Люпин тут же отошел к витрине, бархатное нутро которой было почти полностью скрыто под многочисленными кольцами и перстнями, а я пошел по комнате, мельком осматривая находящиеся в ней товары, в надежде найти что-то, что понравится Флёр, и при этом не будет банальным золотым украшением, которые дарят члены дружественных семей на дни рождения и праздники. Мне же хотелось подобрать такой подарок, который подойдет вейле, показав то, насколько важным человеком стала она для меня за это время.
Старичок, увидев явственный интерес оборотня к своим товарам, отошел ближе к витрине с кольцами, а я остался в одиночестве, окруженный несколькими стеклянными шкафами. Какие-то старинные деревянные куклы, буквально дышащие неизвестной мне магией, молча смотрели на меня пустыми раскрашенными глазами, пока я осматривал шкафы в поисках хоть чего-то интересного.
«— Украшение? — раздумывал я, напряженно рассматривая окружавшие меня вещи. — Амулет? Точно не куклу, вряд ли Флёр оценит шутку...»
Вытащив палочку, я пробормотал одно из самых мощных заклинаний поиска источников магии и тут же едва не ослеп — оказавшись как будто в центре звездного скопления. Настолько много тут было зачарованных вещиц, что от их яркого света у меня заслезились глаза. Быстро определив источник самого яркого света, а значит — наиболее серьезно зачарованную вещь, я направился к нужной витрине.
Амулет. Небольшой, сплетенный из тонких золотых нитей кулон, в центре которого был вделан маленький сапфир. Амулет содержал в себе целую группу заклятий, которые я не мог опознать, слишком сложными и многослойными они были. Отчаявшись самостоятельно разобраться в начинке этого артефакта, презрительно проигнорировавшего все мои диагностические заклинания, я позвал хозяина.
— Вас заинтересовал этот амулет, молодой господин? — загадочно улыбнулся владелец лавки. — Это амулет, сделанный неизвестным, к моему сожалению, мастером специально для вейл.
— Что вы имеете в виду, мастер? — Удивленно приподнял бровь я, заинтригованный таким ответом.
— Этот амулет позволяет вейле скрывать свою ауру, превращаясь на время, пока хватает его заряда, в обычную девушку, пусть и очень красивую.
— Это интересно... — Протянул я. — А почему вейлы не используют эти амулеты?
— Потому что они очень нечасто встречаются. — Покачал головой старичок. — Секрет их изготовления не утерян, как вы могли бы подумать, но нужно редкостное мастерство, чтобы сплетать настолько тонкие потоки сил для создания подобного амулета.
— Если сравнить эту работу с ювелирной, то в амулете вейл сплетаются нити энергий толщиной с человеческий волос, тогда как даже самый хороший ювелир не в состоянии работать с подобными нитями. Поэтому только немногие волшебники, — старичок явно сел на свой любимый конёк и говорил, всё больше и больше воодушевляясь, — способны создавать настолько тонкие вещи. Сюда вложены и чары маскировки, и чары отражения, и еще десяток заклинаний, перечислять которые можно долго.
Привлеченный оживленным рассказом хозяина лавки, Люпин тоже подошел ближе.
— Сколько вы хотите за этот амулет. — Стоил он наверняка целое состояние, но, учитывая рассказанное мне как-то Флёр, это будет лучшим подарком для не раз тяготившейся невозможностью заблокировать собственную притягательность вейлы.
Цена, названная старичком, оказалась более чем солидной. Собственно, купленное Ремусом изящное кольцо с рубинами не стоило и трети цены амулета, притом, что Ремус тоже приобрел далеко не простой кусок металла, обручальное кольцо тоже было зачаровано не самыми простыми чарами. Однако в данном случае я решил, что от добра добра не ищут и послушно отсчитал требуемую сумму, почувствовав, что удивил мастера — вряд ли он ожидал, что зашедший в его лавку подросток спокойно расстанется с деньгами, на которые средняя семья волшебников в Англии могла бы жить много месяцев, ни в чем не нуждаясь.
Получив — в качестве подарка от заведения — небольшой бархатный футляр, на который мастер при мне невероятно ловко наложил чары прочности и сигнальные, я убрал покупку в карман мантии.
Раскланявшись с довольным удачной сделкой старичком мы вышли из лавки, всё еще находясь под впечатлением от услышанного.
— Кажется, я знаю, что буду делать после победы над Вольдемортом, — наконец усмехнулся я.
— Пойдешь в ювелиры? — захохотал довольный Люпин.
— Именно.
Тот же день. Особняк Блеков.
— Лунатик, дементора тебе в глотку, соберись! — Сириус, наблюдавший за мучениями друга, только насмешливо улыбался.
Казалось, Ремус разрывается между невероятным счастьем и смущением, не в силах взять себя в руки и всё же пойти в соседнюю комнату, где в настоящий момент пили чай Нимфадора Блек и её мать.
— Она однозначно примет твоё предложение, мохнатая проблема, — откровенно заржал Сириус. — Вспомни, как ловко она решила вопрос с тем, что ты не реагировал на все её заигрывания с тобой.
— Тьфу, — Ремус выглядел одновременно довольным и всё еще смущенным. — Такое чувство, что я иду в бой.
— Пробьемся! — Блек, заговорщически улыбаясь, щелкнул пальцами. — Кричер!
Возникший в комнате домовик преданно уставился на хозяина, возродившего былую мрачную славу рода Блеков.
— Принеси нам по рюмке из бочки в дальнем углу третьего винного погреба, — отрывисто скомандовал Сириус.
Эльф исчез, чтобы через несколько секунд появиться снова, бережно держа в мохнатых лапках поднос с двумя крошечными рюмками, заполненными черной жидкостью.
— Выпьем за твою удачу, — усмехнулся глава рода, поднимая рюмку. — За то, чтобы у тебя всё сладилось.
Чокнувшись, волшебники опрокинули рюмки, и Ремус тут же схватился за горло руками.
— Что это такое?! — С трудом выдавил он. — Такое чувство, что я выпил чистого спирта!
— Почти, — ухмыльнулся Блек. — Это настойка на волшебных травах, заложенная в погреба еще моим прапрадедом. Такое не купить ни в одной лавке редкостей.
— Солидно, — присвистнул оборотень, на глазах раскрасневшись. Настойка возрастом почти в половину тысячелетия оказала поистину живительное действие.
— Теперь тебе надо чем-нибудь закусить, — заржал Блек, — а то запах алкоголя из твоего рта удивительно гармонично впишется в картину сватовства!
Возникший в третий раз домовик молча поднёс оборотню маринованный гриб на вилке, забрал бокалы и испарился.
— А теперь вперёд, Лунатик, — Сириус подтолкнул друга к дверям и зашел в обеденный зал следом за ним.
— Сестра, у меня к тебе срочное дело, — Сириус, не давая женщине опомниться, деликатно вывел её в коридор, откуда тут же донесся заливистый смех.
— Привет, Дора, — улыбнулся оборотень, нежно целуя девушку в щеку.
— Что случилось у дяди Сири?
— Не знаю, — честно ответил Ремус, даже не догадываясь, какое дело мог придумать Сириус, чтобы удерживать мать Нимфадоры подальше от комнаты.
— Ты выглядишь взволнованным, мой волк, — Нимфадора крепко обняла шею оборотня, — что-то случилось?
— Не совсем, — решившись, Люпин осторожно разомкнул тонкие руки девушки, взяв ее ладони в свои, и опустился на колени.
— Мисс Блек, любимая, я прошу тебя стать моей женой.
Глаза Нимфадоры на секунду широко распахнулись, а потом с радостным визгом девушка обняла всё еще стоявшего на коленях оборотня, заставив Люпина покачнуться.
— Да! — столько счастья было в этом слове.
Волшебник достал из кармана тонкое кольцо, украшенное кроваво блеснувшими в свете ламп рубинами, и одел его на тонкий пальчик, поцеловав ладони девушки.
— Я люблю тебя.
— И я люблю вас, дети мои, — донесся от дверей насмешливый голос Блека. — Плодитесь и размножайтесь.
Увернувшись от двух пущенных почти одновременно заклинаний, Сириус продолжил.
— Поскольку у нас есть живой и имеющий все необходимые полномочия глава рода Блеков, то есть я, — оскалился он во все тридцать два зуба, — то ты, дружище, вполне можешь войти в род Блеков на правах мужа Нимфадоры.
Вошедшая следом за Блеком Андромеда крепко обняла все еще державшихся за руки Люпина и Нимфадору.
15 января, Хогвартс, Большой зал.
Как и в любое другое утро, во время завтрака большой зал скоро должен был наполниться совами, принесшими с собой почту и газеты, выписываемые учениками. Однако атмосфера в зале сильно отличалась от привычной — не было больше благостного всемогущего светлого волшебника, на его месте был чем-то встревоженный и поглощенный своими мыслями человек. Взгляда доброго дедушки, его «визитной карточки», тоже не было — Дамблдор временами очень внимательно с прищуром обводил глазами столы, будто присматриваясь неизвестно к чему.
Впрочем, других преподавателей, кроме Минервы МакГонагалл, не затронула причина такого настроения директора, Спраут и Вектор что-то оживленно обсуждали, Снейп, которому, видимо, сегодня выпало сидеть рядом с Амбридж, морщился, слушая тонкий голосок «профессора», что-то с жаром доказывавшей темному магу.
— Что случилось с директором? — Гермиона обратилась к Невиллу, зная, что друг Гарри чаще всего в курсе, что происходит в Англии благодаря бабушке и Сириусу Блеку.
— Скоро узнаешь сама... — Лонгботтом тоже казался довольно напряженным. Зная о сокрушительном поражении, понесенном директором от Гарри и его команды, Невилл опасался, что предпримет Дамблдор, как только получит вызов на вечернее заседание Визенгамота, инициированное требованием домов Лонгботтомов и Блеков, куда также приглашены Амелия Боунс, Фадж и другие чиновники. — Скоро совы принесут почту, и ты узнаешь, что мир, в котором ты жила, необратимо изменился.
Невилл жестко усмехнулся, представляя себе крушение идеалов девушки, всегда воспринимавшей Дамблдора как самого мудрого и справедливого волшебника, знавшего, как будет лучше для всех.
С треском раскрывшиеся окна под самой крышей Большого зала впустили внутрь стаю сов, ухающих, кричащих, хлопающих крыльями. Приземляясь перед учениками, волшебные совы терпеливо ждали, пока дети снимут привязанные газеты или письма и вложат в маленькие мешочки на шее сов несколько медных или серебряных монеток за доставку.
Тишина упала на Большой зал, как только ученики добрались до статьи Скитер о судебном разбирательстве на Трибунале. Однако же спустя пару минут тишина сменилась громкими голосами, обсуждавшими произошедшее, спешившими поделиться своими мнением с друзьями, высказать предположения, обвинить, оправдать.
Невилл скривился, видя это. Вынужденный сильно повзрослеть за прошедшие полгода, он постепенно стал воспринимать большинство учеников как детей, как, собственно, и было на самом деле. Основной массе Хогвартских учащихся не было особого дела ни до политики, ни до предстоящей войны, все, на что их хватало в прошлом году, — это обсуждать статьи о Турнире, гадать, сошел ли Поттер с ума и доставать четверокурсника идиотскими вопросами.
Взгляд юноши сместился на слизеринский стол. Там спокойно обсуждали произошедшее в Германии действо, временами бросая осторожные взгляды исподтишка в сторону директорского стола.
— Учащиеся Хогвартса, — громкий голос Дамблдора разнесся по залу. — К сожалению, вынужден признать, что часть написанного в статье — правда.
Зал ахнул.
— Я еще не закончил, — голос директора обрел несвойственную ему ранее жесткость, сила великого волшебника окутала его буквально осязаемым коконом, и становилось понятно, что уж своей магии-то этот старик однозначно еще не лишился, даже если и потерял только что немалую долю своего влияния в стране.
— К сожалению, Гарри Поттер, еще летом исчезнувший из страны, сбежав от ответственности, возлагаемой на него всеми мирными волшебниками, сильно изменился. Я не знаю, кто подсказал ему...
Невилл слушал старого мага и невольно поражался его мастерству. Даже утратив львиную долю влияния в стране, получив невероятный по силе и болезненности щелчок в виде утраты прав опекунства, Дамблдор все равно оставался непревзойденным манипулятором. Двадцать минут пространных рассуждений — и дети уже уверены, что произошедшее всего лишь результат временных разногласий между всемогущим директором и убежавшим из страны Гарри Поттером.
Луна Лавгуд поймала взгляд Невилла и улыбнулась, пытаясь поднять юноше настроение. Солнечная, еще по-детски искренняя чистая улыбка несла в себе прикосновение волшебства Луны, и Лонгботтом ощутил что-то похожее на поцелуй в щеку.
Было ясно, что, даже лишившись своих должностей вне Хогвартса, директор будет все таким же опасным существом, и вряд ли легко выпустит из рук остатки негласной власти над страной. Следующая мысль, пришедшая в голову Невилла, была ужасной. Он задумался, что произойдет, когда директор окончательно проиграет политическую борьбу с союзниками Поттера. Не окажется ли школа большой ловушкой для детей? Лонгботтом очень надеялся, что в следующем учебном году в Хогвартс вернется Гарри, способный, возможно, справиться с директором при поддержке своих людей.
Последовавший за завтраком урок Зельеварения был отвратительным. Сумевший в итоге пройти испытательный срок Снейп, при поддержке директора сохранивший за собой профессорскую должность, не слишком сильно изменил свое поведение.
Профессор перестал снимать баллы по нелепым и оскорбительным для учеников поводам, но вдвойне сильно глумился над неуспевающими, щедро раздавая взыскания за ошибки в приготовлении зелий. Но, надо отдать зельевару должное, теперь он хотя бы объяснял ученикам их ошибки, показывал, что и как нужно правильно сделать перед тем, как дать задание на уроке. Хотя бы это уже радовало, потому что времени на бесконечные отработки у зельевара Невилл не имел — весь день с утра до вечера был занят: уроками, домашними заданиями, тренировками с аврором, занятиями с организованным им на свою голову дуэльным клубом, а также Луной...
При мысли о девушке Невилл невольно улыбнулся. Луна, ставшая для него за неполные две недели самой близкой подругой, была просто неподражаемой. Во многом остававшаяся ребенком девушка периодически выдавала такие решения проблем, терзавших голову Лонгботтома, что он только давался диву нестандартности её подхода. Даже на тренировках дуэльного клуба Луна, даром что на курс младше той же Гермионы, ни в чем ей не уступала, палочка в её руках казалась порой ненужным дополнением к заклинаниям и Невилл не удивился бы, узнав, что его девушка колдует без неё, просто маскируя свои умения. Заклятья Луны не обладали большой силой, но всегда были на редкость коварными и неожиданными, на последней тренировке она загнала Фреда Уизли в угол одними Конфундусами, выбрасывая их с какой-то невероятной скоростью. После урока Джордж отпаивал глупо улыбающегося брата огневиски и бурчал что-то о сумасшедших девушках, которым нельзя давать в руки палочку, пока Невилл вежливо не попросил его заткнуться и не молоть чепуху.
