— Подобные группы штатно имеют на вооружении два тактических ядерных заряда. Взятые фото материалы показывают, что у этой группы по крайней мере один такой заряд два дня назад был в наличии. Очевидно, они или были переданы кому-то, или уже установлены. Необходимо, чтобы саперы проверили возможные места размещения зарядов.

— Капитан, ты что по открытому каналу болтаешь... Да я тебя... — после чего связь оборвалась.

— А мне по..й, товарищ подполковник! — сказал Иволгин и встретился с уважительным взглядом "танкиста".

— "... капитан, никогда ты не будешь майором", — прохрипел цитату тот и кивнул на второй стакан.

— "Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут", — сказал он в ответ и, опрокинув в себя огненную воду, добавил: — Куда уж дальше? И глубже.

* * *

Он вышел в нужную точку спустя семь дней — бледная тень самого себя, только что не шатаемая ветром. Все основные события к этому времени уже были закончены и даже частично забыты. Люди вообще склонны стараться забыть прошлое.

Сканер исправно работал на прием, и об основных событиях войны Федор знал. Но собственным глазам верил все же больше, впрочем и они с легкостью подтвердили новые реалии мира — на ВПП и возле ангаров военная и гражданская техника вперемешку. Люди... люди пока не сливаются, держатся обособлено, но это уже вопрос времени. И небольшого времени.

Вот только у него еще есть задача, и его война еще не закончилась.

Сунутый в воду одного из ручьев исправно передал запрос и получил ответ — завтра утром или послезавтра в тоже время. Успеет. Тут недалеко.

Утро началось как обычно — с мучительных позывов к рвоте. Тело за ночь забыло о своем состоянии и теперь пыталось освоиться заново. К счастью, он давно уже перестал наедаться перед сном, пока влил в себя немного воды, извергнув которую назад, желудок слегка успокоился.

Теперь можно и делами заняться. Удивительно, но боли как таковой уже давно не было, но как оказалось, запах тоже может причинять боль куда как более мучительную. Затолкав в организм противорвотное из аптечки, быстренько засунул следом немного еды — привычно не чувствуя вкуса. Теперь можно собираться — ополоснулся в ручье, всячески стараясь не потревожить раненую руку, и натянул с вечера выстиранную форму, провел пальцем по награде, вспоминая и надеясь. Теперь руку на перевязь, ремень оружия на шею и можно двигаться.

На условном месте стоял коптер и рядом с ним шебуршился мужественного облика парень. Больше никого обнаружить не удалось, значит начинаем — только подтянуть леску зубами по короче. А теперь самое главное — не споткнуться. Впрочем, уставшему роботу, которым чувствовал себя Федор, было почти все равно.

Парень чуть не бросился вперед, но заметив весящий на груди автомат, пусть и не направленный стволом в его сторону, а смотрящий влево, и руку на рукояти, мигом поумерил энтузиазм и споро отбарабанил положенный отзыв. Оба. И основной и резервный. Кажется, теперь действительно все.

— Я честно говоря... — встречающий явно выглядит растерянным. Совершенно не ожидал, что посылку принесет пацан, наряженный в подвернутую до нужного размера форму.

Рядом с небольшим костерком накрыта целая поляна — несколько бутылок с незнакомыми этикетками, изысканная и наверняка бешенно дорогая "земная" закусь. И радом со всем этим великолепием топчется хозяин, не зная что ему делать с выползшим из кустов чучелом.

И морщится, не в силах подойти ближе.

К счастью, от вида еды новых позывов не произошло, а то дело могло окончиться крупными неприятностями. Федор просто опустился на колени на берегу всего этого великолепия, пытаясь перебороть накатившую слабость и сфокусировать зрение.

— Я могу это забрать? — робко поинтересовался парень, а вблизи скорее молодой мужчина, видимо не зная что дальше делать с этим поломаным роботом.

— Кусачки есть?

— Что? — взгляд парня становится растерянным.

— Кусачки, ножницы — хоть что-то — есть?

— А да... — из кармана крутых камуфляжных штанов появляется не менее крутой мультитул. Чем черт не шутит, может действительно "швейцарский". Мигом сложив ножницы, собеседник смотрит теперь на них с удивлением.

— На правой руке рукав отодвинь и аккуратно леску перережь. Пока мы тут на атомы не разлетелись. И забирай.. — В глазах собеседника появляется понимание вместе с животным ужасом. Эк его пробрало — аж на носу капля пота повисла. Видимо, только сейчас понял, что за рукоять автомата мальчишка держался не для смелости или форсу, а чтобы не опустить руку. Но рука не дрожит, и через секунду Федора избавляют от привычной тяжести за спиной. Вот и все — пост сдал, пост принял...

Становится возможным уронить затекшую руку на колено, да и самому теперь можно просто лечь на спину. Но как оказалось, что встречающий, когда забирал посылку, слишком низко наклонился — теперь приходится опять положить уставшую руку на оружие и контролировать окружающую обстановку, пока бедолага избавится от всего съеденного утром.

Но это совсем не трудно. И облака замечательные.

— Парень... Тебе наверно в больницу — надо что-то с рукой делать... — ты смотри, а быстро он очухался...

— Что с ней делать? — пробормотал Федор, скосив глаза вниз, на свою руку, порванную когтями на второй день похода — черные скрюченные пальцы, похожие на невиданные когти, торчали из раздувшейся как подушка иссия-черной ладони. — Заберите ее от меня. Воняет — сил нет.

___________

Нас война догоняет...

Ночь тиха и небо звездно. Слава те, Господи — хоть последняя часть утверждения неверна. Плотная пелена облаков, расположившаяся на высоте восьми километров, не только прячет звезды, но и укрывает землю от слишком внимательного взгляда сверху.

Космосу, впрочем, не до земных дел — они там сейчас сачком остатки гражданской спутниковой группировки вылавливают. "Гражданские" — они-то, конечно, гражданские. Но, как некоторые выяснили на собственной шкуре, в качестве шпионов и постановщиков помех работают неплохо, да и при попытке "взятия на абордаж" вполне могут на таран пойти взрываются не слабо, рядом лучше не отсвечивать.

Надо успокоиться. И принять все таким, какое оно есть. В конце концов, будущие историки, если этот эпизод вдруг удостоится их внимания, напишут всего пару строк — вроде: "Единственный за всю войну рукопашный бой произошел на второй день конфликта. Когда в результате ошибки радиотехнической разведки первый батальон ХХХ-го полка вместе с приданной ему девятой разведротой атаковал полевой госпиталь Федералов, приняв его за штаб сторонников Независимости".

"Кругляш... кончай маячить. Че ты, как тигра прям — еще хвост вырастет..." — приходится отвлечься от своих мыслей и присоединится к остальным. Зрелище конечно — не бей лежачего. У сигнальных костров вообще находиться не положено, а тут еще и чаек с перекусом, неспешные разговоры явно "не под чаек", и даже гитара тренькает.

"Партизанщина" — в чистом виде, хотя с другой стороны, а мы-то все кто? Так что разнос за потерю дисциплины устраивать не стал, посты все же выставлены, с неба вряд ли чего прилетит, а людям хоть как-то надо сбросить напряжение этих двух сумасшедших дней, заполненных в основном ожиданием. Вот и сейчас ждем самолета, а что нас ждет по прибытии на место и вовсе представлять не хочется.

Так что молча принял кружку, да присел к огоньку, вот только донести угощение до рта не успел.

Нас война догоняет потерей друзей,

болью ран и бессонницей злою.

Сдать бы горькую память в военный музей

и навеки вернуться из боя.

Вот прилег на кровать, а лежишь на скале,

и от снайпера некуда скрыться.

Посмотрел на окно — там в предутренней мгле

полыхают знакомые лица.

Есть другие друзья, есть другая любовь,

перед ними ты нынче в ответе,

но былая война проступает, как кровь

сквозь бинты в полковом лазарете.

Страха нет на душе, нет на сердце вины,

да и рана давно затянулась,

но живешь, словно сам не вернулся с войны

иль она за тобою вернулась.

Виктор Верстаков

Содержимое кружки ухнуло вовнутрь одним глотком, хорошо хоть это действительно оказался не чай. На плечо легла ладонь размером с лопату, но сжалась очень аккуратно. Поддерживающе.

— Брось, Кругляш. В списках убитых ее нет, раненых — тоже. Так что все хорошо с твоей Леночкой...

"Было б "все хорошо", никто бы радиограмму с просьбой прибыть не давал...", — но сказал совсем другое:

— Душевная песня.

— Да брось ты, будто не знаешь, сколько ветеранов оседает на дальних планетах. И почему. Да и сам, небось...

Действительно, знаю. Впрочем, процесс выжимания неугодных на окраины не нов. Тысячи лет этому изобретению, сразу, как началось строительство империй — так и придумали. Сотни раз на этом обжигались, но так ничему и не научились, любой беспокоящий фактор, будь то совесть, гордость, или наоборот, шаловливые ручки — с глаз долой, из сердца вон. Хоть в Сибирь, хоть в Австралию, хоть в Тмутаракань.

— Мне повоевать не пришлось... — В ответ взгляд слегка насмешливый и понимающий: "Не хочешь говорить — ну и ладно, тут далеко не каждый готов распахнуть душу. Много в ней всякого. Но вот свежего человека под пулями видно завсегда".

Тем временем разговор, слегка притухший с появлением начальства, возвращается в прежнее русло. Старики помалкивают, а вот "молодёжь" ("тридцать лет — ума нет") раздухарилась не на шутку. В основном все крутится вокруг двух тем: "Где ж мы их всех хоронить будем?" и о том, "как здорово заживем, если никого сверху не будет". Кажется, это называется — "головокружение от успехов".

Видимо часть мыслей отобразилась на роже — хреновый из меня агент. Расслабился.

— А что нам умный человек скажет? — Спросил бы кто из молодых, можно было б отшутиться, или просто послать по дальше. Но взгляды отмалчивавшейся до этого момента "старшины" очень внимательны. Эти не упустят ни одного слова или интонации, так что пусть уж лучше знают, чем додумывают.

— Нам не пересилить... — слова падают, как камень в трясину — беззвучно, но возникающая после этого тишина громче любого ора. Самый нетерпеливый из спорщиков вскакивает, открыв рот для гневной отповеди, но так и застывает с нелепо открытым ртом под пятеркой тяжелых взглядов. "Старички" пару секунд молча переглядываются, в итоге чего пара из них кивает, остальные покачивают головами скорее укоризненно.

— Веско сказано. Теперь скажи — на что тогда надеяться?

— Пока мы выезжаем только на умении прятаться, и то не всегда удачно... — окружающие хмуро кивают, причина сегодняшнего перелета кажется ни для кого не секрет, вот ведь блин "сарафанное радио" — это ж просто рай для шпиона! — ...на знании местности, на заготовленных заранее сюрпризах и ходах. Да еще на том, что удается удержать самых больших энтузиастов от активных действий.

Кажется, пока со мной все согласны, хотя упомянутые "энтузиасты" наливаются дурной кровью и готовы сожрать "умника" сырым, но даже у них хватает ума молчать в тряпочку — здесь не город, тут за слова принято отвечать. Конкретно.

— Всех этих финтов хватит дня на три. Потом самых больших дураков на командных постах у противника мы выбьем, а остальные резко поумнеют и научаться своей головой думать вместо исполнения идиотских приказов. И начнут работать законы войны — преимущество в технике, выучке, дисциплине и взаимодействии. А также самый главный закон войны — закон числа.

Даже "старики" смотрят удивленно, да уж, этого по "сарафанному радио" не передают.

— Против нас — десантная бригада, это три полка и вспомогательные подразделения — чуть больше десяти тысяч бойцов. У нас же... есть такое понятие — "мобилизационный резерв", обычно его считают на уровне десяти процентов от общей численности населения. Население тут особенное и, поставив в строй баб и ребятишек, мы лимит превысили многократно, но все равно — на одного десантника у нас приходится не больше двух бойцов. Один мужик и один сопляк, или баба — против подготовленного и вооруженного по последнему слову бойца. Это не говоря о том, что из оружия и припасов — только то, что с собой, никакой промышленности — чтобы смогла обеспечивать собственную армию — у нас нет.

— Ну ты учитывай, что дома и стены помогают... Да и у десантуры припасов тоже не завались — портал-то тю-тю...

— Это да, и значить мы с ними в равном положении. Ключевое слово "в равном". Через три дня они с бардаком совладают, озвереют и начнут воевать уже не по приказу, а за погибших товарищей и из желания выжить самим. И начнется размен...

— Кхе, — решил прервать мои откровения Петрович, — "после этой охоты не будет ни человечка, ни волчонка — останутся одни голые кости". Но ты не юли, а ответь прямо — что ж нам, следовало сразу сдаваться? Жизнь себе, лижа чужие сапоги, вымаливать?

"Хм, кажется, сейчас кто-то огребет..." — неодобрительное молчание вполне способно взорваться ненавистью.

— А ничего бы это не дало. Все прекрасно знают, с каким приказом сюда прибыли войска — "всех под корень". А рассчитывать нам остается только на одно — что даже до военных дойдет, в каком мы все положении. И что они тут теперь надолго, если не навсегда, и значит надо не приказы оставшейся с той стороны Земли выполнять, а думать — как дальше жить.

— Дядь Федь, — неожиданно звонко в тишине звучит мальчишеский голос. Это приставленный к костру пацаненок лет одиннадцати решил, что ему тоже есть, что сказать, — я же говорил что это "китайский вариант"!

От всеобщего внимания мальчишка ежится, но вместо смущения бросается отстаивать свою позицию:

— Китай за свою историю пережил много нашествий. И практически ни разу не смог отстоять свою независимость. Не получалось у них объединяться перед лицом врага. Но зато все их завоеватели через некоторое время становились китайцами, растворяясь в покоренном народе, как крупица соли в воде.

Отметив снисходительно добродушные, а то и горделивые улыбки присутствующих, дескать: "И мы могем!" — спешу свернуть со скользкой темы.

— В конце концов, бригада — "это не только ценный мех". Это, в конце концов, три вертикальника, спутниковая группировка, новейший госпиталь, под тысячу единиц техники, несколько тысяч человек с высшим (пусть и специфическим) образованием, да и просто десять тысяч молодых парней. Это-то для Прерии, с ее катастрофическим дефицитом мужского полу. Да и просто — три полковых оркестра.

Давешний "попрыгунчик" рискнул было открыть рот на тему "наших баб", но получив тычок в бок от соседа, быстренько его захлопнул, весь скривившись и скособочившись.

— Эт ты хорошо сказал, — ухмыльнулась бородатая личность через костер, — тока ничё, что мы сейчас, выходит, собственную технику жгем и наших девок "соломенными вдовами" оставляем?

Все зашевелились, послышались смешки — такой взгляд на шкуру неубитого медведя был внове.