Человечина (в доработке)

Я поежился, несмотря на послеполуденное пекло на лестничной площадке, от воспоминаний зазнобило. Валентин, куривший рядом, заметил.

— Чего?

— Да так... вчерашнее вспомнил.

— За тобой охотиться не станут?

— Типун тебе на язык! Белов сказал, я им — до фонаря. Они за фармацевтом этим охотились. Вопрос — зачем? И ответа на этот вопрос пока не видится. Ты докурил? Пошли работать.

Вернувшись в аквариум, я, первым делом, проверил почту. Пришли три письма. Из Ростова-на-Дону, Нижнего Новгорода и из Саратова. Я их внимательно перечитал. Во всех трех городах имеются фармацевтические фабрики и заводы. В Нижнем Дзержинское НПО "Кристалл" на базе бывших оборонных химзаводов огромный заводище — производитель фарм-сырья. Спектр иммунные препараты, анальгетики, сульфаниламиды, химиотерапевтические препараты, и ОПА! — пероральные контрацептивы... интересно чьи? В Смысле — наши или импортные? По лицензии Рихтера. Очень хорошо. В Саратове — нет, не в Саратове — город Энгельс — дочернее от Хёхст — фасовка, двенадцать позиций, и ба! Снова — контрацептивы.

И последнее — Ростов-На-Дону... Просто прекрасно, большое химико-фармацевтическое объединение Азов-фарма, большая сеть производителей, фасовщиков в самом Ростове на Дону, в Таганроге и Азове.

Во всех трех городах за последние полгода сменилось руководство — Директора и замы. Из Нижнего прислал даже отсканированную вырезку из нашей же НРГ: " 25-го мая вечером на пороге собственного дома застрелен генеральный директор НПО "Кристалл" — Дивов Николай Васильевич. Убийство — заказное, вероятнее всего связано с коммерческой деятельностью убитого." Сухие строчки, ничего не значащие фразы. И еще двое, и в Ростове и в Саратове. Создавалось впечатление, что кто-то отстреливал только одного человека из руководства предприятий. Зачем? Запугивали остальных? Не платили требуемую дань? Надо выяснить. Я сразу же отправил по этим трем адресам новые запросы: "По возможности аккуратно, выясните, что послужило причиной убийства? Соберите все, от фактов, до слухов. Если есть данные производственных показателей фармфабрик — подберите все и сообщите, не было ли за последние три года сокращения производств?". Ответ я уже знал, во всяком случае, на последний вопрос.

У меня в запасе оставался лично господин Хансен, но искать встречи с ним я должен уже вооруженный некоторыми фактами. Так что, пока эту встречу мы отложим.

Я еще раз погнал Вальку за диктофоном, и под его чутким руководством, диалог с кассетки перегнал в компьютер. Взял листочек бумаги и начал рисовать. Первый вопрос: кто? Кто является основой всего этого? Ответ пришел почти сразу — женщины. Во всех трех документах вся информация вращается вокруг женщин. Поэтому я в самом верху посередине написал — "Женщины". Справа и пониже "Контрацептивы"; слева и на этом же уровне — "Аборты"; в середине написал — "Клубы", а внизу: "НЖР — Фирсова". Получился ромбик. Никаких стрелок я не рисовал, просто смотрел на эту конструкцию и пытался понять, что всем этим мне хотел сообщить немец? Что однозначно можно отнести к женщинам? Аборты, Феминисток и контрацептивы. Я провел три черты, соединяя надписи. От "Женщин" черта опустилась к "Фирсовой" через "Клубы". Действительно есть связь, или случайно оно так обозначилось? Что нужно лидеру НЖР от женщин и чем может быть полезна НЖР — женщинам? Рано или поздно — узнаем. На экране компьютера замигал почтовый ящик "пришло письмо". Ответ из Тулы. " В городе имеется небольшая фармфабрика, в перечне продукции — вагинальные противозачаточные свечи. Руководство живо. Все живы и здоровы". Ну и, слава Богу. Что я голову ломаю? Я набрал на мобильном телефон Белова.

— Саш!

— Уже соскучился?

— У тебя минутка есть?

— Не больше. Выкладывай.

— Помнишь, ты говорил, что фармацевтических боссов отстреливают? У нас вот и в Питере?

— Ну?

— Так вот, я закинул удочку моим респондентам в регионах, то же самое было и в Ростове, который на Дону, и в Нижнем, и в Саратове. И везде Генеральные, или как в Саратове — Зам. Я жду еще ответов. Тебе это важно?

— Да. Очень. Подготовь официальную записку на вашем редакционном бланке, а я перепроверю по своим каналам. Все, я тебе перезвоню.

Вот и поговорили. А что я хотел? Белов, похоже, на совещании.

Хуже нет, ждать и догонять... К пяти вперся Воронин.

— Ну, что тебе?

— Сергей Алексеевич, я тут качнул по интернету...

— Что качнул?

— У меня эсэс-спайдер, вы ж знаете, я по поисковым серверам не хожу, заложил "аборты" и вот! — Он помахал распечаткой.

— Не егози, говори толком, что нарыл?

— Вот Организации пролайфистов, православные и католические сайты, общество в борьбе с абортами. Проабортные организации — вот, МФПС — что это? Международный фонд планирования семьи. И Его российское отделение — РАПС. С пеной у рта уже много лет доказывают, что аборт — это личное дело женщины. Они, конечно, осуждают их как явление, как вредную для организма женщин операцию, но последние годы делают это вяло, и лишь немного агитируют за безопасный секс. А раньше бесплатно раздавали презервативы в школах старшеклассникам. А вот и ссылочка на две тысячи второй год "Депутат госдумы Чуев вышел с предложением отменить закон от еще аж девяносто пятого года подписанный В.С. Черномырдиным, разрешающий по социальным показаниям производить "ранние роды", а точнее аборт на поздних сроках до двадцати недель". И что вы думаете? Он до сих пор не отменен. Я узнавал.

— Хорошо. Это просто прекрасно. — И как я сам не дотумкал пошарить в сети? Старею, тупею. — И что из этого выходит? Что гинеколог сначала доводит женщину до позднего срока, а потом ставит ее перед фактом и требует, чтоб она делала аборт в частной клинике, а сам с этого получает процент? Я думаю, такие вопиющие факты уже давно присылались бы к нам от возмущенных беременных женщин! А у нас — ничего подобного нет. Факты очень интересные, Валя, но привязать их не к чему.

Воронин помрачнел.

— А еще у тебя что?

— Да так, ерунда всякая. Клонирование, клетки эмбриональные, но это все факты конца девяностых. Свежего на эту тему ничего нет. — Он бросил бумаги в корзину.

Мы задумались, и я спросил:

— Валь, а тебя как-то волнует, что противозачаточных все меньше?

— Нет, — удивленно ответил он.

— Стоп, стоп, — забрезжило у меня под черепом, — а ты пользуешься, презервативами, например?

— Сергей Алексеевич — у меня одна подружка, я ее имею, и она меня никогда не ставила перед фактом использования латекса, я в первый раз спросил ее — "надо?", она сказала: "да ну их!", и я с ней уже три года, но ни разу не применял. — Валентин покраснел от столь интимных признаний.

— Должен тебе сказать, Валя, что я тоже не думаю об этом, кстати, ты говоришь, три года? И что, она ни разу не забеременела?

— Нет. Не дай Бог. Куда нам? — я думаю, думал, что она пьет эти их противозачаточные...

— А теперь ты как думаешь?

— Не знаю.

— И я — не знаю.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день... Пойти, что ли еще кого-нибудь поспрашивать на столь интимную тему? Можно, хотя можно и по морде огрести, в лучшем случае, а в худшем заиметь репутацию беспардонного идиота. Мужики-то, может, и ответят, кое-кто, но сначала будут долго выспрашивать, как одесские евреи, а зачем мне это нужно? Потом соврут что-нибудь, потому, что никто не поверит, а выкладывать всю подноготную я им не намерен. Соответственно могу не рассчитывать на честность. Среди женщин редакции, кроме Кати Диас, вряд ли кто-нибудь окажется столь же откровенным с нами. Катя — женщина состоявшаяся в свои двадцать шесть, и я, расспрашивая ее в кафе, мог вполне получить бокал Кьянти в физиономию, но, к счастью она все восприняла достаточно серьезно, и серьезно же ответила. А что если подключить ее к расспросу, мы с Валькой поговорим с мужским населением редакции, а она пока тихонько опросит — женское?

Я представил на минутку, как мы с Валентином, будто заправские социологи ходим по лабиринту редакции и задаем вопросы: "В сексе вы используете презервативы?" "А ваша жена использует противозачаточные таблетки?", "А как вы предохраняетесь и предохраняетесь ли вообще?" Бред сивой кобылы. А Катя? Как она будет узнавать? Не представляю себе.

Катя выслушала нас. Переспросила:

— Вы это серьезно?

— Совершенно серьезно, — уверили мы ее. — И если б она хоть чуточку улыбнулась, мы бы как два осла заржали и провалили б все дело. Но, к счастью, она не улыбалась, а пытливо всматривалась в наши честные глаза.

— Ладно, так и быть, но я не обещаю, что это будет быстро... — Катя не двигалась с места. — Ну, идите, идите. Чего ждете? Я узнаю — принесу.

И мы пошли. И нельзя сказать, что зря. Павлика из опроса мы сразу исключили. Педерасты вряд ли поймут саму суть вопроса. Им незапланированная беременность не угрожает. Тех, кого мы с Валентином относили к педерастам аллегорически, то есть просто не считали достойными общения на столь щепетильную тему — тоже исключили. Осталось человек пятнадцать — семнадцать.

Через полчаса с чуточкой, мы имели полтора десятка опрошенных мужчин из числа нормосексуалов, которые честно ответили на три наших очень интимных вопроса. Двенадцать презервативами не пользовались. Трое от случая к случаю, так как были не женаты, а имея случайные связи не рисковали здоровьем. Из двенадцати девять представления не имели, чем пользуется жена. Трое — знали. Любопытная статистика получалась. Но мы ждали Катю. Мы ее ждали долго. Наконец, Валентин первым не выдержал, и пока я разбирал пришедшую на мой запрос почту, помчался к ее закутку. Я не успел толком вчитаться в присланное, как он вернулся.

— Сергей! Идем скорее!

— Да что случилось?

— Уж случилось! Она плачет.

Я пошел за ним. Катя хлюпала носом, и сквозь платок, проревела:

— Сего приперлись?! Я сказала, сама приду.

— Кать, ты, пожалуйста, не плачь. Что случилось? Тебя кто-то обидел? — она помотала головой "нет", — С парнем своим поругалась? — она снова покачала "нет", наконец сквозь всхлипы, ответила:

— Я из-за вашего опроса с подругой разругалаааась!

Я послал Валентина за водой, через минуту тот уже стоял рядом — с пластиковым стаканчиком в руке. Катин рев не остался без внимания остальных сотрудников редакции. Она выпила воды, протерла платочком уже красные глаза с растекшейся косметикой. И озираясь, спросила:

— Уже и пореветь нельзя? Всем спасибо, все свободны! — Мы с Валентином стали осторожно подпихивать людей, разгоняя толпу. Я закрыл спиной дверной проем Катиного закутка, Валька тут же присел на табуреточке.

— Ну, говори, что случилось? — сказал я тихо.

— Я начала не как вы, бродить по редакции, а просто решила позвонить подругам, в поисках совета. Типа, моего моридона нигде найти не могу, гинеколог назначил какую-то дрянь типа провидона, и вот звоню узнать — а чем пользуются они? — Класс! Катя — талант!

— Ну и...?

— Что, ну и? Ну и — ничего, все в один голос "Да зачем ты пьешь эту дрянь?". Я им — а как же? Залетишь не во время, потом рожай, декрет, жизнь набекрень. Хорошо если бабушка поможет! И они в один голос "Дура! Сделаешь аборт, всего и делов-то!" От троих я это еще проглотила, а четвертая — моя школьная подружка, я ей "какой аборт? Грех — это!" Как понесла! Катька — ты от жизни отстала! Никакой это не грех! Обычное дело! Я уже пятерых выковыряла и хоть бы что!" Ну, тут я и сорвалась. Высказала ей... говорю, сука ты! Убийца! Пять человек угробила! Бог тебя накажет! А она мне "Фанатичка религиозная" и трубку бросила. — Катерина опять начала всхлипывать. — А ведь мы с ней с детского сада вместе...

Мы еще с полчасика сидели в Катином закуточке, успокаивая ее. Катя сходила, умылась и, уже окончательно оклемавшись, решительно потребовала:

— Все. Концерт окончен. Я буду приводить себя в порядок. Информацию получили — идите, думайте.

И мы пошли. По пути я сменил тему:

— Валь, ты утром ездил на место тер акта?

— Естественно. Я там был еще ночью, вчера вечером мы разбежались, а как в новостях сказали про взрыв, я сразу и махнул туда. Столовую разворотило так... — он показал руками, выходило, что от столовой остались одни воспоминания, — и общага одиннадцатиэтажная стоит, слегка накренившись, как пизаньская башня.

— А правда, что погибших более двух сотен?

— Возможно. Я ж писал в сводке — в этой столовой ужинали участники молодежного еврейского конгресса, а по данным оргкомитета, участников — около трех сотен. Столовка была битком набита, конгрессмены и студенты. Когда вы, Сергей Алексеич, пошли трапезничать и меня сманили, я как раз расшифровывал материалы пресс-конференции.

— Ясно. Ну, иди, доделывай статью, завтра пойдет с анонсом на первой полосе.

Я вернулся в аквариум. На экране полыхала надпись "вам письмо!". И не одно письмо пришло, на меня свалилась информация из двадцати пяти регионов, по моему запросу.

В двенадцати из них были фармацевтические заводы, из которых семь занимались в основном фасовкой различных противозачаточных средств. И во всех семи с руководителями верхнего звена происходили несчастья. Автокатастрофы, нападение на улице, пожар, взрыв в офисе. Создавалось впечатление, что кто-то активно воюет с производителями контрацептивов. Следствия велись по всем делам, но безрезультатно. Я выписал на отдельную страницу города, предприятия и фамилии пострадавших руководителей, в общей сложности получилось десять случаев, а с Хансеном и вчерашним питерским убитым — двенадцать. Я выполнил просьбу Белова, через четверть часа справка за моей подписью улетела по сети в РУБОП на его имя. Покончив с формальностями, я опять взялся за начатую мной схему и рядом с абортами написал (4 женщины из 5 считают, что предохраняться не нужно и лучше делать аборт), а рядом с "контрацептивами" добавил (из 10 мужчин не предохраняется никто; семь не знают — предохраняется ли жена?)

Я помню, мне мама давно уже говорила, что аборт — травматичная для женщин операция, что после него может развиться бесплодие, что травма не только физическая, но и психическая. Странно, по откликам подружек Катерины Диас этого не скажешь. И статистика убеждает, что наши женщины предпочитают предохранению — аборт. Я поднял трубку и набрал Катин телефон.

— Ну, ты как?

— Нормально. Что вам еще?

— Кать, растолкуй мне, как может быть, что по статистике число абортов растет, а продажа противо... — она не дала мне договорить.

— Сергей, я тебя очень прошу, прекрати. Мне эта тема противна уже. Тебе доставляет удовольствие выяснять про аборты? Я за тебя рада. Меня уже тошнит от этого.

— Прости, Катенька, я только и хотел спросить, может ли быть, чтобы женщины предпочитали предохранению — аборт?

— Нет! Это абсурд! — со злости она грохнула трубкой по столу, мимо аппарата.

— Спасибо, Катя! Еще раз извини. Это я и хотел от тебя услышать. — Я отключился. Итак, налицо абсолютно абсурдная ситуация, объяснения которой я найти не могу. И сразу закралась мыслишка: а может и не надо искать никакие объяснения? Все-таки и использование противозачаточных и аборт и все что связано с личной жизнью человека, а "женщина — она тоже человек!" — очень интимно. Неслучайно же я постоянно чувствовал какое-то стеснение... мне трудно заговаривать с людьми на эту тему, даже с моими сотрудниками, мне все время мешает размышлять какое-то подсознательное отталкивание... и все заметнее становится то усилие, с которым я заставляю себя вникать. В конце концов, Фирсова права, аборт — это личное дело женщин. Им делать — им и решать. Стоп, стоп... а я? А мы? Мы — мужчины? Мы что ж в деле сотворения человека, зарождения жизни уже никто? Некоторый фактор, без которого зачатия не произойдет, а в остальном — ничего не значащий? Или все-таки, надо бы и нашего мнения спросить? И я явственно услышал: "А что это вы вообще можете решать? Не вам рожать — не вам и решать!". Нет, тут что-то неправильное. Я никак не мог оформить словами — что... но все это было неправильно, не по-людски как-то. Я представил себя и Марину, мы — семья, мы ждем, не дождемся, когда ж, наконец, появится третий член семьи... и мы — вместе. А кто-то изо всех сил старается избавиться от "нежелательной" беременности, по самым разным причинам. Но чаще всего, как мне кажется, потому что семьи как таковой — нет, а есть лишь ее отдельные члены, сожительствующие на одной площади, и в чьи планы не входит создание еще одного проживающего, еще одной заботы...