Египет. Легенда затерянной пирамиды

Жрица подошла к прекрасной статуе, что изображала божество. Факелы хорошо освещали ее, а у ног были сложены дары. Опустившись на колени, она поставила перед собой чашу, полную драгоценного масла. Щелчок пальцами и в середине чаши затеплился огонек. В него опустилась косичка, сплетенная из волос ушедших сегодня на Запад. Чадя и распространяя неприятный запах, эта косичка исчезла в пламени, высвобождая силу.

Речитативом она начала произносить заклинание, что помогло бы ей, лично пообщаться с богиней, а не получить ответ у источника, как случилось в прошлый раз.

Взываю к тебе, сидящей в темноте,

Средь богов погруженных в солнечные лучи.

Пошли мне сегодня милость твою.

Ответь мне по правде.

Правдиво и без обмана и прямо на мой вопрос,

Ибо заклинаю я тебя властью того,

Кто сидит в серебряном одеянии

На голове Агатодаемона,

Могучего демона с четырьмя ликами. Приди!

И она простерлась ниц, не смея поднять глаз, пока не услышит разрешения.

Сначала послышалась удивительной красоты музыка, затем, весь зал храма залило ослепительное сияние, испускаемое статуей. Она как будто, растворилась в лучах этого света и ожила, явив смертному миру невиданно прекрасный лик бессмертного существа.

— Чего тебе, жрица? — Голос богини звучал холодно и высокомерно.

— О, Великая, я лишь хотела просить...

— Я тебе уже все сказала, — перебила ее Рея, не давая озвучить просьбу.

— Но, может быть, все же можно...

— Нет! — От грозного окрика вздрогнуло само основание храма, а со стен посыпался песок. Где-то раздались испуганные возгласы, но войти в зал никто не посмел. — Когда ты успела поглупеть? Ты не можешь мстить Джосеру! А с Тирой, боги уже разобрались. В Ра-Сетау она заняла достойное ее место! Как — никак, она — наша сестра! И не беспокой меня больше по пустякам!

Голос стих. Факелы еще мерцали, но губы и глаза статуи уже окаменели и тело застыло в прежней позе. Смертная поднялась с колен. Внутри кипел гнев.

Столько трудов! Столько дней работы! Ужасный, изнуряющий ритуал приготовления зелий, после которого она три дня провалялась в постели, не в силах поднять даже руки, так много магических сил пришлось вложить в заклятья, чтобы угодить богине! Труднополучаемые, дорогостоящие компоненты! Жестокий, бесстыдный обряд жертвоприношения! И что? Довольная богиня?

Нет! Это уж слишком! Пусть они боги, но кто дал им право так себя вести! Я не какая-то простолюдинка! Все мои предки были братьями и сестрами богов! По сути, я — ее сестра! И имею право, хотя бы на разговор! Нормальный разговор, а не глупое изречение источника!

Гнев затопил ее. Укрыл с головой, как песчаная буря, когда песок забивает все поры, заполняет собой все! Он почти свел ее с ума!

Этот гнев чуть не подвел ее, когда, не думая о последствиях, она подняла чашу с маслом, намереваясь запустить тяжеленную медную посудину в насмешливо-гордую ухмылку божественного лика.

От оскорбления богов, считающегося смертным грехом, и карой за которое служила полная смерть, без права переходов в миры или возрождения, ее спасла случайность. Кипящее масло, от резкого движения, выплеснулось из чаши ей на руку.

Боль прошла по телу, и пальцы дернулись, разжавшись. Чаша безобидно громыхнула об пол, на прощание, разбрызгивая кипящее масло вокруг, щедро окатив и босые ноги смертной, что возомнила себя равной богам.

Боль стала отрезвляющей, но не настолько, что бы она отказалась от мести своему кровному врагу — фараону Египта! Горько рассмеявшись, женщина развернулась и вышла из храма. Ей нужно было подумать и немного успокоиться, пока она не натворила дел, за которые боги начнут на нее охоту.

Лучше всего для размышлений подходила пустыня...

* * *

Она бежала. Бежала, бежала, бежала.... Стремясь убежать от ужаса и непоправимости всего произошедшего. Это невозможно! Богиня отказала ей! И почему? Нет! Это абсолютно неправильно. Так быть не должно! Такое могло произойти с кем угодно, но только не с ней!

Снова и снова в голове звучали слова божества, явившегося на зов своей преданной жрицы:

Злость и гнев, обида и ненависть душили ее. Она отомстит! О, как она отмстит, и сама богиня ничего не сможет сделать с этим! Коварные планы мести, один слаще другого, проносились в ее мозгу, бег становился все быстрее. По земле несся пустынный ветер. О, да! Она отомстит! Да так, что даже боги не смогут ни предотвратить, ни исправить, ни спасти это чудовище! Месть ее будет незаметна, быть может, но страшна, для того, единственного, кто отнял у нее все в этой жизни!

Сердце билось в ушах, свет померк, зубы сводило от боли напряжения, дыхание хриплыми толчками выбивалось из горла. Бег по пустыне не прошел для нее даром. Жрица еле стояла на ногах.

Решение пришло неожиданно. Она ничего не видела вокруг, лишь ощущала жар пустыни, ее запах. Кожей она почувствовала всю огромную мощь дикой пустыни. И она знала, как ей заставить эту силу служить для ее целей.

Посреди дикой, безводной пустыни стояла прекрасная женщина. Ее ноги дрожали от напряжения и усталости, плечи тяжко вздымались, силясь глотнуть хоть каплю свежего воздуха и натыкаясь лишь на раскаленные потоки. Но на ее губах играла коварная, обольстительная улыбка, а глаза светились торжеством!

Пора вспомнить о боге пустыни!

Ей поможет Сет!

* * *

Храмы Египта! Сумрачные, стиснутые толстыми стенами, чащей массивных колонн, исписанных и исчерченных множеством рисунков и знаков — иероглифов. Святилище укрывало от просторов земли и неба, от ветра и облаков, журчания ручьев и плеска воды, от людских песен и голосов.

Это то, о чем Нефрет так долго мечтала. Укрыться от любопытных глаз, остаться одной наедине со знаниями и богами.

С каждым шагом мерк умирающий свет, сгущался мрак. Она словно погружалась во тьму прошедших веков. Казалось, что от царства Осириса ее отделяет всего лишь шаг. Храм стерегли сфинксы: страшные, в своей одинаковости, статуи львов с человеческими головами, с лицами ушедшего на Запад фараона. Они были излюбленными в Египте символами мужской силы и власти.

Не только сфинксы — все боги древнего Египта, вплоть до самых высших, носили облики зверей и птиц, удивительным образом сочетая в себе черты зверя и человека.

Девушка остановилась. Вниз вела лестница, где-то впереди, еле различимо, мерцал свет от факела Потифара, верховного жреца Себека. Спешить не следовало, ей совсем не улыбалось встретиться со старым занудой и выслушивать от него грубости. Она и сама знала, что ей нечего делать в храме Себека, но ей нужно было кое-что выяснить, а сделать это можно было лишь здесь.

Так как у Нефрет не было ни времени, ни возможности отлучиться, дабы съездить в Крокодилополис или в древний Хетеп — Сенусерте, где хранились мумии зухосов, прошлые, уже умершие воплощения бога Себека. Этот храм был ближайшим, и она собиралась выяснить здесь все, что ей было необходимо знать об управлении зухосами. А лучший способ, из всех, что она знала — естественно, пронаблюдать, как это делают другие.

Отсюда следовало простое решение: понаблюдать за жрецами Себека, кто же лучше них знает повадки крокодилов, ведь только они общаются с ними каждый день: кормят их, натирают маслами, украшают к празднествам и прочее.

Слабый свет рассеивал мрак впереди, запахло влажной травой и водой. Девушка застыла, прижавшись к каменной стене. Неподвижная, темная вода блестела в последних лучах зари не далее полуметра от нее.

Жрец склонился перед водой. Ожерелье из синих фаянсовых и золотых бус тихо позвякивало, когда он, раскачиваясь, нараспев стал произносить заклинания зухоса:

— О Себек! Приди и возьми дары жреца твоего! О великий и могучий! О, страшный и грозный бог Нила!

Гимн звучал все громче, складываясь в определенный речитатив. Нефрет старалась запомнить его мотив, так как узнать слова гимна можно было: и в Книге Мертвых, и в Текстах Пирамид и саркофагов, а вот само звучание гимна, на которое, как подозревала девушка, и приходил крокодил, услышать можно было лишь из уст его жреца.

Глаза освоились с полумраком, теперь она видела не только очертания, но и отдельные детали предметов. Ближе к воде галерея расширялась, справа от Нефрет находился алтарь, если так можно было назвать это. В стену были встроены несколько бронзовых колец: к ним, крепкими кожаными ремнями с пряжками, прикреплялись человеческие жертвы, что приносились по праздникам богу Себеку.

Пол расширенного конца галереи полого спускался к узкой полоске мокрого берега, оттуда должен был появиться зухос. Девушка задумалась, по-видимому, во время жертвоприношения жертву надолго оставляют одну, чтобы она испытала весь ужас, что ей положен, ожидая гнева бога. От отвращения ее слегка передернуло.

Два тонких ствола подпирали выступ кровли, из-за которой нельзя было увидеть небо, еще бы, ведь Себек был враждебен Ра! Портик выходил к воде. На полу не было ступеней, чтобы чудовищу Нила было легче выходить из вод священной реки, что течет по Черной Земле.

Камень леденил спину, да и ноги уже занемели. Желая изменить позу и получше расслышать гимн, она медленно и осторожно пробралась чуть-чуть подальше и спряталась в углублении в стене. По-видимому, здесь по празднествам, выставляли изображение бога в статуе.

Вскоре, ей почудился еще какой-то звук, кроме заунывного пения жреца. Слабый всплеск в непроглядной темноте, где-то там, где обрывалось тусклое мерцание звезд. Глухой, низкий, подобный мычанию, рев пронесся по болоту. Далекий и негромкий, внушающий липкий ужас, он был отвратителен особой, таившейся в нем угрозой, непохожестью на все звуки, издаваемые обычными животными. Звуки доносились с болота и эхом отражались в подземелье, перекрывая стоны — заклинания Потифара.

Чуть позже послышались и еще звуки. Нефрет недолго гадала, что это. Поступь тяжелых лап на мягкой илистой почве, там, за столбиками портика, выходящего к заводи. Редкое и неравномерное хлюпанье с долгими паузами.

Девушка напряженно вглядывалась в чернеющую гладь воды, желая и страшась, увидеть воплощение бога. Под самым берегом всплыла гребнистая спина, загорелись тусклым красным светом два глаза под костяными надбровными буграми. Она замерла, завороженная ужасающим зрелищем.

Гигант вглядывался и вслушивался в стоны, раскачивающейся на коленях, фигуры своего жреца. Сложно было сказать: узнал ли он его или его действительно заворожил и умилостивил монотонный речитатив гимна.

Очень медленно, так, что временами крокодил казался неподвижным, на узкий берег вползало бесконечно длинное тело, извивающееся налево — направо, в такт движениям широко распяленных лап. Огромный хвост тяжело тащился по воде вслед за большим хозяином.

Вот он замер прямо перед жрецом. Красные огоньки исчезли: это зухос поднял голову, и глаз его не стало видно. Раскрылась громадная пасть, усеянная жуткими зубами, и своды пещеры содрогнулись от оглушительного рева: Себек приветствовал своего жреца.

Широко распахнув глаза, наполовину отупевшая от ужаса, при виде этого жуткого создания, Нефрет не смела пошевелиться. До нее с трудом доходило, что своим глупым любопытством и стремлением рассмотреть все поближе и услышать получше, она сама загнала себя в ловушку. Ей некуда было отступать, зверь преграждал путь к лестнице. Уходить по воде тем более было нельзя, Себек был быстр на суше, но в воде ему просто не было равных. Если она, хоть звуком, хоть жестом, выдаст свое присутствие, если он заметит ее — она обречена! Смерть будет долгой и мучительной.

С трудом заставляя себя дышать, сквозь крепко стиснутые зубы, она наблюдала, как Потифар, разговаривая с богом, совершает обычный ритуал. Кормит его, докладывает о просьбах знатных вельмож и более низших жрецов. Объясняет, как именно, он бы хотел, чтобы было решено то или иное дело.

От напряжения свело челюсти, шея затекла и спину стало ломить, но юная жрица не рискнула изменить положение, боясь хоть чем-нибудь отвлечь внимание зухоса от Потифара на себя. Вот жрец бросил последний кусочище от туши жертвенного животного в разверзнутую пасть. Со стуком захлопнулись могучие челюсти, снова вспыхнули красные искорки глаз.

Крокодил не торопился, вглядываясь в темноту галереи. На какое-то мгновение, ей показалось, что он ее увидел или услышал. Жуткие глаза смотрели прямо ей в душу!

Но это мгновение прошло. Зухос медленно и важно развернулся, возвращаясь в свою обитель — Великий Нил. Пещера наполнилась негромкими, но отвратительными, чавкающими звуками его шагов. Его хвост взметнул целый каскад грязи, когда он рванулся с последним куском туши в воду, унося остатки жертвоприношения, погружаясь и исчезая из вида. Он устремился в свою пещеру под берегом, чтобы там зарыть остатки и съесть их после, когда они начнут издавать зловонный и, такой приятный для его ноздрей, смрад.

Ей показалось, что ее вздох облегчения был таким громким, что его должны были услышать не только удаляющийся Себек и молящийся Потифар, но и весь Мемфис! Теперь, когда чудовище удалилось, чтобы скрыться, ей нужно было лишь дождаться ухода верховного жреца. Нефрет начала мелко дрожать от пережитого напряжения и страха. Зубы выбивали ритм танцев Великой богини, а тело скрючило от холода, который, словно неоткуда, вдруг появился и набросился на нее.

Ноги совсем не держали ее, и она медленно сползла по холодной и влажной стене, без сил опускаясь на колени и с обреченностью думая, как много еще действий из обряда нужно совершить жрецу, прежде чем он покинет это место.

Потифар не торопился. Он был доволен сегодняшним свиданием с Себеком. Бог выслушал его просьбы и просьбы вельмож и фараона, и не стал ему возражать или отказывать, как в прошлый раз.

Тихо шепча что-то себе под нос, он убирал остатки трапезы зухоса, сметал мусор и рассыпал благовония и масла, чтобы задобрить крокодила, если он появится в следующий раз в тот момент, когда жрецов здесь не будет, и никто из них не сможет прислуживать ему, как должно, своему богу и господину.

Наконец, он закончил свои приготовления и удовлетворенно разогнул спину. Мутная вода заводи отражала уходящую луну. Скоро рассвет! С чувством хорошо выполненного долга, весьма довольный собой, Потифар направился к лестнице, что вела к выходу из галереи в храм.

На дальнем конце площадки, в кромешной тьме, которую не в силах был прогнать последний, робкий лучик умирающей, где-то далеко над навесом, луны, скорчилась, полумертвая от усталости, девушка. У нее не было сил даже на то, чтобы злиться на саму себя, за свою сказочную глупость.

Ее неуемная жажда знаний, питаемая жаждой мести и гневом, сегодня чуть не стала причиной ее гибели. Вот над чем она собиралась поразмышлять, после того, как хорошенько отдохнет, выбравшись из этого страшного места, где все было просто пропитано запахом Себека, заглушить который, были не способны даже самые дорогие и самые сильные масла и благовония!

Отсвет, от факела уходящего жреца, исчез в хитросплетениях коридоров и она, наконец-то, рискнула встать. Ощупью, двинулась к выходу из галереи, где провела трудную, но полезную для себя, во всех отношениях, ночь.