Катарсис Империи

— Позвольте-с представиться, милостивый государь, мое имя вам непременно пригодиться, ведь пообщаться нам, по всей видимости, придется изрядно, — вот же завернул. Не думал, что меня может так бесить чистая русская речь. — Можете называть меня... Николай Владимирович.

— В таком случае, мое имя и отчество Илья Сергеевич, — ровным тоном произнес я. Видя, как на лице собеседника приподнялась бровь, продолжил. — Меж тем, лицо мне ваше знакомо...

— Вот как? — Удивился сидящий напротив. — Простите великодушно, но не могу похвастаться тем, что знаю вас.

— А вы и не знаете, — отрезал я. Нда, дела... Кому сказать, не поверят... Хорошо еще, что по фотографии его узнал. Твою ж то мать... Ну и в какой переплет я попал, раз здесь лично он?

— Вот как? — Благодушно улыбнулся 'Николай Владимирович'. — Это становится занятно...

— Мне так не кажется, — я покачал головой. В самом деле. Зная подноготную этого 'субъекта', перспективы вырисовываются отнюдь не радужные.

— В чем меня обвиняют? — Нужно решительно перехватить инициативу в беседе, иначе, плакали мои дела. — Кажется, ничего противозаконного я не совершал.

— Это лишь ваша точка зрения, — сухо отрезал мужчина. — Факты говорят совершенно обратное.

— В самом деле? — На лице появилась усмешка. — Тогда наши версии произошедшего сильно разнятся.

— Вы были бы чрезвычайно любезны, если б поделились своей, — пригладив усы, собеседник с хитрецой взглянул на меня. — Не будем же мы все сводить к банальному...

— Не будем, — согласился я. — Но, смею заверить — что бы вы не пытались поставить мне в вину, не выдерживает никакой критики.

— Право дело, — он изобразил на своем лице удивление. — Поразительная непоследовательность. Коль вы не знаете, о чем пойдет речь, как вы можете быть уверены в том, что все это безосновательно?

— Дело в том, что точно знаю и помню все мной сделанное. И в этом нет ничего криминального.

— В самом деле? Вообще-то, вам едва ли не виселица грозит.

— Это вряд ли.

— Проникнуть в особо охраняемую резиденцию, да еще с целью теракта и убийства высокопоставленных лиц государства...

— Ничего подобного не делал. Сразу после произошедшего у меня в квартире я очнулся здесь, в камере. Откуда меня и привели.

— Складно поете. Но, улики говорят совершенно иное.

— О, как. У вас и доказательства есть?

— Разумеется, Илья Сергеевич. Конечно, если это ваше настоящее имя.

— Как назвали при рождении, так и представляюсь.

— Слыхивали нечто подобное, господин хороший. Но, смею вас заверить, что с нашим отделением шутки плохи, — мужчина на мгновение отвернулся от стола, что-то поискав за пределами освещенной области. — Вы же наверняка знаете, что чистосердечное раскаяние облегчит вашу участь...

— Да уж. Как разговор глухого со слепым, — вывод сам собой напрашивался.

— Простите, что? — Допрашивающий поставил на стол довольно таки внушительный саквояж. Выполненный из натуральной кожи, с дорогой отделкой, он всем своим видом говорил о собственной дороговизне, статусности его обладателя... И времени изготовления. Среди моих знакомых, таких не было ни у кого.

— Да присказка такая, — пожал плечами я.

— В самом деле? Никогда не слышал, — признался собеседник. — И что она означает?

— То, что собеседники не могут понять друг друга, — повернув голову назад, с удивлением констатировал, что парочка моих провожающих бесследно исчезла. Привыкшие к полутьме глаза разглядывали очертания комнаты, похожей на мою собственную, только лишь без мебели. И, что интересно — охранники реально отсутствовали при нашей беседе. Экие ж чертята — могут все делать бесшумно, когда хотят. — Слепой не видит язык жестов, которым изъясняется глухой, а тот в свою очередь не слышит, что говорит ему первый.

— Вот-с, значит, как, — оскалился внезапно собеседник. — Ну, и где ж ты слышал такую пословицу? Отвечай! Где тебя обучали и кто? Британцы? Немцы? Японцы? Кто финансировал? Где места встреч? Что у вас было за оборудование? Кто разработал?

— Что за ахинею вы несете, Лавров? — Удивленно произнес я. И только глядя на мимолетную тень, пробежавшую по лицу собеседника, понял, что раскололся раньше времени.

— Интересно, — 'разоблаченный' отстранился от стола, сложив руки на груди. — Я, конечно, не рассчитывал, что вы тут же запоете, но выдержка... Поистине феноменальная. Позвольте полюбопытствовать, каким же образом...?

— Вас что конкретно интересует? То, что не купился на провокацию, или что знаю, кто вы такой на самом деле?

— Не мудрствуя лукавя, скажу, что ответа хотелось бы услышать на оба вопроса.

Я усмехнулся. Можно только диву даваться. Сколько читал о подобном, а сейчас р-р-раз, и сам попал. Знать бы еще 'насколько глубоко'...

Хотя стоп. Чего это тут киснуть собрался? Вот же, передо мной крайне заинтригованный источник информации. Он-то мне, все и расскажет!

— Как бы правильнее выразиться... Дело в том, что мы с вами работаем в схожих структурах. Оттуда и подготовка соответствующая, да с вашей работой знаком. Понаслышке, правда.

— Интересно, — Лавров прищурился. — А мы то, грешные, считали, что достаточно осведомлены. И конспирированы.

Я пожал плечами. Всего знать невозможно. Тем более в этой ситуации.

— И где же вас... готовили? — Опять он за свое!

— Признаться, не думаю, что могу вам разгласить эту информацию — сами понимаете, честь мундира.

— Как офицер офицеры, — улыбнулся Лавров, — вам все же придется поведать мне ответы на мои вопросы.

— Можно сделать все гораздо проще, — заверил я, прокручивая в памяти некоторые слова собеседника.

— Любопытно, и как же?

— Не ошибусь, если скажу, что внутри, — кивок головой в сторону саквояжа, — находятся вещи, что были при мне.

— Совершенно верно.

— Могу ли я взглянуть на них?

— Право дело...

— Даю слово офицера, что не использую ни одну из вещей, находящихся в нем, вам или себе во вред.

Нехотя, словно через силу, мужчина потянулся к своему багажу.

Я мог понять его сомнения — он чувствовал, что ситуация ускользает из его рук, но профессиональное чутье твердило ему, что он получит ответы, если проявит капельку доверия. Извечная дилемма людей нашей профессии — добиться всего самому, не упуская инициативу из своих рук, или же, пойти на сделку с лицом 'по другую сторону баррикад'. Результат зависел от того, чего он хочет больше — найти ответы, или придерживаться бюрократии.

В свое время, такой вопрос Дамокловым мечом повис и надо мной. И, результаты... мягко говоря, принципиальность порой, принимает совершенно извращенные формы. Особенно, когда от тебя хотят избавиться всеми силами. Система, которой я отдал часть своей жизни прогнила наверху. Именно поэтому, я сейчас за ее бортом. С волчьим билетом. Впрочем, там где Фортуна запирает перед тобой дверь, она всегда оставляет открытой форточку — и при удачном стечении обстоятельств, я могу в нее пролезть. Были бы под рукой необходимые инструменты...

Нехорошо улыбаясь, Лавров, не сводя с меня глаз, принялся одну за одной, выкладывать на стол до боли знакомые мне предметы. Старясь держать себя под контролем, я не проронил ни слова, пока передо мной не оказалось все, что мне мог предоставить собеседник.

— Извольте-с убедиться, милостивый государь, что все в целости и сохранности. Конечно, кое-что пострадало в результате небольшого инцидента, — ага, когда вы пытались вскрыть то, что впервые увидели.

— Итак, милейший, мне нужны ответы, — как только последний предмет оказался на столе, Лавров убрал саквояж обратно, поставив его на пол рядом со столом..

— На какие вопросы? — Прищурившись, я смог разглядеть в куче вещей, необходимую. Какая жалость — на экране имеются трещины. Будем надеяться, что хрупкое содержимое еще цело. Иначе, объяснение может затянуться.

— Те самые, что я вам задал, — собеседник подобрался. Очевидно, рассчитывал, что я сейчас предприму нечто экстравагантное. Придется его разочаровать.

— Тогда, мне потребуется вот то устройство, что лежит прямо перед вами. Да, это, с разбитым экраном. Могу взять его в руки? Да не волнуйтесь вы так — я вам вообще-то слово дал, и нарушать его не намерен.

Взяв девайс в руки, я нажал на клавишу включения. Минуту ничего не происходило, затем матрица моргнула, и появились, наверное, самые радостные за все прошедшее время логотипы компании-изготовителя. Просто прекрасно! Работает как часы. Но, не пострадали ли данные? Пальцы привычно вбили пароль на экране.

— Дайте мне пару минут, — попросил я. — Нужно найти необходимую информацию...

Что ж, поиски не заняли много времени. Ткнув пальцем нужный файл, я повернул планшет экраном к собеседнику.

— Здесь все, что у меня имеется конкретно на вас, и ваше отделение. Конечно, часть ваших мероприятий, что здесь отражены, еще не проведены, но, это станет лучшим доказательством моего сотрудничества.

А Лавров молодец. Пробежав глазами собственную биографию, он ненадолго задержал взгляд на собственной фотографии, полученной из архивов, где был запечатлен в парадном мундире. При всех наградах...

— Позвольте, — я перегнулся через стол, и, развернув к себе экран, нашел еще один файл, который его непременно заинтересует.

— Думаю, здесь вы тоже почерпнете для себя немало полезного, — заверил я под заинтересованные взгляды собеседника. Молча уставившись в экран, он начал новое чтиво.

Пока собеседник изучал то, что ему никто и никогда в настоящий момент не мог сообщить, я покорно молчал, позволяя второму человеку в комнате самостоятельно анализировать информацию и делать выводы.

Сам же, тем временем, разглядывал другие предметы, выложенные на столе. И тоже размышлял. Но совсем на другую тему.

Так прошло несколько часов — заметив на столе свои часы, я надел их на руку — ему они точно не нужны, ничего сверхъестественного ни он, ни его люди внутри не найдут, даже если по винтику разберут.

— Право, я сбит с толку... — Лавров, пролистав последние страницы, наконец, оторвался от созерцания экрана планшета, и бережно отложил хрупкий инструмент в сторону, на мгновение уставившись куда-то в темноту. — Конечно, многое пришлось поведать на своем веку, но это...

— Мне понятны ваши чувства, — признал я. — Сам нечто подобное испытал, когда воочию вас увидел. Честно говоря — вы настоящая легенда среди моих коллег. И пользуетесь большим уважением за ваши заслуги, Владимир Николаевич.

Лавров посмотрел на меня потерянным взглядом. Только что его огорошили новостями, которые он никак не мог переварить. И, несмотря на всю свою подготовку, сейчас потерял всякую инициативу в продолжении беседы.

Пара секунд мне потребовалось, чтобы в тусклом свете керосинового огня мои сомнения сгорели в огне безжалостной реальности, как ведьма в Средние века.

— Как такое возможно? — Прошептал мой собеседник.

— Не буду лукавить, — скривился я. — Не знаю, чьих рук это дело. Но, одно то, что мы сейчас с вами беседуем, открывает широкие просторы для обоюдного сотрудничества. Разумеется — на благо Родины.

— Чьей? — С усмешкой произнес он.

— Будете смеяться, — пришлось честно предупредить, — но Родина у нас с вами одна. — И раз уж так сложились обстоятельства, то мои знания и навыки могут пригодиться здесь и сейчас.

— В самом деле? — Тихо поинтересовался он. — Интересно, как?

— Знания — это сила, Владимир Николаевич, — назидательно произнес я. — Есть замечательное высказывание: 'Кто предупрежден, тот вооружен'.

Лавров на мгновение задумался. Казалось, в его голове сейчас борются два начинания — то, чему его учили, и то, что он сам прочитал. Детально отобранная информация, логически выверенная, с описаниями того, что должно произойти, и последствиями, к которым это приведет.

— Не ломайтесь как институтка, — посоветовал я, начиная терять терпение. — Вам предлагают помощь. Причем — такую, без которой вы никогда не справитесь сами, даже если получите доступ ко всей хранящейся в устройстве информации — поверьте, ее там очень много, и вас — сплошь для вас полезная.

— Что вы хотите, Илья Сергеевич? — Так же тихо спросил Лавров. И тут же добавил. — За свою помощь, имею ввиду.

— Это мы обсудим позднее, — предупредил я. — И, надеюсь, на самом высоком уровне. Сейчас меня интересует совсем другое.

— И что же? — Нахмурил брови собеседник.

Никогда не думал, что могу спросить подобное. И все е, пришлось огласить.

— Какой сейчас год, ротмистр?

* * *

Разведочное отделение Главного управления Генерального штаба Российской империи брало свое начало с утверждения Императором Николаем II доклада военного министра Алексея Николаевича Куропаткина. Ключевой идеей сего документа являлось создание глубоко законспирированного органа контрразведки, в чьи обязанности входило охранение собственно государственных секретов о системе боевой подготовки армии от интересов предполагаемого противника.

Задача создаваемого специального органа, по мнению Куропаткина, должна была заключаться в 'установлении негласного надзора за путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов и конечными пунктами лиц, состоящих на государственной службе внутри страны'. Указанный особый орган военный министр предложил назвать 'Разведочным отделением Главного штаба'.

Закономерен вопрос: почему решение контрразведывательных задач нельзя было поручить Департаменту полиции, чей Особый отдел в ту пору достаточно эффективно (если не вдаваться в подробности, изобилующие вопиющими фактами некомпетентности) занимался разработкой политических партий как в России, так и за ее пределами? В докладе на сей счет, военным министром говорилось следующее: '...возложить принятие мер к обнаружению лиц, занимающихся сею преступною деятельностью, на Департамент полиции не представлялось бы соответственным, во-первых, потому, что названное учреждение имеет свои собственные задачи и не может уделить на это ни достаточно сил, ни средств, во-вторых, потому, что в этом деле, касающемся исключительно военного ведомства, от исполнителей требуется полная и разносторонняя компетентность в военных вопросах'.

Однако же во главе нового органа был поставлен 34-летний жандармский ротмистр Владимир Лавров, бывший начальник Тифлисского охранного отделения, выходец из семьи небогатого служилого дворянина, окончивший 2-е Константиновское юнкерское училище весной 1890 г. в Санкт-Петербурге, а затем после нескольких лет службы — курсы при штабе Отдельного корпуса жандармов.

И вот сейчас, передо мной сидел как раз таки глава указанного отделения, с недоумением взирающий на своего, мягко сказать, нетипичного собеседника.

— 1904 год от рождества Христова, — негромко произнес Лавров.

Что ж, занимательная математика.

Принимая во внимание, что из окна своей камеры я наблюдал снег на козырьках других камер, логично предположить, что на дворе либо первая, либо последняя треть года, столь печального для Российской Империи.

— А месяц, дата? — Нетерпеливо поинтересовался я.