Проснулся я оттого, что в пещере кто-то находился. Я открыл глаза, приподнялся на ложе. В углу на камне сидел странный посетитель — я разглядел рогатую голову, длинный хвост с кисточкой...
— Ты кто? — спросил я хрипло. — На дива не похож...
Посетитель подскочил, повернулся мордочкой — на меня смотрели маленькие хитрые глазки, расположенные совсем близко над пятачком. Существо сказало Слово — его вытянутый палец воспламенился багровым огнём, ярко осветившим пещеру.
— И дивов знаешь? — усмехнулся гость, разглядывая меня. — А ведь молод, глуп ещё... Тебя Агни создал, оборотень?
— Я человек! — возмутился я. — А вот ты кто?
— Я из мира Бела, известного у вас, как Ваал. А ты — всё-таки кто? Человек или оборотень?
— Конечно, человек! — я взмахнул... ой! Взмахнул лапами! Двумя! Ничего себе! Насколько я помнил, руку мне отрубил юноша из народа невров.
Дьявол захохотал так, что свалился с камня, катался по песку, вытирая слёзы мохнатой лапой, — Что, не ожидал? — наконец проблеял он, давясь смехом.
— Не ожидал. Ведь Агни ничего не сказал.
— У тебя тут игрушка — волшебная шкатулка, — хрюкнул дьяволёнок. — Я зашёл, увидел её, решил поиграть...
— Научи пользоваться! — жадно мяукнул я.
— Не могу! Прости, брат! — дьявол притворно захлюпал носом. — Я существо злое и не могу выполнить твою просьбу! Это будет противоречить понятиям, уставам, приказам старших. Добро делать не в наших традициях! — дьяволёнок вильнул хвостом и исчез, однако, щёлкнув пальцами.
Я долго метался по пещере, наконец, остановился, присел на ложе. Мне пришло в голову применить магию. К своему изумлению я легко и быстро превратился в Коттина. В человеческом обличье я выглядел плохо — рука сформировалась не полностью, длинные волосы, борода и ногти мешали чесаться и умываться. Наконец, впав от голода в транс, я снова погрузился в сон.
Долго ли я спал — точно сказать не могу. Проснулся я от какого-то призрачного света. На камне сидел необыкновенно красивое существо, с большими белыми крыльями, белокурыми волосами, над его головой сияло огненное кольцо. Одежды светились неземным белым огнём.
Я сунул к морде когтявые лапы — точно, я опять Кот!
— Моя пещера становится популярным местом отдыха, — промяукал я высоким коварным голосом.
Юноша подпрыгнул, уронил шкатулку, камешки которой почему-то сияли, словно внутри каждого из них горел маленький огонёк:
— Ах, простите! Я ангел, и забрёл сюда, выискивая, кому бы принести добро, оказать помощь в этом несовершенном мире!
— Мне! Мне причинить добро! Нет, принести добро! Всё добро, что есть в округе! Немедленно!
— Вы меня перебили, — скорбно промолвил ангел. — Я увидел эту игрушку и решил посмотреть, кто вы есть на самом деле.
— Ты это, давай, говори мне, как ей пользоваться! Я ведь не смогу после сна превратиться в человека сам! Я Слово не знаю! Это всё Велес...
— Вот видите! — ужаснулся ангел. — Вы общались с древним, тёмным богом! Вы и сами оборотень! Я существо высокое, светлое, я не могу помогать тёмным силам! У нас там, наверху, моральный кодекс... принципы добра, общечеловеческих ценностей... Короче, я улетаю! Вы тут посидите ещё немного — скоро гора сточится до основания...
— Эй! Постой! Ведь заклинание Велеса придётся преодолевать каждый раз заново! — бросился я на ангела, желая порвать его — но он ускользнул.
— Лиска, любимая Лиска! — взвыл я, схватив шкатулку.
— Приказывайте, господин! — пропела шкатулка. — Вы назвали нужные Слова.
— Шкатулка, превращай меня в человека каждый раз, как только я проснусь после волшебного сна и возьму тебя в лапы! И пусть так будет всегда, хоть пять тысяч лет! — подивился я уму Лиски, предвидевшей именно такой расклад.
Как выяснилось позже, игрушка сделала всё именно так. До мельчайших подробностей.
Когда я проснулся в очередной, неведомо какой раз — я увидел, что с потолка струится лучик света. Я легко обернулся в человек. Спрятал шкатулку и придумал, как буду её доставать. Потом взобрался по выросшим сталактитам наверх и после долгих трудов вылез на свет. Вид мой был ужасен. Граабр, царь волколаков, упал бы в обморок, увидев меня. Но волшебство работало, я восстал в прежнем виде.
Все долго молчали, заворожённые рассказом Коттина. Это был последний мирный вечер.
Доска семнадцатая
Через пару недель, ранним утром Коттин покинул Белозерск. Наконец-то появилось время, чтобы выяснить кое-что о Стине. Коттин кивнул на воротах сонным людям Аминты, спешно направился на запад.
Долго ли, коротко ли, ночуя без огня, вставая до зари, бывший Кот достиг памятного городка, где ещё недавно гостил воевода Чудес. Дозорные за частоколом увидали всадника издали, ворота дрогнули, начали открываться. Коттин несколько секунд недоумевал — мало ли по стране ездит одиноких странников в богатой одежде. Бывший Кот собрался, было, наказать торопливых стражников, как увидал, что кто-то выскользнул из приоткрытых ворот и бросился навстречу ему. Неужели Ари? Как он вырос за последнее время!
— Дядя Коттин! Дядя Коттин! — закричал мальчик, подбегая к всаднику, и обнял его за ногу в стремени. Коттин наклонился, подхватил Арианта за руки, рванул вверх, почуяв вес подростка, посадил впереди себя.
— Однако ты поправился на местных хлебах, — пошутил бывший Кот. — Небось, в ту пещеру теперь не пролезешь! Как ты здесь?
— Как сыр в масле, — почему-то грустно ответил мальчик. — Разве может быть мне плохо, если я теперь свой у нового князя?
— А что тогда дуешься? По своим соскучился?
— Я скучаю по тем временам, когда мы вместе гуляли, путешествовали...
— Вот оно что! Коль я тебя здесь встретил — не отвезти ли тебя в Чудово?
— Меня уже хотел забрать один булгарский купец. Но я спрятался — он сослался на приказ Мишны, а мы договаривались, что человек должен назвать твоё имя.
— Но ведь Бабай уехал до Вече! Как же Мишна могла приказывать ему? Ничего не понимаю. Ты не путаешь?
— Нет! Всё так и было.
— Тогда собирайся — ведь я прибыл!
Коттин еле удержал мальчика, рванувшегося бежать впереди коня — собирать нехитрые пожитки для очередного похода...
Обойдя с Яххой хозяйство, наскоро перекусив в избе ватрушек, Коттин свистнул мальчишку, велел конюху седлать ему смирную лошадку. Парень достиг возраста, когда ему пора передвигаться верхом.
Потом Яхха шепнул Коттину, что две недели назад дородный человек проехал лесом, один, торопясь и озираясь. По описаниям — похож на Папая.
Наконец-то, в этом вопросе наметилась определённость.
*
Ари ехал вслед за господином и думал, что путешествие на лошадке не в пример лучше, чем пеший переход Чудово — дом Никона, совершённый когда-то в компании Кота Баюна. Конная тропка вилась вдоль обрывистого берега реки, пели птицы, в кустах черёмухи заливалась иволга. Внезапно Коттин остановил коня, поднял правую руку. Ариант прислушался — впереди стучали копыта, слышались невнятные голоса, но он, ни одного слова не понял, как, ни старался.
Первым шёл старик, его длинные волосы ниспадали на дорожный плащ, сбоку на ремне висели гусли. Следом за ним — смуглый человек средних лет в чалме, с чёрной подстриженной бородкой и чёрными огненными глазами. За ним следовал ещё более смуглый человек, обожженный солнцем неведомых пустынь, похожий на стервятника — из-за орлиного носа, как скала, нависшего над курчавой бородой.
Коттин перегородил тропу, взявшись за рукоять меча. Старик поднял правую руку ладонью вперёд, показывая чистоту помыслов, натянул узду, остановив старую равнодушную лошадку.
— Я боярин Коттин, — приветствовал древний странник караванщиков. — Если вы не прочь устроить привал — буду рад преломить с вами хлеб.
Путники, каждый в соответствии с обычаями своего народа, поприветствовали Коттина, спешились, развязали походные мешки, Ари тут же побежал собирать хворост. Вскоре запылал костёр, обдавая огнём холодное жареное мясо, нанизанное на прутья. Мальчик сбегал к реке, набрал воды — в дороге домашними напитками никто не располагал.
Насытившись и опустошив кувшин, путники развязали пояса, начали неспешный разговор.
— Мне не раз говорили, что русы после смерти сжигают своих конунгов, так что мне очень хотелось познакомиться с этим обычаем. И вот до меня дошла весть о смерти выдающегося мужа из их числа, — неспешно начал рассказ молодой арабский гость, который по велению своего государя искал новые торговые пути. "Присматривал, и разведывал", — отметил про себя бывший Кот. Купец Ахмед Ибн-Фадлан, как он назвался, исходил многие славянские земли. После посещения Белозерска, он отправится в Булгар и далее, в полуденные страны. — Итак, конунга положили в могилу и накрыли настилом, там он лежал десять дней, пока не закончили шитьё похоронных одежд.
Вождь был богат и знатен, поэтому всё походное имущество русы собрали и поделили на три части, одну треть — для семьи, вторую треть на то, чтобы скроить посмертные одежды. Остальное продали и купили брагу и медовуху, которую пили днём и ночью, так что некоторые умирали, держа в руке кубок.
Когда же наступил день, когда сожгли покойного с его девушкой, я прибыл к реке, где находился корабль конунга. Он был вытащен на берег, вокруг него поставили помосты.
В середине корабля поставили шалаш из дерева и покрыли его кумачом. Потом соратники принесли к шалашу скамью, покрыли ее стегаными матрацами и византийской парчой, и подушками из той же византийской парчи. Пришла старуха, которую называют ангелом смерти. И я увидел, что она богатырка, здоровая, мрачная.
Когда все прибыли к могиле, то удалили землю с настила, извлекли конунга в покрывале, в котором он лежал. И я увидел, что вождь уже почернел от холода. Еще прежде они поместили с ним в могилу спиртное, какой-то плод и лютню. Теперь они всё это вынули. Конунг не завонял, и в нём ничего не изменилось, кроме цвета. Тогда они надели на него шаровары, гетры, сапоги, куртку, парчовый кафтан с пуговицами из золота, шапку из парчи с соболями, понесли в находящийся на корабле шалаш. Там соратники посадили покойного на стеганый матрац, подперли его подушками и принесли вино, фрукты, цветы и ароматические растения, положили перед ним. Принесли также хлеб, мясо и лук, а так же всё его оружие и разложили рядом. Затем взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Рассекли их мечами и бросили мясо на корабль. Привели так же двух коров, рассекли их и бросили туда же. Потом достали петуха и курицу, убили их и оставили у себя.
Собралось много мужчин с женщинами, играли на инструментах, каждый из родственников поставил свой шалаш поодаль, — купец посмотрел на Коттина, дескать, не соизволит ли боярин отослать юного родственника. Коттин подозвал Арианта, что-то шепнул — мальчик побежал с кувшином к реке, журчащей внизу.
— А девушка, которая должна быть убитой, разукрасившись, отправилась к шалашам родственников умершего, вошла в каждый, и там с ней сочетался хозяин шалаша и говорил громким голосом: "Скажи своему господину: "Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе". И таким образом, к она прошла все шалаши, все с ней сочетались.
Когда же они с этим делом покончили, то, разрубив пополам собаку, бросили её внутрь корабля, также, отрезав голову петуху, бросили тушку и его голову справа и слева от корабля.
В пятницу, на закате, девушку привели к воротам. Она поставила ноги на ладони мужей, поднялась над воротами, произнесла какие-то слова на своем языке, после чего её опустили. Потом подняли её во второй раз, и она совершила подобное действие, как и в первый раз, затем в третий. Затем ей подали курицу, она отрезала ей голову и отшвырнула её. Они же взяли эту курицу и бросили её на корабль.
Итак, я спросил достопочтенного Мардуха, — купец кивнул в сторону смуглого спутника, — о её действиях, и он поведал мне: "Она сказала, когда ее подняли в первый раз: "Вот я вижу своего отца и свою мать", — и сказала во второй раз: "Вот все мои умершие родственники, сидящие", — и сказала в третий раз: "Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и он зовет меня, так ведите же меня к нему".
Итак, они прошли с ней по направлению к кораблю. Она сняла два браслета, бывшие на ней, и отдала их старухе, называемой ангелом смерти. И ещё она сняла два ножных кольца и дала их двум девушкам, что всё время служили ей.
После этого родственники конунга, что сочетались с ней, сделали свои руки устланной дорогой для неё, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Но они ещё не ввели её в шалаш. Пришли мужи, неся с собою щиты и палки, а ей подали кубок вина. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне достопочтенный Мардух, что она тем самым прощается со своими подругами. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила её выпить его и войти в шалаш, в котором уже находился ее господин.
И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула голову между ним и бортом корабля. Тогда старуха схватила её и впихнула в шалаш, и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен её крик. Затем вошли в шалаш шесть мужей из числа родственников её господина, и все до одного сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением своих прав любви, уложили её рядом с её господином. Двое схватили её за ноги, двое за руки, пришла старуха, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала её двум мужам, чтобы они тянули, и приступила к делу, имея в руке кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между её ребрами, в то время как оба мужа душили её веревкой, пока она не умерла.
Потом явился ближайший родственник умершего с факелом. Он пошел, пятясь задом, держа зажженною палку в руке и будучи голым, чтоб зажечь дерево, сложенное под кораблём. И взялся огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и за всё, что в нём находилось. Подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя. Был рядом со мной некий муж из русов. Он сказал: "Право же, вы, арабы, глупы. Вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно входит в рай".
Не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в мельчайший пепел.
Потом русы соорудили на месте корабля огромный курган и водрузили в середине его большое бревно, написали на нем имя покойного конунга, также имя царя всех русов, и затем удалились.
Араб закончил свой рассказ, все откинулись на мягкую хвою, разом заговорили.
— Наш народ хоронит покойников в домовинах, а вождям сооружает курганы, — промолвил Коттин.
— И словене привержены этим обычаям, — сказал молчаливый старик с гуслями. — Можете называть меня Бориславом, если это имя чем-то отличается от любого другого.
— Наш народ хоронит мёртвых в могилах, где они ждут трубный глас, после чего восстанут, — подал голос хазарин Мардух.
