— Симус Финниган — Парвати Патил.
— Падма Патил — Колин Криви.
— Джинни Уизли — Майкл Корнер.
На следующие полчаса комната превратилась в поле боя, когда выходившие парами участники пытались победить соперника. В итоге всем присутствующим стал ясен результат отсутствия нормального преподавателя Защиты в течение последних пяти лет.
— Insendio! — Язык пламени из палочки Невилла облизнул потолок, заставив Парвати взвизгнуть от страха, а близнецов — посмотреть на бывшего когда-то тюфяком гриффиндорца с молчаливым уважением. — Давайте думать, господа и дамы.
— Кстати.
— Невилл.
— А почему.
— Именно.
— Ты.
— Руководишь.
— Этим.
-Обществом, — близнецы, без угрозы или недовольства, но с некоторым любопытством посмотрели на гриффиндорца.
— Думаю потому, что сейчас я на дуэли разделаю любого из вас, уж простите. — Невилл сдержанно улыбнулся. — В отличие от вас, я регулярно тренировался последние пять месяцев. Правда, будь здесь Гарри Поттер — он бы заткнул меня за пояс с легкостью.
— Кстати, Невилл, — Парвати кокетливо встряхнула волосами. — А где ты всему этому научился?
— Летом бабушка решила, что раз появилась угроза от Вольдеморта, — Невилл спокойно произнес страшное имя. — То мне, как наследнику рода Лонгботтомов и будущему его главе, следует взяться за ум. Так что меня все лето и нередко — по выходным терзает один бывший аврор, старающийся сделать из меня бойца. Получается у него или нет — пока что не мне судить.
— Думаю, получается, — одарив юношу долгим томным взглядом, ответила пятикурсница.
* * *
— Зря ты подчеркнул, что ты будущий глава древнейшего и благороднейшего дома, Невилл, — Луна отстраненно улыбнулась, когда они остались вдвоем после тренировки.
— Я тоже пожалел, когда увидел, как у неё загорелись глаза, — Невилл, собирая исписанные векторами приложения силы листы, пожал плечами.
— Теперь она может объявить на тебя охоту, — Луна откровенно забавлялась зрелищем слегка смутившегося Невилла.
— Это её дело, у неё нет ни малейшего шанса, — твердо встретил ее смеющийся взгляд парень.
— Правда? А почему? — Светлые брови в недоумении приподнялись.
— Да так... — Невилл сгреб в кучу все свои свитки, запихнул в сумку и вылетел за дверь.
Луна в недоумении покачала головой и открыла большой альбом для рисования, возникший перед ней на столе прямо из пустоты.
— Спасибо, — хрупкие пальцы погладили буквально заурчавшую столешницу. — Спасибо, моя хорошая.
Если бы это видел Сириус Блек — он был бы впечатлен проделанным молодой волшебницей, но одного из самых опасных магов Англии не было в комнате, чтобы оценить тот уровень единения, которого добилась Луна с творением четырех Основателей Хогвартса.
Карандаш в руках девушки заскользил по белоснежному листу, оставляя пока что смутные очертания дуэльного помоста и замерших на нем неясных фигур с палочками в руках. Рисуя, девушка напевала какую-то песенку, не замечая, как в такт её словам меняется рисунок на потолке и как языки огня в камине танцуют под её песню. Волшебство одного из самых странных, наравне с Олливандерами, семейств, было непонятно и неподвластно никому из живущих магов.
Альбус Дамблдор, пьющий у себя в кабинете чай, гневно выругался, когда его кресло неожиданно пустилось в пляс. На глазах изумленного директора по стенам прошла рябь волшебства, словно замок потягивался, как большая кошка.
— Проклятье! — Седая борода встала дыбом. Со второй попытки директору удалось оглушить собственное кресло. — Что за мордредовы шутки?
Но Хогвартс не ответил старому магу, давно направившему свои способности не на детские судьбы, а на личную власть и влияние в обществе. Портреты в недоумении переговаривались вокруг, и только Алекс Хеллфайр, одноглазый, могучий телом старик, первый директор Хогвартса после смерти Хельги Хаффлпафф, до последнего посвятившей себя школе, загадочно улыбался каким-то своим мыслям. Хотя какие мысли могут быть у волшебного портрета?
— Альбус, что это было? — Пропахший чем-то на редкость вонючим Снейп вылетел из камина, оставив за собой дымный след. В промелькнувшем сквозь пламя кабинете профессора зельеварения был виден один сплошной дым. Феникс директора, сидевший на жердочке возле камина, демонстративно сунул голову под крыло, спасаясь от запаха.
— Не знаю, мой мальчик, не знаю, Хогвартс молчит. — Директор, сжимая в пальцах палочку, рассматривал свое кресло.
— У меня взорвалось два котла, когда стол под ними начал плясать! — Снейп буквально шипел от злости.
— А мне пришлось оглушить собственное кресло, — задумчиво промолвил Дамблдор, погружаясь в свои мысли. — Видимо, Хогвартс просто так пошутил над нами, мальчик мой.
Снейп, не ответив, вошел в пламя камина, выкрикивая на ходу защитное заклинание. Дамблдор, морщась, распахнул окно, запуская в слегка задымленную комнату свежий воздух.
«Привет, Гарри.
Радуйся, о мой далекий друг, ты больше не Избранный с точки зрения Великого светлого волшебника. Сегодня вечером меня пригласил на чашечку чая директор. Он долго ходил вокруг да около, подливал мне чай, но в итоге заявил дословно следующее:
— Невилл, мальчик мой, за несколько месяцев до конца Первой войны было сделано пророчество о рождении ребенка, способного убить Темного лорда раз и навсегда. Все, в том числе и я, решили, что ребенком, подходящим под это пророчество является Гарри Поттер, который действительно как-то сумел лишить Лорда тела и отправить его в небытие на долгие четырнадцать лет. Но вот сейчас, когда я вижу, что названный в ту роковую ночь национальным героем юноша покинул страну, спасаясь от груза ответственности, я думаю, а не ошиблись ли все мы тогда, ведь сразу две семьи подходили под описание пророчества. Семья Джеймса и Лили Поттеров и... семья Френка и Алисы Лонгботтом.
Честно говоря, я от такой новости опешил, Гарри. А Дамблдор, видя мое удивление, продолжил:
— Подумай сам, кого больше стоит называть избранным — сбежавшего от ответственности на другой континент человека, или же входящего в силу наследника древнего и благородного рода, который уже сейчас начал обучать своих однокурсников боевой магии и учится у отставного аврора почти полгода.
Я сделал вид, что глубоко задумался, а сам не мог понять, что ему нужно, неужели он решил сменить тебя на меня. Больше всего меня порадовал довод про обучение — ведь тебя никто не обучал до тех пор, пока ты не сбежал и не нашел учителей самостоятельно. Директор подождал, пока я подумаю, а потом снова стал меня обрабатывать.
— Мне кажется, что поступки каждого человека говорят за себя гораздо лучше, чем его репутация. Ты вырос никому не известным человеком, а Гарри — наслаждался всеобщим вниманием и славой. Но ты — здесь, помогаешь своим друзьям справиться с угрозой Темного лорда, а он, испугавшись — где-то в другой далекой стране, и не собирается возвращаться назад. Он бросил своих верных и преданных друзей, бросил влюбленную в него девушку, бросил надеющихся на него мирных жителей. А ты — нет. Так кого из вас стоит называть ребенком Пророчества, Избранным для великой цели и обладающим для этого необходимой твердостью характера?
Тут у меня не осталось другого выбора, как заявить, что, получается, на роль Избранного я подхожу явно больше, хотя мне очень хотелось разбить об его голову ближайший стул — ты ведь рассказывал, в какой «славе и известности» прожил большую часть своей жизни у маглов.
Директор покивал, радуясь, что я наконец-то понял его мысль и сказал, что собирается завтра дать разгромное интервью о собственной ошибке и о вставшем на дурной путь Гарри Поттере в «Пророке». Я подумал, что это может помешать твоим планам и предложил ему хитрую вещь: пусть все, в том числе и Вольдеморт — видел бы ты, как он засверкал глазами, когда я назвал Лорда по имени — будут думать, что Избранный это ты. А потом в финале Лорда должен буду победить я, и тогда-то директор всем расскажет о моей реальной роли в пророчестве, а твое имя будет смешано с грязью и забыто, как обманщика.
Дамблдор подумал, а потом согласился, что это, действительно, лучше всего.
Так что теперь я — герой пророчества, дружище.
Невилл.
P.S. Я заказал себе детектор ядов. Не хочу влюбиться в рыжую Уизли, такой судьбы я не пожелаю даже Малфою.
Невилл из древнейшего и благороднейшего рода Лонгботтомов. Избранный.
P.P.S. Ищите пророчество, Дамблдор отказался выдать мне полный текст. Сириус тоже не знает».
— Сириус, у меня к тебе будет большая просьба. — Директор, зашедший на бокал вина в дом Блеков, казался очень утомленным.
— Что вы хотели, Альбус? — Аристократ приподнял бокал, салютуя гостю.
— Внук Леди Лонгботтом собрал в Хогвартсе группу людей, изучающих Защиту от темных искусств, — директор благостно улыбнулся каким-то своим мыслям.
— Это достойное наследника древнего рода дело.
— Ты не знаешь, кто его обучает?
— Нет, Альбус, но если ты хочешь его поднатаскать, — пошел ему на встречу Сириус, — то у тебя есть еще две замечательных кандидатуры, это я, ведь Алиса и Френк были моими старыми друзьями, и Аластор, который наверняка уже заскучал на должности главы специального отряда Аврората.
— Да, ты прав, — директор с размаху влетел в поставленную ловушку, ведь он хотел попросить то же самое. — Я бы попросил только Аластора, но он не слишком владеет вашими аристократическими приёмами в магии.
— Вы главное ему самому об этом не скажите, директор, — Сириус засмеялся. — Аластор наследник старого, пусть и почти угасшего, рода. Хорошо, я пообщаюсь с Невиллом поплотнее. А кто будет обучать его высшей светлой магии? Я точно этим не владею.
— Я. — Дамблдор загадочно усмехнулся. — А там будет видно, что усвоит мальчик, и что сумеет передать подрастающему поколению.
«Подрастающему поколению твоих марионеток, старая сволочь, — Сириус внутри кипел от злости. — Радуешься, что у тебя под носом готовится будущее пополнение для лагеря твоих сторонников... Посмотрим, удастся ли Невиллу, а потом и Гарри увести их из-под твоей опеки...»
30 декабря 1995 года. Шармбатон.
По старинной Шармбатонской традиции Новогодний бал проводился за один день до наступления нового года, чтобы собственно праздник ученики смогли отметить в своих семьях. Так что спустя несколько часов в Большом Зале, дополнительно до предела расширенном магией, так что для этого потребовались совместные усилия нескольких десятков волшебников, должен был начаться один из самых красочных балов во Франции.
Нейтральная территория школы позволяла встретиться на балу даже представителям враждующих семейств, так что бал одновременно был и самым масштабным, уступая разве что по количеству драгоценностей балу в Министерстве магии, который состоится в первый день нового года.
Но были, естественно, и сложности, в чем-то напомнившие мне предпразничное время в Хогвартсе — как и там, нашлось немало людей, кому было сложно пригласить понравившуюся девушку или юношу. Опять же, среди представителей сильных семей новогоднее действо давало возможность заключить или расторгнуть союз, и все это естественным образом отражалось на их детях, обучающихся в Шармбатоне.
— И все же, Гарольд, сознайся, с кем ты идешь на бал? — Что мне нравилось в братьях Рагнаррсонах, да и вообще во всей школе, так это умение задавать интересующие вопросы так, чтобы не казаться навязчивым. В Хогвартсе меня бы облепили «друзья», не оставив в покое, пока не выпытали все интересующее. А здесь — однокурсники, несколько раз невзначай осведомившись о моей избраннице и получив уклончивый ответ, быстро отстали. Девушки проявляли несколько больше интереса, к сожалению, моя шутка над семейством Кемпбеллов не слишком помогла. Так что единственным, кто меня до сих пор пытался расколоть, чисто из спортивного интереса, был Олаф.
— Да оставь ты его, приятель, — Джордж Мальфрок, сидевший в гостиной факультета, лениво перелистывал сборник стихов какого-то испанского благородного дона. — Если Гарольд обещал прийти не один, значит придет.
— Ну, должна же быть тайна, интрига, — включился в шутку я. — Так ты, друг мой, получаешь удовольствие, пытаясь меня расколоть, а я отбиваюсь.
— Ну, с Джорджем и так все ясно, — Олаф оскалился в усмешке. — Он собирается идти на бал с Шарлоттой де Бейль, и даже специально для этого разучивает какие-то старинные стихи.
— Если прекрасная леди ценит старинную поэзию, то ее кавалер не должен ударить в грязь лицом. — Высказал я свое мнение, и мы с Джорджем рассмеялись. — К тому же вы с Йоргом получили море удовольствия, когда за последний месяц трижды в моем бокале оказывалось приворотное зелье.
— Да, это было забавно... Особенно, если вспомнить, что за письма ты отсылал несчастным девушкам, вся вина которых заключается лишь в желании получить сильные гены для потомков.
— Видимо, мои слова о том, что мое сердце занято единственной девушкой, не произвели на них никакого впечатления.
— И ты надеешься, что на них произведут впечатление твои шутки?
— Я надеюсь, что на них произведет впечатление моя любимая, Олаф... — Я покрутил в руке цепочку детектора ядов. — Она действительно может быть неподражаемой, если захочет.
— Ладно, пора. — Олаф, зацепив по дороге Йорга, вышел из гостиной, направляясь в сторону факультета Солнца, где учились девушки-двойняшки, виденные мной ранее.
Я тоже выбрался из кресла, в котором просидел уже больше часа, полностью собравшись и подготовив, благодаря стилисту и кутюрье Делакура, все необходимое для бала еще вчера. Одежда, — серо-стального цвета фрачная пара, белая рубашка, лакированные туфли, чехол с палочкой, детектор ядов, перстень, — вот и все, что мне нужно было.
Флер появилась на портальной площадке вместе с матерью. Жан-Клод в последний момент получил какое-то срочное известие из Германии и отправился по своим делам. Моя любимая в этот раз оделась в чисто-белое, словно невеста, хотя, возможно, в этом тоже был какой-то намек, непонятный мне несмотря на все усилия учителей этикета. Белое, струящееся до самого пола платье с небольшим вырезом, волна светлых волос, удерживаемых серебряным обручем, обнаженные руки в тонких перчатках. Но аура вейлы, выпущенная, к счастью для окружающих, не в полную мощность, делала очаровательную девушку едва ли не самой заметной из всего потока людей, медленно идущих от портальной площадки к замку. Мари Делакур по случаю праздника одела какой-то довольно редкий и дорогой фамильный амулет, частично заглушающий притягательность чистокровной вейлы, но и к ней было обращено немало восхищенных взглядов.
