал он сам, если бы ему довелось с первого года всерьез дружить с Поттером, как тот дружил с Уизли и Грейнджер.
Последний лестничный пролет, разделявший Гарри и Лукаса, задрожал, собираясь сменить направление, и Поттер легко отвел взгляд, словно они и не играли в гляделки. Рядом раздраженно выдохнул Теодор, по всей видимости, принимая вызов всерьез и сильно оскорбившись подобному пренебрежению. Поттер тем временем каким-то успокаивающим жестом положил руку на перила, губы его шевельнулись, и лестница послушно замерла под его прикосновением. В который раз за день слизеринцы потеряли дар речи от изумления, ведь всем известно, что Хогвартские лестницы обладают вздорным нравом и не слушаются даже преподавателей!
Лукас преодолел последний пролет, Поттер убрал руку, и лестница резко дернулась в сторону.
— Ты опять забыл о ступеньке, — укорил мальчика Гарри.
— Я просто спешил! — возразил первогодка, а потом с опаской взглянул на него. — Гарри, ты на меня не злишься?
— Нет, — Поттер приобнял его одной рукой, походя взлохматив волосы, и увлек прочь от сверлящих спину взглядов. — Я хочу, чтобы ты говорил с ними. Обо всем, кроме того, о чем непосвященным знать не стоит.
— А как я пойму, о чем не стоит? — нахмурился тот.
— Ты умный парень, и сам разберешься, — посмотрел на него Гарри. — Я тебе доверяю.
Лукас отчаянно сделал вид, что он не надулся от гордости, получив подобный комплимент из уст самого Гарри Поттера.
— И что мы будем делать? — спросила Пэнси, как только гриффиндорцы скрылись из вида.
— Думаю, нам стоит пригласить их на вечеринку и посмотреть, что они могут нам предложить. И поставить эту защиту, даже если придется сделать это тайно. Поттер не тянет на шутника, — задумчиво сказал Драко, провожая взглядом две фигуры, скрывшиеся в проеме, ведущем в башню, и задаваясь вопросом: не на этот ли случай неуемные гриффиндорцы выбили у администрации школы право посещения территории других факультетов. Спустя еще секунду его губы растянулись в усмешке: определенно, грифы нравились ему все больше и больше.
Глава опубликована: 16.05.2011
Глава 26
На следующий день знакомый черный филин приземлился на подоконник приоткрытого окна гриффиндорской гостиной. Была уже довольно поздняя ночь, и больше всего филину хотелось отправиться на охоту, но, когда он почувствовал зов хозяина, воспротивиться его воле он не посмел, хотя и не преминул выразить всю меру своего неудовольствия. Не то чтобы этот... (Как там его назвал человек белой совы? Точно — балбес!) понял всю тяжесть своего проступка, урезая его законное время свободного полета. Весь путь с письмом филин не прекращал недовольное брюзжание, ожидая, что адресат уже будет спать, и ему придется либо его будить, либо, околачиваясь на карнизе, ждать до утра, поскольку все окна, скорее всего, будут закрыты.
Подтверждая его худшие опасения, окна в спальнях действительно были заперты, но при облете Башни ему повезло увидеть тусклую полоску света, пробивавшуюся из гостиной. Испытывая некоторое облегчение от возможности провести остаток ночи не на ветру, а в тепле, филин зашел на посадку... и замер, пораженный. Не потому, что в полумраке комнаты еще находились люди, а потому, что его адресат разговаривал с полярной совой.
— Кем предпочитаешь быть сегодня: брюнеткой или шатенкой? Рыжие вне рассмотрения: у меня с недавних пор на них стойкая аллергическая реакция, и я не хочу возненавидеть свою самую любимую девочку, — Гарри ласково потрепал ее за ушами. — Как тебе такой вариант?
Адресат переместился, скрывая красавицу от его взгляда, но все же не настолько быстро, чтобы филин не успел не заметить, как от его погруженных в перья пальцев распространилось темное пятно. Несмотря на то, что он никогда не ощущал опасности от этого двуногого, филин все же слегка встревожился — ведь все бывает в первый раз. Уже собираясь расправить крылья и издать воинственный клекот, он успокоился, увидев, что тот опустил руку и отступил назад. Большая белая сова, невозмутимо восседающая на столе, исчезла, а вместо нее появилась державшаяся с не меньшим достоинством светло-коричневая, самые кончики перьев которой были словно окрашены черной краской. Человек мягко подтолкнул незнакомку к зеркалу, позволяя во всей красе насладиться новым цветом оперения, и та принялась придирчиво рассматривать свое отражение, вертясь на месте, распушивая перья и шевеля крыльями. Оставшись довольна своим внешним видом, она благосклонно проворковала и благодарно потерлась о его руку. Пораженный филин, опознавший манеру поведения, тихо ухнул, но Хедвиг, возобновившая восхищенное изучение самой себя, не обратила внимания. Вместо этого его услышал адресат.
— О, смотри, к тебе поклонник, — сказал Гарри, и Хедвиг резко повернула к нему голову, но, проследив направление его кивка, увидела застывшего филина и высокомерно отвернулась обратно к зеркалу. Короткого мгновения, когда их взгляды замкнулись, филину хватило, чтобы увидеть, что, несмотря на смену цвета перьев, ее глаза остались прежними: черными и такими блестящими, что он увидел в них собственное отражение, признаться, довольно жалкое. Он поспешно приосанился и ступил в полосу лунного света, выгодно выставляя себя, и сразу сник, поскольку она уже отвернулась.
— Женщина, не будь жестока, — усмехнулся Гарри, но сова одарила его суровым взглядом, и он уступающее поднял руки. — Ладно-ладно, я не вмешиваюсь. Извини, приятель, все, что мог.
Хедвиг снова взглянула на Гарри, но на этот раз с каким-то новым выражением, которое он затруднился как-то сразу охарактеризовать — это было раздражение, даже с какой-то обидой — и нетерпеливо протянула ему лапку. Пока Поттер осторожно привязывал несколько писем, филин с вновь обретенным чувством собственного достоинства перелетел на стол и надменно устроился рядом, всем своим видом подчеркивая, какое неоценимое одолжение он оказывает ожиданием. При этом он старательно копировал безразличие своей соседки, во всяком случае, пытался, продолжая косить на нее любопытным глазом. Гарри, перехватив его взгляд, весело фыркнул, и Хедвиг воззрилась на него неодобрительно, прежде чем улететь.
— Разозлилась, — констатировал Гарри, роняя руку, которой потянулся приласкать ее на дорожку. — Все из-за тебя, между прочим, — обличительно ткнул он пальцем в филина, и тот возмущенно вытаращил на него глаза. — Ну кто так ухаживает за дамой, скажи мне на милость? Где выражение симпатии и восхищения? От тебя не убудет преподнести ей маленький подарок в знак намерений. Цветы там или конфеты.
— Гарри, я не думаю, что к птицам применима человеческая модель ухаживаний, — забавно сказала лохматая девушка, отвлекаясь от книги, и опешивший от напора человека филин поймал себя на том, что послал незнакомке благодарный взгляд и поспешно отвернулся. Гермиона пораженно моргнула. Разумеется, она уже привыкла к тому, как Гарри разговаривает с совами, но сама прочитать эмоцию умудрилась впервые.
— Ладно, не конфеты, хотя Хедвиг нравится шоколад, но свежепойманную мышь он ей преподнести ведь может?
— Вполне, — согласилась та. — А как быть с цветами?
Впервые в жизни, филин захотел приласкаться к чужому человеку, что, конечно, не мешало ему, встопорщив перья, возмущенно посмотреть вверх на хозяина белой птицы. Более чем когда-либо его взбесила манера двуногих говорить при нем, хуже того — о нем так, словно он был пустым местом и не понимал ни слова из сказанного. Особенно было обидно то, что обычно этот человек казался весьма восприимчивым к пониманию птичьего языка. Все же филин был весьма заинтригован разговором, надеясь получить подсказку и использовать ее впоследствии с самой неприступной самкой замка.
